“Кто был в Москве, тот знает Россию”, — сказал Карамзин. Еще в давние времена русский народ говорил о Москве, что это не город, а целый мир. Чем стремительнее становится бег нашего времени, тем сложнее представить себе, какой была Москва два столетия назад, какие нравственные устои одухотворяли ее облик. Литература оставила этот след, воспев столицу в своих произведениях. Москва Грибоедова и Пушкина, Толстого и Чехова, Репина и Сурикова, Шаляпина и Чайковского — я думаю, что этот список можно продолжить целым рядом выдающихся имен.
Александр Грибоедов родился в Москве в семье офицера, учился в Московском университете, превосходно знал языки, окончил словесный, а затем юридический факультет, увлекался театром. Словом, это был не только выдающийся дипломат, литератор, гениальный драматург и композитор, это был один из самых образованнейших людей своего времени. Александр оканчивал университет, когда началась война 1812 года. Война вызвала у юноши большой подъем патриотизма, воодушевила всю дальнейшую жизнь и деятельность. “Мне не случалось в жизни видеть человека, который бы так пламенно, так страстно любил отечество, как Грибоедов любил Россию”, — писал в дневнике один его знакомый.
В “Горе от ума” отражена эпоха после 1812 года, дается яркое представление о русской общественной жизни 20-х годов XIX века. На первом плане широко и детально показана Москва “высшего общества”. Она возникает из разговоров и реплик персонажей комедии. “И награжденья брать, и весело пожить” — вот идеал барской Москвы, это философия жизни фамусовского круга. Убежденные крепостники, невежественные люди, положение которых обязывало быть выше по уровню, они боятся просвещения и новых взглядов, потому что понимают, что новая сила сметет их как ненужный хлам. А в России назревали перемены, и в Москву тоже проник дух свободомыслия. Старуха Хлестова с негодованием говорит: “И впрямь с ума сойдешь от этих от одних от пансионов, школ, лицеев, как бишь их, да от ланкартачных взаимных обучений”. Пансионы и лицеи — это, конечно, пансион при Московском университете, где учился Грибоедов. Учебные заведения в глазах московского барского общества пользовались дурной славой: именно там был “рассадник” независимости, которую Хлестова заметила в Чацком.
По-разному относятся герои комедии к Москве, каждый воспринимает ее в меру своего кругозора. Когда Фамусов говорит о том, что едва ли сыщется другая Москва, то Скалозуб глубокомысленно добавляет: “По моему сужденью, пожар способствовал ей много к украшенью”. Это слова не только дремучего глупца, но и человека, у которого нет ничего святого, никаких патриотических чувств. Он о Москве говорит как о “дистанции огромного размера”.
Чацкий, вернувшись из Европы в Москву, видит, что та не изменилась, он говорит Софье: “Что нового покажет мне Москва? Вчера был бал, а завтра будет два. Тот сватался — успел, а тот дал промах. Все тот же толк, и те ж стихи в альбомах”. Это не ненависть к столице, а грусть о застывшем образе жизни: время идет, но ничего не меняется.
Любя Москву, Грибоедов сумел донести до нас облик ее с такой силой, что сейчас, спустя столько лет, думаешь, что это было вчера. Перемены огромные, но суть осталась почти без изменений.
У Толстого первопрестольная столица изображена несколько по-другому. Петербург, с его блеском и аристократическими салонами, — это центр культурной жизни, Москва же дана на втором плане. Пьера высылают в Москву за кутежи и “шалости с медведем”, и он попадает в более спокойную обстановку.
Столица живет размеренной жизнью хлебосольных дворян. Если у Грибоедова московские дворяне представлены в несколько окарикатуренном виде, то Толстой описывает их с любовью. Прежде всего это, конечно, семья Ростовых. Добрая, любовная атмосфера — основная черта этой семьи. Причем любовь эта направлена как внутрь — на членов семьи, так и на всех окружающих людей. Старая графиня помогает своей обедневшей подруге, Анне Михайловне Друбецкой, купить обмундирование для сына. Наташа добивается того, чтобы родители отдали подводы раненым, хотя на этих подводах могли бы вывезти ее приданое.
Грибоедов, рисуя Москву, противопоставляет два мира: мир новых, прогрессивных идей, представителем которого является Чацкий, и косный, консервативный мир фамусовского общества. У Толстого Москва, наверное, тоже консервативна, но автор не видит в этом большого греха, напротив, в чем-то, по-моему, ему это мило, поскольку поддержание традиций — это наша органическая связь с предками. Добрейший граф Ростов спускает свое состояние на приемах и обедах, как когда-то отец Евгения Онегина “давал три бала ежегодно и промотался наконец”. Пусть это нерасчетливо — держать дом открытым для всех, но это говорит о широте души. Живущая “умом сердца” Москва противопоставляется другой столице — Петербургу, живущему “умом ума”, то есть менее искреннему, более холодному.