Произведение Б. К. Зайцева “Преподобный Сергий Радонежский” было написано в 1925 году в эмиграции. Это жизнеописание самого почитаемого на Руси святого старца. По признанию автора, такая тема — “никак не явилась бы автору и не завладела бы им в дореволюционные годы”. Читая жизнеописание знаменитого русского святого XIV века, я отметил, что именно во времена потрясений могут появляться такие произведения, дышащие страданием и надеждой, печалью и любовью — всеми высокими чувствами, которые могут возникнуть в душе человека, болеющего за свое Отечество.
Я понял, что автору этого произведения эти чувства близки и понятны. Мне пришлось по душе также и то, что автор изобразил Сергия именно как русского национального святого, со всеми присущими русскому человеку душевными каче- ствами, из которых автор выделил ярче всех “скромность подвижничества”. Черта очень русская. Не зря в жизнеописании своими человеческими приметами и самой сутью подвига Сергию противопоставляется другой, католический святой — Франциск Ассизский. Преподобный Сергий не отмечен особым талантом, даром красноречия. Он “бедней” способностями, чем старший брат Стефан. Но зато он излучает свет — незаметно и постоянно.
Б. К. Зайцев в своем произведении поставил перед собой задачу, как я полагаю, раскрыть образ Сергия в постепенном, ясном, непрерывном и даже не в драматическом восхождении к святости. Святость растет в нем органично.
Сергий последовательно тверд и непреклонен в своей кротости, смирении, скромности. Когда монастырская братия вдруг начала роптать, игумен не впал в пастырский гнев, не стал обличать своих “детей” за греховность. Он, уже старый человек, взял посох свой и ушел в дикие места, где основал скит Киржач. И другу своему, митрополиту московскому Алексию, не позволил наложить на себя золотой крест митрополичий: “От юности я не был златоносцем, а в старости тем более желаю пребывать в нищете”.
Таким мировоззрением св. Сергий на Руси завоевывает великий нравственный авторитет, который, как показала история, только и позволяет ему совершить главный подвиг жизни — благословить Дмитрия Московского на битву с поработителями Отечества.
В произведении Зайцева св. Сергий — неотъемлемая часть России. Я был в Радонеже на открытии памятника св. Сергию. Там, на фоне русской природы, острее почувствовал эту великую связь св. Сергия с нашей Родиной, столь же кроткой, светлой в своей печали и притихшей как бы в ожидании чуда.
Но, к сожалению, светлые чудеса на Руси случаются гораздо реже, чем великие потрясения. Во времена ордынского ига Русь испытывала двойной удар: “разоряли и чужие, и свои”. Все эти несчастья испытала на себе семья отрока Варфоломея. Отец будущего святого, Кирилл, получил в Радонеже поместье, но сам уже, по старости, не мог вести хозяйство. Его заменил сын Стефан. На Варфоломея надежды не было, потому что отрок все больше стремился к уединению, к молитве, к Богу. Тяжелая жизнь еще сильнее укрепляла его в мысли покинуть родной дом и стать иноком.
Автор показывает Варфоломея еще до конца не представляющим, от чего и ради чего он решает отказаться в жизни. Перед читателем предстает скромный, погруженный в общение с Богом отрок. Отец, как мог, сдерживал сына от этого шага: “Мы стали стары, немощны; послужить нам некому; у братьев твоих немало заботы о своих семьях. Мы радуемся, что ты стараешься угодить Господу. Но твоя благая часть не отнимется, только послужи нам немного, пока Бог возьмет нас отсюда; вот, проводи нас в могилу, и тогда никто не возбранит тебе”.
Варфоломей пожалел родителей и остался. Пожертвовал своим влечением к зовущей к себе новой жизни ради родных людей. В связи с этим вновь вспомню о противопоставлении св. Сергия св. Франциску. Автор уверен, что “Св. Франциск ушел, конечно бы отряхнул прах от всего житейского, в светлом экстазе ринулся бы в слезы и молитвы подвига. Варфоломей сдержался. Выжидал”.
Здесь, по-моему, разрешился более вопрос нравственный, чем религиозный. Разрешился таким образом, что для русской души нравственное и религиозное неразрывно. Во всяком случае, русская душа всегда в подобных случаях мучается и мечется перед выбором, Сейчас трудно сказать, как поступил бы Варфоломей, если бы эти сдерживающие его житейские обстоятельства затянулись. Автор жизнеописания считает, что, “наверное, не остался бы. Но, несомненно, как-нибудь с достоинством устроил бы родителей и удалился бы без бунта. Его тип иной. А отвечая типу, складывалась и судьба...”.
После ухода в дикие места вместе с братом Стефаном им пришлось нелегко. В ските надо было много трудиться. Брат оказался много слабее Варфоломея, и большая часть трудов легла на плечи будущего святого.
Вскоре, после пострижения его в иноки и ухода от него игумена Митрофана, св. Сергий остался совсем один среди дикой природы.
Автор особо подчеркивает расположенность св. Сергия к аскетизму: “Аскетический подвиг — выглаживание, выпрямление души к единой вертикали. В таком облике она легчайше и любовнейше соединяется с Первоначалом, ток божественного беспрепятственней бежит по ней...”
Наивно полагать, мне кажется, что св. Сергию в особенно трудные, первые месяцы одиночества помог тысячелетний опыт монашества. Опыт одиночества передать невозможно. К этому человек приходит сам, перешагнув через себя, и учась у самого себя, и поддерживая сам себя.
Как всякий отшельник, св. Сергий прошел сквозь тоску, отчаяние, упадок чувств, утомление, обольщение более легкой жизнью святой Сергий вышел победителем из этой борьбы, подчинив дух свой линии Бога.
Интересно в изображении образа св. Сергия раскрытие широты его взглядов. Известно, что он, будучи православным, насаждал среди своих подопечных в некотором смысле западную культуру: труд, порядок, дисциплину. Он не был проповедником, ни он, ни ученики его не занимались миссионерской деятельностью. И это только еще более повысило его авторитет в народе.
Не буду описывать подвиг преподобного Сергия, его роль в победе русских войск на Куликовом поле. Это всем известно. И сам автор жизнеописания заострил свое внимание на моментах восхождения преп. Сергия к подвигу его жизни. Ни он, ни Дмитрий Донской не дожили до окончательного освобождения Руси от поработителей, но они заложили прочный духовный фундамент, на котором Россия твердо стоит до сих пор.
Б. К. Зайцеву удалось создать образ народного героя, который во времена крови и насилия поддерживал дух соотечественников.
Автор заканчивает жизнеописание, накладывая последний важнейший штрих на облик преп. Сергия. Он говорит о том, что, “не оставив по себе писаний, Сергий будто бы ничему не учит. Но он учит именно всем обликом своим: одним он утешение и освежение, другим — немой укор. Безмолвно Сергий учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере”.
В этом, я считаю, самая главная ценность образа великого старца, изображенного рукой талантливого русского художника слова Б. К. Зайцева.