Анна Ахматова писала: “Вы делаете ошибку, противопоставляя Толстого Достоевскому.
Неверно. Они как самые высокие башни одного и того же величественного здания, вершины. В них лучшее, что есть в русском духе”. Тем не менее их оба главных героя: Родион Раскольников, главный герой “Преступления и наказания”, и князь Андрей, один из главных героев “Войны и мира”, — не столько похожи, сколько различаются между
собой. Различия эти просматриваются, начиная с социального положения, с их окружения и заканчивая жизненным путем и их духовными исканиями.
Раскольников, бедный студент, ведет полунищенское существование. Его семья также очень бедна и не в состоянии помогать ему. Его образование не закончено, но не только из-за нехватки средств. Он мог бы найти деньги, подрабатывая уроками, как это делает его товарищ Разумихин. Что же заставляет его сидеть в своей комнате, “похожей на гроб”,
целыми днями? Что мешает ему жить как все, изыскивать средства, решать свои проблемы, устраивать свою жизнь? Заметим, что уже в самом начале романа, в портрете, дан намек на ответ на этот вопрос. Одежда Раскольникова, похожая на рубище, и Шляпа,
которая выглядит как символ тернового венца, позволяют увидеть эту отрешенность и
провести аналогию с Христом. Причина этой отрешенности кроется в нем самом. Он
отрешен от окружающего мира добровольно. Проблема, мучающая его, отделяет его от
остального мира, от остальных людей. В такой же духовной изоляции находится и князь
Андрей. Почему? В отличие от Раскольникова, он прекрасно образован, наследник родового имения, сын екатерининского генерала, то есть (в начале романа) — молодой человек, подающий большие надежды. Он вращается в высшем обществе и не должен заботиться, казалось бы, ни о чем. На первый взгляд Раскольников и Болконский — совершенно разные люди, но тем не менее князь Андрей тоже “чужой” в светских гостиных. Из этой жизни он бежит в армию и говорит Пьеру: “Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь — не по мне!”
Итак, мы видим, что Раскольников и Болконский, настолько разные по своему социальному положению, одинаковы в своем духовном состоянии, — они одиноки. Но, анализируя их психологическое состояние, мы приходим к выводу, что если Раскольников испытывает апогей своих мучений, которые длятся всего несколько дней (как и все время действия романа), бредит своей идеей и буквально, во время болезни, и в переносном смысле, то князь Андрей находится лишь в начале своих исканий, даже еще не задумываясь над ними, а лишь бессознательно ощущая потребность перемены. Эта потребность заставляет его покинуть салоны и отправиться в действующую армию, чтобы уже там пройти некоторые этапы сложных душевных исканий. В кампании 1805—1807 годов князь Андрей переживает еще один важный момент — это наполеонизм и отношение к славе, способы ее достижения. До Аустерлица князь Андрей мыслит себя чем-то вроде Мессии — он спасет людей, он совершит подвиг. Эта идея
подкрепляется его верой в избранность Наполеона. Культ Наполеона в то время был
очень популярен в Европе, обыкновенный капрал превращается в императора — это
потрясло людские умы. Культ основан в большей степени на честолюбии, и это,
безусловно, присутствует и у князя Андрея.
Но им движет не только честолюбие. Здесь просматриваются зачатки его главной идеи —
всеобщего единения и любви. Он таки становится “нашим князем”, но уже
разочаровавшись в “маленьком капрале” и развенчав культ Наполеона. Подвиг Тушина
открывает ему глаза — слава не всегда выбирает достойных ее. Развенчание
Наполеона происходит в Аустерлицком сражении, когда тяжело раненный князь
Андрей сравнивает все происходящее со спокойствием вечного неба. И именно в этот
момент, когда жизнь могла бы покинуть его, он на мгновение соединяется с небом, с
природой, но этого мгновения ему достаточно для того, чтобы понять всю низменность происходящего. Наполеон, который в это время проезжает мимо лежащего князя Андрея, кажется ему ничтожным. "В этой сцене Толстой дает нам намек на последующую смерть князя Андрея, где это мгновение слияния и единения с небом, всем миром превратится в вечность.
Раскольников также увлекается наполеонизмом и так же, как и поначалу князь Андрей, видит в Наполеоне некоторое воплощение своих идей и теорий. Но сходство это поверхностно, и в глубине имеются существенные различия. Раскольников строит свою теорию “людей, власть имеющих, и тварей дрожащих”, опираясь на расчетливого Наполеона, такого же теоретика людских судеб. Герой Достоевского уподобляется ему, и
Раскольникову кажется, что его будущее преступление — это и есть проверка этой
теории. Пока он строит теорию, сама живая жизнь дает ему материалы и мотивы этого
преступления. Сцена из жизни нищего и развратного Петербурга, второго Вавилона,
где “семилетний развратен и вор”, дают ему повод усомниться в моральности человека, и
он решается на преступление ради выяснения наличия морали в природе человека. Но пока это бессознательно и незаметно зреет в нем, он упоен своим вопросом, кто же он — “тварь дрожащая” или “право имеет”.
Но освободиться от наполеонизма и осознать проблему, которая его истинно мучила,
Раскольников (в отличие от князя Андрея) смог не вдруг, только через годы каторги.
Лишь там он понимает, что любой человек, совершив убийство, убивает в себе Бога. “Я
не старуху убил, я себя убил. Так-таки и ухлопал себя навеки”, — говорит Раскольников. Понимание этого и есть результат морального воскресения Раскольникова. Итак, рассмотрев различие в вопросе наполеонизма и обнаружив, что князь Андрей отказывается от наполеонизма уже в самом начале, мы видим, что это их увлечение не
заключает главных проблем ни князя Андрея, ни Раскольникова. Оно явственно указывает
на то, что роль Мессии ими в конце концов будет исполнена — но в другом, более
глобальном масштабе. На поверхности лежит (да и сам Раскольников мыслит именно таким образом), что его мессианство состоит в том, чтобы освободить людей от лживых
предрассудков и указать им путь “возвышения”. Люди аморальны по своей природе, считает Раскольников, и лишь земное наказание, тюрьма, суд удерживают их от преступления через “формалистские” христианские заповеди. Все люди лгут, изображая
добродетель, и Раскольников якобы предлагает им путь освобождения от этой лжи.
Заблуждается и князь Андрей, который вначале видит свое мессианство в том, что,
занимая высокий пост (будь то должность в армии или гражданская), он поможет людям
изменить мир. Для этого он, разочаровавшись в военной карьере, целиком отдает себя
реформам Сперанского. Но и здесь его постигает разочарование — он осознает, что
реформы и живая жизнь несовместимы. Представляя себя на месте старосты Дрона (а
князь Андрей прекрасно умел это делать — то есть представить себя на месте любого
человека, понять его с полувзгляда; это качество, которым наделяет его Толстой,
есть еще одно указание на его избранность), ощущая себя Дроном, он понимает, что эти
реформы для крестьян бессмысленны и живую жизнь нельзя уложить в реформы. Мы видим, что его мессианство не в службе людям, он открывает нечто новое. Наконец и
Раскольников, и князь Андрей приходят к настоящим проблемам. Именно здесь их опыт
становится ценен для всего человечества, но он достигается лишь в итоге испытания смертью. И Толстой, и Достоевский ставят своих героев в такое положение, когда иной
выход, решение невозможно. Совершив убийство старухи и Лизаветы, Раскольников
понимает, что не теорию он свою проверял, а проверял самое главное, то, к чему осознанно и мастерски вел его Достоевский на протяжении всего романа, — наличие у
человека внутреннего нравственного закона и судьи — совести, то есть присутствие в нем
Бога, “идеала Мадонны”, а не “идеала Содомского”. Итак, мы видим, что проблема
эта не социальная или психологическая, а нравственная и вечная.
Проблемы смысла жизни, проблемы нравственные мучают и князя Андрея. Итогом его исканий является то, что он понимает, что “настоящая жизнь”, единение с Богом предполагает любовь ко всем, ко всему миру. А это есть прощение, то есть он обязан простить Анатоля и любить не одну Наташу и своих родных, а всех. Он стоит перед выбором: жить так или любить одну женщину, своих родных и иметь право на остальные человеческие чувства: ненависть, ревность. Трагедия состоит в том, что он
понимает, что на земле невозможно реализовать его мечты единения со всеми. На
земле он не может простить. Перед отъездом в армию он говорил княжне Марье, что прощать — это “добродетель женщины”. Его идеал жизни он может реализовать лишь путем смерти. Парадокс? По Толстому — нет. Почему? По свидетельству Чехова и К. Леонтьева, которые, помимо того что были писателями, были еще и врачами, князь Андрей не мог не умереть, его раны были слишком серьезны и неизлечимы в то время. Но Толстой нигде не говорит прямо о смерти князя Андрея, так как смерть для Толстого есть только переход в другую жизнь, то есть новое рождение. Эта новая жизнь несет в себе слияние с “целым” и “источником всего”, то есть Богом. Это итог жизни каждого человека, и цель наша — прожить земную жизнь так, чтобы совесть не мучила нас при смерти.
Итак, мы видим, что, несмотря на столь разные задачи обоих героев, они, по сути, решают одни и те же нравственно-бытийные вопросы, а не социальные, психологические и тем более политические. Оба они открывают новые пути человечеству, помогают задуматься над новыми вопросами, и заслуга обоих писателей в том, что они завещали нам видеть и
понимать истинные ценности жизни.