Образы другого в практиках пранков в 2000-е гг.

/

/

Образы другого в практиках пранков в 2000-е гг.

Введение

культура пранк семантический

Академическое исследование, посвящённое такому явлению, как пранк (англ. «prank» - розыгрыш, выходка, шалость; шутка), может вызвать у читателя недоумение. Это вполне объяснимо. Во-первых, недоумение это может быть связано с фактом того, что такая «несерьёзная» вещь, как пранк, является темой академического исследования. Во-вторых, такую эмоцию может вызвать само слово «пранк»: несмотря на то, что пранк-культура в России и русскоговорящих странах существует уже больше десяти лет, термин «пранк» по-прежнему практически не встречается в словарях современного русского языка, в том числе и специализированных.

Таким образом, уже на стадии формулирования заголовка нашего исследования мы уже имеем, как минимум, на два вопроса больше к нашему исследованию, чем их было бы к культурологическому исследованию, в названии которого слово «пранк» не фигурирует. На самом деле этих вопросов можно сформулировать значительно больше и спектр их будет существенно шире, но, как это будет видно по ходу исследования, в большинстве своём они так или иначе упираются в понятие «пранк».

Формулировка проблемы нашего исследования в своём сжатом варианте выглядит так: каким образом в пранках и в практиках, связанных с пранками, конструируется образ Другого? Вопрос, сформулированный таким образом, в сознании читателя неизбежно разделяется на две части: первая из них связана с ключевым для нашего исследования понятием «пранк», вторая - с в той же степени ключевым понятием «Другой». Привлечение этих понятий оказывается сопряжено с рядом трудностей, в каждом случае разных. Например, использование термина «пранк» вызывает затруднения, существующие уже на уровне адекватного его употребления в русском языке.

Поясним, что мы имеем в виду. В то время, как в английском языке словом «prank» обозначается «розыгрыш забавного, игривого или, иногда, злонамеренного характера», значение русского слова «пранк» сужается до формулировки «телефонное хулиганство, телефонный розыгрыш». До недавнего времени в Интернете слово «пранк» употреблялось исключительно в вышеуказанном значении, однако примерно с 2013-го года этим словом начинают обозначать видеоролики, имеющие характер социального эксперимента. Постепенно употребление слова «пранк» в значении «социальный эксперимент» вытесняет употребление слова «пранк» в значении «телефонный розыгрыш».

Однако на этом трудности, связанные с употреблением понятия «пранк», не заканчиваются. Даже если понимать под этим словом только практики, имеющие характер общения по телефону между «пранкером» (т.е. человеком, который совершает «пранк») и жертвой, то на сегодняшний день такие практики разделились на два практически никак не связанных между собой явления. Явление первого рода можно описать как телефонный звонок, «цель которого - вызвать яркую ответную реакцию (в диапазоне от растерянности и смятения до гнева и ярости)». Такие пранки существуют с 1989 г. (в этом году был записан первый задокументированный пранк). Явление же второго рода получает распространение, как и в случае с «пранками» - социальными экспериментами, в начале 2010-х гг. Речь идёт о пранках, носящих скорее характер «журналистской деятельности в пранк-формате» (формулировка пранкера Владимира Кузнецова, пользующегося псевдонимом Vovan222). Отличительными особенностями таких пранков является, во-первых, совершенно иная модель построения диалога между пранкером и жертвой, а, во-вторых, другая прагматика собственно акта пранка.

Понятие «Другой» давно и успешно утвердило свой статус интердисциплинарного понятия (что тоже сопряжено с определёнными трудностями, пусть и другого рода). Концепт «Другого» впервые отчётливо был выражен в конце XVIII-начале XIX вв. в философии Георга Вильгельма Фридриха Гегеля. В XIX, и в большей степени - в XX веке проблема Другого пронизывает собой весь спектр того, что можно назвать «науками о духе»: сюда входит философия, история, культурология, психоанализ, юриспруденция и т.д.

Какие же аспекты этого чрезвычайно обширного понятия будут ключевыми для нашего исследования? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы хотели бы указать на авторов, чей анализ проблемы Другого, пусть и не всегда в эксплицитной форме, будет соотноситься с темой нашего исследования. Для анализа комического аспекта конструирования образов Другого мы хотели бы привлечь книгу Михаила Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса». Объясним, почему мы выбрали именно её. Несмотря на то, что у Бахтина концепт «Другого» не явлен прямо, эта работа содержит весьма важный анализ того, что представляет собой народная смеховая культура. Концепт смеховой культуры будет чрезвычайно полезны для анализа того, какими средствами создаются образы Другого в пранках и того, как они связаны с народной смеховой культурой, образом шута, площадным словом и образами материально-телесного низа. Далее, ключевым для нашей работы будет также концепция «козла отпущения», получившая своё развитие в книгах французского философа Рене Жирара. Эта концепция понадобится нам для анализа механизмов стигматизации того или иного индивида, а также для анализа принципов, которым руководствуются те, кто стигматизирует его. Наконец, переходя собственно к анализу концепта Другого, за основополагающие мы хотели бы взять работы таких авторов, как Мишель Фуко и Джорджо Агамбен. Каждый из них по-своему рассматривает фигуру Другого в культуре, поэтому анализ их концептов, по нашему мнению, позволит взглянуть на проблему Другого в пранках и практиках, связанных с ними, в достаточной степени полно.

Возвращаясь к теме степени изученности темы пранк-культуры в русскоязычном пространстве, хотелось бы отметить, что на сегодняшний день существует всего четыре научных работы, посвящённых этому феномену. Всё это - работы одного автора, Михаила Алексеевского, антрополога и фольклориста. Несмотря на столь ограниченный набор исследований, нельзя не отметить высокую компетентность их автора, а также масштабный объём работы, проведённый им. Единственное, на что можно посетовать - это на то, что рассматриваемый период всех его работы датируется первой половиной-серединой 2000-х гг, поэтому история развития пранк-движения после указанного временного периода остаётся не затронутой.

Основными источниками нашего исследования будут аудиозаписи пранков, записи на форумах, посвящённых пранкам, сетевые энциклопедии и воспоминания участников пранк-движения. Учитывая, что сайтов, посвящённых пранку в России и на территории стран восточной Европы, существует намного больше, чем представляется возможным рассмотреть в рамках одного исследования, в своём выборе источников мы будем руководствоваться такими критериями, как популярность сайта, а также срок его существования в Интернете (особое внимание будет уделено наиболее старым сайтам).

Предметом нашего исследования будет сам процесс формирования фигуры Другого. Объектом же нашего исследования будут примеры аудиоматериалов, обсуждений на форумах и статей о самых популярных «жертвах» пранков.

Ключевыми понятиями нашего исследования будут, как уже указано выше, понятия «пранк» и «Другой». Рабочая гипотеза нашего исследования в своём сжатом виде будет выглядеть так: несмотря на то, что в настоящее время большинством людей пранк считается маргинальным развлечением, в пределах его практик, тем не менее, происходит конструирование образа Другого, который почти всегда оказывается маргиналом. Эта гипотеза также состоит из двух взаимосвязанных тезисов: 1. пранк считается маргинальным развлечением и 2. в практиках пранков происходит конструирование образа Другого, чаще всего связанное с механизмами маргинализации. Доказательство первого тезиса будет (в кратком виде) представлено в разделе I.2 первой главы нашего исследования. Доказательство второго тезиса займёт больший объём: ему будет уделена вся вторая глава.

Методологические подходы, которыми мы будем пользоваться в ходе нашего исследования, включают в себя контент-анализ сайтов русскоязычного Интернета, посвящённых пранку, а также применение концептуальных моделей фигуры Другого, представленных в работах западных и российских философов и культурологов, к реалиям пранков и практик, связанных с ними.

Главной целью нашего исследования будет экспозиция и анализ механизмов и процессов маргинализации фигуры Другого в практиках пранков. Для достижения этой цели мы поставили перед собой четыре задачи:

1. Объяснить, что такое феномен пранка и показать, как пранк-движение развивалось в России и странах Восточной европы.

2. Предложить свою классификацию существующих пранков (это понадобится нам для выполнения четвёртой задачи)

3. Рассмотреть, как представлены концепты Другого в работах некоторых европейских и российских философов, и применить их анализ к феноменам формирования фигуры маргинала в практиках пранков.

4. Выделить несколько основных типов Другого, представленных в пранках.

Для выполнения этих задач нам показалось рациональным разделить работу на две части, в которых будет рассмотрены сначала феномен пранка, а далее - образы Другого, конструируемые в пранках. Соответственно, наша работа будет состоять из двух глав, каждая из которых, в свою очередь, будет разбиваться на разделы и подразделы. Первая глава целиком будет посвящена рассмотрению феномена пранка: в ней будет представлена сравнительная характеристика семантического поля, в котором существует понятие «prank» в англо-саксонской традиции, и того, чем отличается от него понятие «пранк», используемое в России и восточно-европейских странах бывшего СССР. Далее мы рассмотрим то, как меняется семантика употребления русскоязычного слова «пранк» и покажем, что к настоящему времени (2014-2016 гг.) этот термин приобретает неоднозначность, а также проанализируем возможные причины этого. Второй раздел первой главы займёт история пранк-движения в России и восточно-европейских странах бывшего СССР; в этой части работы мы будем опираться на статьи Михаила Алексеевского, который, как мы уже указали, является единственным исследователем пранк-субкультуры в России, а также на свои собственные полевые исследования, в частности, на контент-анализ Интернет-сайтов русскоязычного пранк-комьюнити. Наконец, в третьем разделе первой главы мы проанализируем существующие принципы классификации пранков, а также попробуем предложить свой принцип и выстроенную на его основании классификацию. Вторая глава будет носить более теоретический характер; в ней мы рассмотрим, как в практиках пранков происходит процесс конструирования образов Другого, какие механизмы используются для этого, а также то, в чём выражается общая характеристика этих образов. Глава также будет состоять из трёх разделов. В первом из них мы более чётко обрисуем те аспекты понятия «Другой», которые кажутся нам наиболее важными для анализа того, как конструируются образы Другого в пранках и сопутствующих им практиках. Второй, ключевой, раздел второй главы будет перекликаться с подразделом I.3.2 первой главы: в нём мы выделим и рассмотрим пять наиболее популярных и разработанных образов Другого и проанализируем каждый из них с точки зрения механизма его формирования.

1. Пранк как культурный феномен

1.1 Лингвистический и семантический аспекты понятия «пранк»

«Prank» и «пранк»

Как мы уже отмечали во введении, между английским словом «prank» и омофоничным ему русским словом «пранк» существует некоторое семантическое несовпадение. Обратимся к некоторым словарям современного английского языка, чтобы определить, какие понятия может обозначать английское существительное «prank» (переводы см. в Приложении I):

Oxforddictionaries.com: «A practical joke or mischievous act».

TheFreeDictionary.com:

1. «A mischievous trick or practical joke.

2. a mischievous trick or joke, esp one in which something is done rather than said

3. a trick of an amusing, playful, or sometimes malicious nature».

Urban Dictionary:

1. «A well played trick.

2. n. v. A mean spirited or malicious practical joke. Often pranks are aimed towards authority figures or disliked peers. Embarassing or painful to the prankee, but normally not fatal.

3. A prank used to mean a practical joke, but the definition has slightly changed in the age of the youtube 'prank' video. Nowadays a prank means saying provocative shit to someone, while secretly recording them, and then screaming «it's a prank, bro, it's a prank» when you elicit a violent response.

4. To ring someones mobile phone to let them know you have arrived, or to signal something.

5. Something done to trick someone, and is very amusing to all (apart from the one the prank was played on).

6. something done to another person, often fatal, with the intention of faking said person out. By claiming that an action was a prank, all faults of the «pranker» are erased».

Поскольку существование и функционирование пранк-культуры в ту временную эпоху, которую мы берём для рассмотрения в нашем исследовании, неразрывно связано с Интернет-культурой, для определения значения слова «prank» мы использовали преимущественно сетевые версии словарей. Информация, представленная в них, на наш взгляд, в большей мере соответствует тому, как понимает слово «prank» современный Интернет-пользователь.

Можно заметить, что ряд понятий, обозначаемых словом «prank», выходит за рамки только телефонных розыгрышей. Наиболее распространённые значения этого слова - «розыгрыш» (practical joke), «трюк» или «шутка». Однако словарь UrbanDictionary также отмечает, что «значение слова немного изменилось в эпоху YouTube»: словом «prank» теперь обозначаются (в несколько саркастической манере, что свойственно Интернет-ресурсам) «провокация людей с целью вызывать у них бурную реакцию, а также запись этого на видео [для выкладывания на видеохостинги, в том числе и youtube.com]». К такой особенности английского слова «prank» мы вернёмся в следующем разделе нашей главы. Пока же нам хотелось бы обратиться к тому, какое определение дают слову «пранк» русскоязычные словари:

Словарь молодежного слэнга: «телефонный розыгрыш, анонимный телефонный звонок, цель звонящего в котором - разыграть собеседника на другом конце провода, привести его замешательство, в ярость, или просто провоцировать его на смех (обычно в конце разговора)».

Универсальный дополнительный практический толковый словарь И. Мостицкого: «телефонное хулиганство, телефонный розыгрыш».

Электронный словарь познавательных статей: «Пранк - телефонный розыгрыш, хулиганство, проводимое в форме подшучивания, скрытой издевки, провокации, иронии. Российский пранк в отличие от западного делает акцент на жертве пранка - человеке с завышенной самооценкой или отсутствием юмора. Целью российского пранка является доведение человека до «белого каления», потери полного контроля над своими эмоциями. Только доведя жертву «до точки», пранкер признает, что вся ситуация - просто розыгрыш. Западный пранк уделяет большее внимание пранкеру (человеку, организующему пранк), а цель розыгрыша - это введение жертвы в замешательство и непонимание».

Сразу бросается в глаза тот факт, что словарная дефиниция слова «пранк» всегда отсылает нас к практикам телефонных розыгрышей, а не розыгрышей вообще или «провокаций, снятых на видео». Таким образом, мы можем убедиться в том, что совокупность дефиниций, обозначаемых английским словом «prank», шире ряда практик, которые можно объединить аналогичным, казалось бы, словом «пранк».

Так существует ли термин, который в английском языке обозначал бы то, что обозначает слово «пранк» в русском? Да, такой термин есть, и называется он «prank call». Вот как определяет «prank call» сайт «Macmillan Dictionary»: «a telephone call in which the caller lies to or tricks the person they called». Определение, которое даёт сайт «Urban Dictionary», схоже с ним: «A telephone call to a stranger… business, or even a friend. The point is to cause confusion and anger, or just to let out some pent up energy or boredom. Usually people will get angry and hang up when you start annoying them, if you keep calling them back to back, that will get some laughs:D a common response is «Who is this?!?» and «You've got the wroung number!» many accounts on YouTube have celebrity soundboard prank call to random people».

Сопоставив словарные определения трёх вышеперечисленных понятий, мы можем сделать несколько выводов. Во-первых, семантическое поле английского слова «prank» значительно шире аналогичного русского «пранк», и целиком включает его в себя. Во-вторых, аналогом для термина, которым в русском языке обозначают телефонные розыгрыши и который звучит как «пранк», в английском языке служит словосочетание «prank call». В-третьих, одним из значений слова «prank» в английском языке, которое распространяется в эпоху конца 2000-х-начала 2010-х годов, стало «провокация людей с целью вызывать у них бурную реакцию, а также запись этого на видео». Более того, несмотря на то, что в русскоязычных словарях отсутствует аналогичная дефиниция слова «пранк», мы хотели бы отметить, что ближе к настоящему времени (начиная примерно с 2014 года) в русскоязычной Интернет-среде этот термин начинает фигурировать и для обозначения практик, во многом подпадающих под вышеуказанное определение, но, тем не менее, имеющих свою специфику. Анализу этого наблюдения будет посвящён следующий раздел главы.

Пранк как неустойчивый термин

Прежде всего нам хотелось бы объяснить принцип употребления понятия «видео-пранк» в нашем исследовании. В то время как в русскоязычном Интернете практики подобного рода обозначаются так же, как и телефонные розыгрыши, то есть совокупным термином «пранк», для нашего исследования очень важно провести чёткое разграничение между двумя этими типами практик. Конкретно в этой части исследования для обозначения видео-пранков мы будем следовать такому принципу: в цитатах из источников термин «пранк» не будет подвергаться замене (это сделано для того, чтобы не нарушать стилистическую целостность), однако в основной части исследования мы будем употреблять термин «видео-пранк».

При анализе специфики того, как понимаются пранки в России и странах бывшего СССР, необходимо отметить одну очень часто бросающуюся в глаза особенность. Начиная приблизительно с 2014-го года практически во всех статьях в Интернет-СМИ, в которых употребляется слово «пранк» (в значении «видео-пранк»), наряду с ним также используют термин «социальный эксперимент». Благодаря тому, что этот термин имеет ярко выраженную принадлежность к научно-популярному, или даже строго научному, стилю, понятие «пранк» в глазах читателя сразу приобретает совсем другую окраску. «Социальный эксперимент» в сознании современного читателя - это нечто морально корректное, более того, это научный метод, позволяющий узнать какую-либо истину о современном обществе. В сознании читателя такой термин «выигрывает» по сравнению с привычным словом «пранк». Поясним, как это выглядит на примерах.

Одна из первых статей в русскоязычных онлайн-СМИ, посвящённая видео-пранку, появилась в сентябре 2014 года. В самом её названии «Пранк на благо. Двое петербургских студентов ставят социальные эксперименты» жанр видео-пранка уже сразу связывается с понятием «социальным эксперимент». При этом в самом начале статьи, в той части, которая предшествует основному содержанию, даётся определение пранка: «Пранк - это розыгрыш, провокация людей, цель которой - вызвать у человека бурную реакцию». Автор, скорее всего, предполагает, что обычный читатель не знаком с тем, что такое пранк, или же что его (читателя) представление о пранке отличается до такой степени от того, как он преподносится в статье, что читатель в принципе не сможет соотнести эти два явления (пранк и социальный эксперимент), если на этом сразу не акцентировать внимание. Нам кажется нецелесообразным цитировать всю статью целиком, поэтому мы выделим наиболее яркие примеры того, как слово «пранк» приобретает положительную «заряженность» благодаря чертам «социального эксперимента» (далее курсив всегда наш, если не указано обратное):

«Полгода назад два студента Политеха, Николай и Гурам, начали снимать и выкладывать в интернет видео, на котором молодые люди изображали драку с девушкой, кражу кошелька, ограбление ребенка и много других постановок. Пранкеры наблюдали за реакцией прохожих - кто проходит мимо, а кто останавливается и пытается помочь».

«Николай и Гурам сняли несколько социальных роликов, которые набрали сотни тысяч просмотров. Пранкеры изображали драку с девушкой, ограбление ребенка, кражу кошелька и даже похищение человека. Первый социальный эксперимент, уличную драку, Николай и Гурам репетировали целый день: наносили удары, чтобы избежать травм».

«Конечно, если ты идешь ночью и видишь, как в подворотне кого-то бьют, не надо встревать в драку, - считает Николай. - Есть много других способов помочь - вызвать полицию, собрать толпу. Основная цель нашего проекта - показать людям, что лучше сделать хоть что-то, чем вообще ничего. Многие подписчики говорили нам, что через несколько дней после просмотра наших видео оказывались в таких же ситуациях и не проходили мимо. Это самое главное».

Ещё одна статья, в которой видео-пранк приравнивается к социальному эксперименту - интервью с теми же самыми пранкерами. В её названии «Пранкеры Rakamakafo - о жёстких социальных экспериментах: The Village поговорил с петербургскими пранкерами из проекта Rakamakafo о том, почему горожане не готовы помогать незнакомцам в беде» мы встречаем тот же самый риторический приём: «пранк» уже в заголовке приравнивается к социальному эксперименту. Этот термин встречается в статье четыре раза, и идеологическая её направленность схожа с направленностью предыдущей статьи. Особенно это заметно в тех местах, где пранкеров спрашивают о причинах того или иного итога видео-пранка, используя при этом обороты вроде «поколенческая разница» или (используя прямую речь участницы одного из роликов): «Я, наверное, была воспитана в другое время». Приведём один из таких примеров:

- Чем вы объясняете такую поколенческую разницу?

Николай: Нельзя сказать, что пожилые - эталон неравнодушия. Просто у многих больше жизненный опыт, кто-то сам оказывался в похожих ситуациях. Молодёжь же многие ситуации просто не может себе представить вживую. Воспитание разное.

Гурам: Сейчас растёт интернет-поколение. Может быть, отчасти это влияет на статистику равнодушия».

Поскольку до этого момента мы говорили только о тех видео-пранках, действие которых происходит на территории Российской Федерации, вполне может показаться, что опыт российского видео-пранка не комплементарен аналогичному опыту стран Восточной Европы. Однако это не так: и в Украине, и в Белоруссии видео-пранк, начиная примерно с того же времени, тесно соотносится с социальным экспериментом, а зачастую - просто прямо приравнивается к нему. В доказательство этого тезиса приведём заголовки и описания некоторых роликов на видеохостинге YouTube, действие которых происходит в Украине или в Белоруссии:

«Отзывчивость граждан Украины. Социальный эксперимент / Help me prank in Ukrane».

«Потерянный кошелек в Украине. Соц. эксперимент / Dropping the wallet prank in Ukrane».

«[Пранк] Как Поцеловать Девушку в Беларуси / Kissing Prank.: Пранк, социальный эксперимент - пытаюсь поцеловать девушек разными способами: напрямую или через фокус.».

«[Пранк] Беру за руку прохожих в Беларуси / Holding People's Hand in Belarus: Социальный эксперимент, пранк - реакция людей на то, что я беру их за руку.».

Таким образом, мы можем убедиться, что и в странах Восточной Европы «пранк» - это явление, которое в настоящий момент оказалось практически неразрывно связанным с прагматикой социального эксперимента. Однако, поскольку основным объектом нашего исследования являются всё-таки «классические» пранки, то есть практики, соотносящиеся с телефонными звонками, мы считаем, что дальнейший анализ видео-пранков будет нецелесообразным для нашей статьи. Как мы покажем в дальнейшем, отношение общества к «классическим» пранкам едва ли не диаметрально противоположно его отношения к видео-пранкам, поэтому разговор о способах конструирования образа Другого в «классическом» пранке будет иметь весьма малое отношение к этому же разговору о видео-пранках. Напоследок хотим лишь заметить, что образ, который создаётся у пранка и у видео-пранка в современных русскоговорящих СМИ, отличается не только прагматикой, но и генезисом: в то время, как происхождение и популярность субкультуры телефонного пранка (как мы покажем в дальнейшем) практически никак не связывается с западными (в первую очередь - американскими) традициями, русскоязычные видео-пранкеры прямо говорят о том, что они вдохновлялись «западным опытом»:

«- Вы не имеете никакого отношения к социологии. Каким образом вышло так, что вы стали заниматься социальными экспериментами?

Гурам: Однажды мы наткнулись на канал одного известного американского пранкера и сильно вдохновились, решили сделать что-то подобное. Но за рубежом популярны пранки и розыгрыши, а мы придумали формат социального эксперимента».

1.2 История пранк-культуры

Переходя к теме «классического» пранка, мы хотели бы прежде всего отметить, что историю пранк-культуры в России и странах бывшего СССР практически невозможно представить в виде целостного и всеобъемлющего нарратива. (Методологическое замечание: говоря о пранк-культуре в России и странах Восточной Европы в дальнейшем мы будем использовать просто термин «пранк-культура». Для обозначения пранк-культуры других стран нами будет использоваться словосочетание «западная пранк-культура» или «американская пранк-культура»). До определённого момента речь тут, скорее, пойдёт о ряде дискретных, как во времени, так и в пространстве, событий, которые в совокупности привели к появлению субкультуры, посвящённой пранку. В этой части исследования мы во многом будем опираться на предшествующий опыт М.Д. Алексеевского, пожалуй, единственного на данный момент специалиста, посвятившего изучению культуры пранка несколько статей, а также на собственные полевые исследования.

Одними из первых таких «дискретных событий», наметивших зарождение пранк-культуры, стало появление в Интернете двух циклов аудиозаписей, получивших своё название по прозвищам записанных жертв: «Бабка АТС» и «Дед ИВЦ». Как пишет Алексеевский,

«Это звуковые файлы телефонных розыгрышей, которые попали в Интернет ещё до того момента, как появились первые любительские пранк-сайты. Они получили огромную популярность в молодёжной среде и побудили многих подростков заняться чем-то подобным».

И по сей день для пранк-культуры эти записи представляют собой своеобразный «эталон» как в плане личности «жертвы» пранкера, так и в модели построения диалога. Учитывая, что пранки с ними во многом поспособствовали формированию пранк-культуры, для экспозиции истории пранк-культуры нам кажется наиболее удачным решением уделить пранкам с ними большую часть этого раздела.

В 2003 г. был создан специальный сайт, посвящённый Деду - http://www.buhalo.info (был закрыт после смерти Александра Александровича Богомолова («Деда») в 2015 году). Этот сайт «имеет подзаголовк «Официальный сайт лучшего пранка сети - Деда». На пранкерских форумах его называют «первой и самой великой жертвой», а также «легендой», пранкер Lexus включает его в число пяти самых популярных жертв <…>

Что представляет собой запись «Дед ИВЦ»? Это звуковой файл под названием Ded.mp3 общей продолжительностью 18 минут 26 секунд (объём файла - около 2 Mb). В нём записана серия телефонных разговоров молодых шутников с немолодым мужчиной, который, очень эмоционально матерясь, угрожает им жестокой расправой за хулиганство. Очевидно, что шутники ещё до записи звонили ему много раз, поэтому он особенно рассержен. Своё прозвище - Дед ИВЦ - он получил из-за того, что в одном из разговоров, подняв трубку, говорит: «Информационно-вычислительный центр слушает вас». Другое его прозвище - Сан Саныч.

Долгое время год, место и авторство записи были неизвестны, однако в Сети ходили слухи, что она была сделана ещё во времена Советского Союза. На мысли об этом наводило упоминание Дедом некоторых позднесоветских реалий, таких как «кооператоры», «фарцовщики», «КГБ» и т.д. Однако многие отказывались верить, что звуковой файл, размещённый в Интернете, может быть записан так давно».

В декабре 2004 г., когда пранк-сообщество уже активно функционировало и развивалось, на нескольких сайтах был помещён довольно большой по объёму текст под названием «Настоящая история Деда», подписанный именем Славик. Это были воспоминания человека, который принимал активное участие в записи Деда ИВЦ. По его словам, происходило это действительно до крушения Советского Союза в 1989 г. История о том, как случайно нашли Деда, как его записывали и как с приключениями узнавали его новый номер, напоминает увлекательный детектив.

Обращают на себя внимание следующие подробности этого рассказа. Во-первых, Слава и его друг Шурик, который также принимал участие в записи Деда, в 1989 г. были студентами 1-го курса, т.е. им было примерно 17 лет. Во-вторых, они стали заниматься телефонными розыгрышами случайно. Шурик хотел позвонить знакомой девушке, но перепутал цифры номера и попал на обматерившего его Деда. Именно его неадекватная реакция на фразу «Позовите, пожалуйста, Катю» вдохновила двух друзей на новые звонки:

«Прибегает ко мне Шурик. Ещё раз звоним… Зашибись! Во прикол! В одном из разговоров Мужик сказал мне типа того: «Я тебя вычислил, Ветеринар поганый!» Тут меня осенило. Чего же мы звоним в холостую?! Это же надо писать!»

Таким образом, герои истории изначально не планировали заниматься розыгрышами, да и решение записывать разговор во многом было случайным. Этим они принципиально отличаются от современных пранкеров, для которых разговор с «жертвой» без записи не имеет смысла.

Рассматривая запись этого пранка, Алексеевский делает акцент на спонтанности его реализации: «Анализ текста расшифровки записи «Дед ИВЦ» показывает, что шутники не имеют продуманного сценария розыгрыша».Действительно, подробное рассмотрение стенограммы диалога пранкеров с «Дедом» позволяет сделать вывод о том, что реплики пранкеров зачастую выглядят так, как будто они придумывают тему диалога буквально «на ходу»; часто даже начало диалога выглядит как повторение одной из фраз, сказанной «жертвой» во время предыдущего звонка. Но, как пишет далее Алексеевский, «в тех редких случаях, когда они пытаются сказать что-то необычное, они невольно вспоминают сюжеты традиционных детских розыгрышей, например, про квартиру Зайцевых»:

Пранкер: Алё.

Дед ИВЦ: Алё!

Пранкер: Алё, это квартира Зайцевых?

Дед ИВЦ: А?!

Пранкер: Это квартира Зайцевых?

Дед ИВЦ: Хуяйцевых, мудила!!!

Если же говорить о «фразах» «Деда», то они действительно отличаются некоторой герметичностью и загадочностью. Богомолов не только матерится и угрожает позвонившим, но и часто упоминает какие-то странные имена и места:

«Мы с удивлением и приколом стали узнавать из его речей таких персонажей как Алкоголичка - Тонина подружка, какой-то Ветеринар, за которого он меня еще в самом начале принял, загадочные места как Агрика и Спортивный и старались в разговорах всем этим пользоваться, на что Мужик, как вы слышали, прекрасно разводился».

Пользуясь ситуацией, Слава «то представляется Ветеринаром, то просит Деда ИВЦ не обижать Алкоголичку. Иногда, не понимая значения слов, которые говорит их жертва, шутники попадают впросак. Один раз, угрожая позвонившему, Дед говорит:

Я тебе сейчас, я тебя у агрики поймаю, сука, а в спортивном ты будешь расстрелян, зараза. Ты, падлючка, ты знаешь, что ты вместе с алкоголичкой будешь судим?

Не поняв смысл слова «агрика», но осознав, что оно вызывает негативную реакцию у «жертвы», Слава и Шурик, позвонив очередной раз, представляются: «Здорово! Это агрики звонят». На самом деле Агрика - это микротопоним. На форуме сайта www.prank.ru пранкерTruth85, живущий на Юго-Западе Москвы, в том же районе, что и Дед ИВЦ, рассказывает, что ему удалось узнать от родителей»:

по повудуагриге на тёплам стане имелся магазинчик децкий мир тамже рядом постройка почты кафешки и ешочтототакоеже построения имеяца на метро коньвово оно следующие после метро тёплый стан так вот там такая же постройка есть из серии как на тёплом стане и оно называлась агрега+)))

Огромная популярность записи «Дед ИВЦ», судя по всему, объясняется именно этой загадочностью и недосказанностью. Непонятно, кто такие Ветеринар и Алкоголичка, что такое «кедовское королевство поганое» и «семирублевые панталоны», почему Дед предлагает шутнику «покончить в белых тапочках у аквариума», а его подружек называет «мальвинами». Все это в сочетании с довольно нетривиальными матерными выражениями вызывает у ценителей пранка повышенный интерес.

Классическая запись «Дед ИВЦ» сильно повлияла на формирование пранк-культуры. С одной стороны, на ней зафиксирована образцовая неадекватная реакция жертвы, это своего рода недостижимый идеал. С другой стороны, яркие и необычные выражения Деда ИВЦ стали своеобразными кирпичиками, из которых строится терминология, употребляемая в сообществе. Так, само название сайта www.buhalo.infoотсылает к одному из странных выкриков Деда: «Бухало! Бухало!», на форуме prank.ru начинающие пранкеры ставят себе статус «Салажёнок» (ещё одно ругательство Деда), а один из активных пранкеров, имеющих собственный сайт, взял себе прозвище Ветеринар. Матерные фразы Деда очень активно используются в так называемых «технопранках» - телефонных розыгрышах, когда пранкер не сам общается с жертвой, а включает ей матерные фразы, записанные от других жертв. На сайте питерского пранкера по имени Abomb есть специальный раздел «Фразы жертв», где в алфавитном порядке выкладываются самые яркие выражения из лексикона той или иной «жертвы». Дед ИВЦ является одним из лидеров по общему количеству «культовых фраз», автор сайта выделил 103 самых ярких его выражения (от «Вся ваша кедовская республика под колпаком» до «Японцу отдай магнитофон»). Большой популярностью пользуются ремиксы, в которых фразы Деда накладываются на то или иное музыкальное произведение.

Большой авторитет Деда ИВЦ в пранкерской среде привёл к тому, что одна из пранк-групп много лет спустя после времени записи взялась разыскать его новый адрес и телефон. В декабре 2004 г. их поиски увенчались успехом, от Деда спустя 15 лет были записаны новые пранки. Впрочем, они имели меньший успех, к тому же Дед уже не так активно матерился, а вскоре перестал брать трубку. Однако он до сих пор пользуется уважением пранкеров как самая великая жертва.

Запись «Дед ИВЦ» обрела свой легендарный статус тогда, когда пранкерское сообщество было достаточно развитым (в 2004-2005 гг.). Дополнительную популярность ему придала история его обнаружения после многолетнего перерыва. До этого популярность Деда была меньше по чисто техническим причинам. Когда большинство пользователей не имели высокоскоростной выделенной линии, им было просто сложно скачать файл такого размера (более 2 Mb). Зато в это время исключительно популярным был пранк «Бабка АТС» (другое название - «АТС, Раковка»).

Эта запись «была сделана в 1998 г. в городе Кемерово двумя старшеклассниками. В наиболее популярном варианте пранк «Бабка АТС» представляет собой четыре звуковых файла с расширением *.mp3 общей продолжительностью около 3,5 минуты. В них записаны четыре фрагмента телефонных разговоров парня-шутника с так называемой Бабкой. Парень несколько раз набирает номер Бабки и в разговоре с ней утверждает, что он звонит на АТС, чтобы узнать сумму своего долга за телефонные разговоры. Бабка, которой, судя по разговору, он звонил уже много раз, громко ругается, активно используя ненормативную лексику».

Этот пранк получил огромную популярность в Интернете. Файлы с ним размещены на нескольких десятках развлекательных сайтов. Авторы многих пранкерских сайтов признают, что решили заняться записью телефонных приколов, послушав «Бабку АТС». При этом телефонными розыгрышами, как правило, они занимались и ранее. Но именно эта запись навела их на мысль записывать свои «приколы» и выкладывать в Интернет:

Где-то так в году 1997 или около того мы частенько тусовались у Сан Саныча, и от нечего делать начали звонить наугад, и гвоворить что нибудь что придёт в голову. Потом мы начали заранее придумывать приколы и так пошло дальше, и всё ещё продолжается. Как-то раз на одном форуме кинули ссылку на какой-то там прикол. Тогда почти никому ещё не было знакомо слово ПРАНК (и мне в том числе). Это был тот самый прикол про АТС. И сразу же мне пришло в голову: «а не позаписывать ли нам наши приколы?»

Если запись «Дед ИВЦ» оказала сильное влияние «на терминологию сообщества пранкеров, то «Бабка АТС» стала своеобразным образцом, как именно надо «работать с жертвами». Важным элементом пранка стал считаться придуманный заранее сценарий и умение самого пранкера сохранять спокойствие и настойчивость даже в самые сложные моменты. Фраза «Алло, это АТС?» стала одной из визитных карточек пранкеров, этот розыгрыш много раз повторялся с другими «жертвами».

До примерно середины 2000-х гг. сайтов, посвящённых пранку, было очень много, и все они носили очень разрозненный характер: зачастую один сайт посвящался одной «жертве» или одному пранкеру. Эта ситуация начала меняться начиная с 2004-2006 гг. в связи с ростом популярности сайта prank.ru. Вот как пишет об этом один из самых известных пранкеров Lexus:

«Как то раз 4 года назад, собрался я позвонить другу, но ошибся номером и когда на конце провода сказали «Алле!», я растерялся, но рядом был плеер, в котором находилась кассета «Красной плесени». И тогда не знаю почему, но меня потянуло не бросить трубку, а взять и врубить ее прямо в трубку. Это был мой первый пранк, хотя я, конечно, тогда еще не знал, что есть такое занятие. Затем в этот же день я начал угорать по такой же схеме, оставив кучу сообщений на автоответчиках абонентов. Так я еще никогда не смеялся. На следующий день я рассказал об этом своему другу и мы стали угорать вместе. Мы до такой степени всех заебали, что на автоответчиках стали говорить: ИДИ НА ХУЙ!:-) Но через месяц все это нам наскучило.

Через три года я купил микрофон и подумал, а не позаписывать ли мне приколы. Даже замутил себе специальную систему, с помощью которой можно было все это сделать. Я сделал вырезки из фраз ди-джея одной радиостанции: кнопку нажмите, адрес и фонари. Затем я переписал эти фразы на комп одному из своих друзей и мы собирались компанией и угорали, записали психдом и укроп. Однако большинство пранков не размещены. После этого я забыл о пранке почти на полгода, но вскоре купил комп и модем и прикольную прогу VentaFax. Качество ее было бадяжнее чем у микрофона. Свои пранки я первым делом отправил на www.killphone.hut.ru, это были психдомы и дурак. Затем мои пранки были размещены на Netz.ru и Mazafaka.ru, кстати на последней я стал ведущим. Но потом killphone занялся дизайном и прекратил на время обновления, я посчитал, что мне нужен сайт, так как пранков накопилась куча и 5 июля 2003 года был замучен этот сайт, изначально назывался www.leha-sait.narod.ru. Первый вариант дизайна приводил всех в ужас, так как был шаблонным, вскоре группа TTWW решила помочь и сделала мне дизайн, в 100 раз прикольнее, чем был, потом я сам взялся за дизайн и сделал другой, я считаю, что это самый лучший вариант на тот момент.

Но вскоре один ебнутый мудак решил ломать все пранкерские сайты из-за того что я его откровенно послал на хуй в разговоре по аське, потому что тот выебывался и он начал ломать пранкерские сайты и аськи пранкеров, взломал аськи, сайты, форумы. Но меня - не смог, поэтому написал жалобу на народ с просьбой закрыть сайт, так как там содержались оскорбления в адрес лиц (то бишь пранки), и сайт закрыли, но вскоре я перешел на платный prank.ru. Jim восстановил полностью весь архив а LUXMA предоставил хостинг, Dt сделал дизайн и теперь я переехал на новый сайт пранк. ру».

Если же говорить о том, как развивалась пранк-культура в странах восточной Европы, то, наверное, наиболее репрезентативным для рассмотрения будет случай Белоруссии. Учитывая, что lingua franca для Интернет-пространства Белоруссии, России и Украины де-факто является русский язык, нет ничего удивительного в том, что пранк-культуру трёх этих стран представляется возможным рассматривать в определённой степени как одно дискурсивное поле. К тому же большинство пранков с «жертвами» из Украины и Белоруссии выкладывается на сайте prankru.net (бывшем prank.ru), общение на котором ведётся преимущественно на русском языке.

Итак, вернёмся к теме субкультуры пранкеров в Белоруссии. Вот что пишут об этом на сайте http://pranki.biz:

Основной чертой белорусского пранка является то, что жертвы там - «одна большая семья», все минчане как правило знают друг друга или их познакомили пранкеры посредством «конференц-пранка». Главный герой пранка в Белоруссии: «Олег» - бывший майор милиции г. Минска. Сейчас ему около 40 лет. Является одной из самых «щедрых» на пранки жертв - на конец 2006 года записано более 400 пранков с ним. По его словам, посещал военную кафедру, служил в ДШБ, закончил политехнический институт. У Олега было 2 жены и по сыну от каждой. Младшему 7-8 лет, старшему - 17 лет. Он хорошо подкован в «блатном жаргоне».

Наконец, подводя итог вышеизложенному, нельзя не обратить внимание на тот интересный также тот факт, что генезис пранк-субкультуры в России и странах восточной Европы никак не связан с аналогичной субкультурой в Америке и странах западной Европы. Вот что пишет по этому поводу Алексеевский: «На первый взгляд, может сложиться впечатление, что эта субкультура пришла к нам с Запада, однако это не так. Хотя слово «пранк» было позаимствовано из английского языка, западная традиция «prank calls», судя по всему, не оказала существенного влияния на отечественные телефонные хулиганства. На пранкерских сайтах практически не бывает ссылок на зарубежные аналоги. В одной из первых статей о пранке автор компьютерного журнала «Xakep» пренебрежительно пишет про западную традицию телефонных розыгрышей: «Истории пранка как таковой мало. Хрен знает, где он появился… Скорее всего, на Западе».

1.3 Пролегомены к систематизации пранков

В настоящий момент в пространстве русскоязычного Интернета отсутствует классификация или систематизация пранков, являющаяся общепринятой для всех пранкерских сообществ. Как пишет посвящённая пранку энциклопедия PrankWiki: «Сразу хочется отметить, что не существует четкого и однозначного деления всех пранков по жанрам. Деление очень условное, а разделить пранки можно по разным критериям». Однако на некоторых наиболее популярных и крупных пранк-коммьюнити, а также на сайтах, посвящённых Интернет-культуре, мы можем зафиксировать попытки создания классификаций пранков. Некоторые из этих классификаций затрагивают исключительно технический аспект пранка, другие ориентируются на характер общения и на то, кем является жертва.

В своей работе мы хотели бы проанализировать три существующие в настоящий момент попытки типологизации телефонных пранков, созданные самими участниками пранк-комьюнити или энциклопедий, посвящённых сетевой культуре.

По уровню агрессии

Наверное, наиболее популярный принцип разделения пранков по группам - это деление по принципу «уровня агрессии». Некоторые Интернет-энциклопедии, посвящённые пранку, выделяют только два типа пранков: «лайт» и «хард». «Лайт» (англ. лёгкий) пранк - это телефонный разговор, целью которого является не выведение «жертвы» из себя, а, скорее, её розыгрыш в мягкой форме или абсурдный диалог. «Хард» (англ. тяжёлый) - пранк, противоположный «лайту»: основная его цель - довести «жертву» до исступления, сопровождающегося угрозами и оскорблениями. «Энциклопедия фольклора и субкультур» lurkmore.to расширяет эту классификацию, добавляя в неё ещё две группы пранков: «софт» и «треш». Вот как выглядит типологизация пранков, представленная на этом сайте:

«Лайт» (англ. лёгкий) - целью в этом случае является желание поугорать вместе с жертвою или побазарить по душам. Пранкер обычно принимает более активную роль, чем в «хард» - пранке. Наиболее схожий с англоязычным пранком вариант, в котором пранкер играет более активно.

«Софт» (англ. мягкий) - промежуточный вариант. Жертва вначале вводится в замешательство, но до истерики обычно не доводится, а ограничивается раздражённым, но при этом относительно адекватным состоянием, при котором она ещё способна вести диалог.

«Хард» (англ. тяжёлый) - самый частый случай, в котором пранкер пытается довести жертву до состояния гнева или истерики. Жертва считается дошедшей до кондиции, когда выдаёт поток матерных ругательств после одного только слова «здрасьте» определённым голосом - слушается это очень эффектно. Как правило, жертва в начале разработки, поняв, что звонок - не ошибка и не случайность, грозит пранкерам наказанием через правоохранительные органы / корешей в ФСБ/ГРУ/%вписать_спецслужбу% («определю», «вычислю», «пробью») или тупо физической расправой («если бы сейчас я точно знал координаты, я б сука сразу неуправляемыми ракетами тебя уничтожил, заразу» - Дед ИВЦ). Масштаб угроз и яркость воображения жертвы на этом этапе чаще всего служат показателем перспективности жертвы. «Нарезки» для технопранка чаще всего производятся из хард-пранковых записей. Особо «злые» записи с изобилием обсценной лексики именуются «разъёбами».

«Треш» - более суровый вариант хард-пранка, в котором пранкер может взаимно оскорблять и / или угрожать жертве с целью доведения до нужной кондиции. Практикуется в основном быдлом, опытными гуру считается расово противным».

Несмотря на то, что подобная классификация пранков (пусть и с незначительными вариациями) присутствует на большом количестве энциклопедий, посвящённых Интернет- и пранк-культуре, участники пранк-комьюнити редко делят свои записи подобным образом. Как нам кажется, подобная классификация в большей степени ориентирована на людей, далёких от пранк-культуры, поскольку она даёт лишь поверхностное представление о том, что такое пранк и какими бывают пранки.

По «жертвам»

Классификация пранков по «жертвам» - идея, на первый взгляд, лежащая на поверхности. Однако следует заметить, что в полной мере она не была реализована ни на одном сайте, посвящённом пранку.

Своей попытке конструирования такой классификации мы хотели бы предпослать ставший уже классическим отрывок из работы Мишеля Фуко «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук»: «Что гарантирует нам полную надежность устанавливаемой нами продуманной классификации, когда мы говорим, что кошка и собака меньше похожи друг на друга, чем две борзые, даже если обе они приручены или набальзамированы, даже если они обе носятся как безумные и даже если они только что разбили кувшин? На каком «столе», согласно какому пространству тождеств, черт сходства, аналогий привыкли мы распределять столько различных и сходных вещей? В чем состоит эта логичность, которая явно не определяется априорным и необходимым сцеплением и не обусловливается непосредственно чувственными содержаниями? Ведь дело здесь идет не о связи следствий, но о сближении и выделении, об анализе, сопоставимости и совместимости конкретных содержаний; нет ничего более зыбкого, более эмпирического (во всяком случае, по видимости), чем попытки установить порядок среди вещей; ничто не требует более внимательных глаз, более надежного и лучше развитого языка; ничто не призывает нас более настойчиво опираться на многообразие качеств и форм».

Проанализировав массив наиболее крупных ресурсов, посвящённых пранк-культуре, мы пришли к выводу о том, что представляется возможным выделить пять категорий «жертв» пранков:

1. Пожилые люди

2. Звёзды шоу-бизнеса

3. Национальные меньшинства

4. Военные

5. Политики

Разумеется, этот перечень не исчерпывает всех возможных «жертв» пранка, однако его рамки, как нам кажется, позволяют наиболее оптимальным образом выявить и проанализировать возможные причины того, что носители этих идентичностей предстают как парадигмальные Другие. Позднее мы вернёмся к этой теме во втором разделе второй главы.

Техническая классификация

Наконец, ещё один пример типологизации пранков мы находим на Интернет-ресурсе, посвящённом пранкам «на тему Кавказа».На наш взгляд, подобная типологизация вполне может быть применена не только к пранкам такой тематики, но и ко всем телефонным пранкам в принципе. Как и заявлено в заголовке подраздела, типологизация, предлагаемая здесь, происходит по техническому принципу: пранки делятся на четыре группы в зависимости от того, каким образом построен диалог пранкера и жертвы. В этом разделе главы для обозначения таких групп мы будем использовать понятие «жанр». Всего на сайте представлено четыре таких жанра: «зеркалка», «конфа», «лайв» и «техно». На рис. 1 представлено то, как оформлен пранк, записанный одновременно в двух жанрах: «техно» и «конфа».

«Лайв» - пранки представляют собой классические телефонные разговоры с жертвой или с несколькими жертвами. Исторически подобный жанр пранка можно считать первым зафиксированным в аудио-варианте. Такой вывод нам позволяет делать тот факт, что, во-первых, два наиболее известных пранка, о которых шла речь в разделе «История пранка», были записаны именно в этом жанре. Во-вторых, как мы продемонстрируем в дальнейшем, все остальные жанры пранков не могли возникнуть до определённого времени в силу исключительно технических причин: для того, чтобы делать «нарезки» голосов других жертв, необходимы записывающее и воспроизводящее устройство, а также, собственно, уже существующие пранки, из которых и будут делаться нарезки.

«Технопранк» состоит из прокрутки записей фраз («нарезок») известных жертв другим жертвам. Такой жанр пранков считается более сложным для выполнения по сравнению с «лайвам», так как пранкер вынужден использовать готовые записи, то есть оперировать материалом, который уже нельзя обработать в процессе записи пранка. Правильно выполненный технопранк создаёт у «жертвы» впечатление того, что ей (или ему) звонит живой человек, однако не всегда цель пранка состоит в том, чтобы вызвать у жертвы это впечатление. Иногда комический эффект создаётся благодаря тому, что жертва осознаёт, что ей ставят «нарезки», и впадает в ярость или, наоборот, начинает подыгрывать. Примером последнего типа поведения жертвы являются пранки с Ильёй Солнцевым, известному в пранк-сообществах под именем «Гоген». О нём мы более подробно расскажем во второй главе нашего исследования.

«Зеркалка» - это вариация «технопранка», в которой «жертве» ставят «нарезки» её же голоса. Пранки такого жанра встречаются достаточно редко, поскольку «жертва» зачастую быстро распознаёт, что разговаривает сама с собой, и прекращает дальнейший разговор. Тем не менее, существуют удачные примеры и пранков такого жанра, одним из которых можно назвать пранк с «даргинцем Магомедом». Примеры нескольких отрывков из его «разговора с самим собой» мы приводим в Приложении II. Комический эффект здесь достигается благодаря тому, что «жертве» сообщают факты из её личной жизни и используют при разговоре с ней паттерны её же речи. В конце отрывка такой приём достигает апофеоза: Магомеду диктуют «его же номер», выдавая его при этом за номер собеседника. Во второй главе мы более подробно проанализируем, как через эффект осмеяния в пранках происходит формирование фигуры Другого.

Наконец, последний жанр, выделенный на сайте - это «конфа», или конференция. В пранках такого жанра две или более жертвы, зачастую предварительно «разогретые», объединяются в конференц-звонок и говорят друг с другом. Без «разогрева» (то есть предварительного «разъяривания» участников с помощью одного или нескольких вышеуказанных жанров пранка) «конференция» часто принимает вид диалога «Это не я вам звоню, это вы звоните мне». Однако такой вариант иногда оказывается тоже достаточно интересным для слушателей; примером этого служит вышеуказанная запись «Магомед - конференц-связь», в которой «жертва» Магомед говорит, что их «соединили через конференц-связь» и «интригуют», не догадываясь, что ему ставят «нарезки» его же голоса.

О пользе такой классификации говорит тот факт, что пользователи часто пишут в комментариях к тому или иному пранку: «Не люблю лайв» или «А мне подавай сюжет». Соответственно, пометка «лайв» может остановить пользователя, считающего, что «живой» голос пранкера недостаточно аутентичен для создания нужной атмосферы, в то время как пометка «техно» удержит от прослушивания пользователя, любящего прописанный сценарий, которого труднее придерживаться с использованием фиксированного набора «нарезок».

Подводя итоги рассмотрения типологизаций пранков, существующих в Интернете, можно сделать вывод о том, что все эти типологизации во многом являются не взаимоисключающими, а взаимодополняющими.

2. Образы другого в пранках

2.1 Аспекты понятия «Другой»

Термин «Другой», как мы уже упоминали во введении, в тезаурусе европейских «наук о духе» возникает в конце XVIIIвека в философии Гегеля. В «Феноменологии духа» Другой - это принципиально важная часть как диалектики раба и господина, так и гегелевской триады «Сознание-Самосознание-Разум». Начиная с XIX и на протяжении всего XX века термин «Другой» встречается в работах, относящихся к совершенно разным гуманитарным дисциплинам: антропологии, культурологии, философии, социологии, а также в интердисциплинарных исследованиях. Поскольку наше исследование предполагает анализ сразу нескольких образов Другого, конструируемых в пранках и посредством пранков, для экспозиции того, как нами будет пониматься этот термин, мы хотели бы привлечь работы нескольких авторов. Объясним, почему мы приняли именно такое решение.

На наш взгляд, те аспекты фигуры Другого, которые каждый из этих авторов выделяет как конституирующие, зачастую оказываются в довольно тесной, но не обязательно эксплицированной связи. Задача нашего исследования, таким образом, - в том, чтобы продемонстрировать тесную связь таких понятий, как «человек священный» (Агамбен), «козёл отпущения» (Жирар) и «изгнанный»/ «делинквент» (Фуко). Кроме того, мы также хотели бы привлечь работы таких теоретиков культуры, как Роже Кайуа и Михаил Бахтин, в которых понятие, изометричное термину «Другой», присутствует имплицитно, и показать, как их концепты амбивалентности сакрального (Кайуа) и площадного смеха и брани (Бахтин) помогают объяснить, почему образы Другого в пранках выглядят именно таким образом.

Первым, к кому мы хотели бы обратиться для разъяснения механизмов создания фигуры Другого, станет французский философ Мишель Фуко. Мы хотели бы рассмотреть две работы, относящиеся к принципиально разным этапам его творчества: книгу «История безумия в классическую эпоху» (1961) и книгу «Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы» (1975). В работе «История безумия в классическую эпоху» Фуко пишет о том, что приблизительно в середине XVII в. во всех европейский странах появляется один и тот же тип человека, отправленный в одну и ту же ссылку. Такой тип был признан чуждым обществу, изгнавшему его, и оказался не способным соблюдать нормы социальной жизни. На примере французского госпиталя он показывает, насколько конституирующей для человека той эпохи оказывается страсть к классификации: «обитатели Бисетра настолько разнородны, что в 1737 г. их пытаются рационально распределить по пяти «службам»: 1 - смирительный дом, темницы, тюремные камеры и одиночки для тех, кто задержан по тайному королевскому повелению; 2 и 3 - «хорошие бедняки», «взрослые и малолетние паралитики»; 4 - сумасшедшие и безумцы; 5 - венерики, выздоравливающие и дети, родившиеся в исправительном доме». При этом изоляция представителей каждой из этих «служб» - это лишь наблюдаемый извне феномен классической культуры в целом. Фуко показывает, что «существуют различные типы социального и морального опыта, принятые XVI веком или отвергнутые им, четко оформленные или, напротив, оставшиеся маргинальными, - и вот теперь, в XVII в., они подхвачены, собраны воедино и тем же самым жестом отправлены в изгнание, в ссылку, где, соседствуя с безумием, они образуют цельный и единообразный мир Неразумия». Он выделяет три таких опыта: опыт «сексуальности и ее связи с основами буржуазной семьи; опыт святотатства и его связи с новым понятием сакрального и церковных обрядов; и, наконец, опыт «либертинажа», т.е. новые связи, которые устанавливаются в это время между свободомыслием и системой страстей. К концу XVIII в., - как он пишет дальше - станет очевидным, что некоторые формы «вольнодумной» мысли, как, например, мысль де Сада, отчасти соотносятся с бредом и безумием; с той же легкостью будет признано, что магия, алхимия, профанация святынь, а также некоторые формы сексуальности непосредственно связаны с неразумием и душевной болезнью. Все эти типы поведения войдут в число главных признаков безумия, займут свое место в ряду основных его проявлений». И именно европейский рационализм допустил, чтобы «наказание смешалось с лекарством, а жест карающий почти полностью отождествился с жестом врачующим. Предлагаемое лечение имеет выраженный медицинский и моральный аспекты и является одновременно и предвосхищением вечных мук, и оздоровительной мерой». В Новое время, начиная с эпохи классицизма, запрет на некоторые формы сексуальности утрачивает свою соотнесённость с представлением о них как о богохульстве и теряет свой «сакральный» характер: любовь может быть разумной или неразумной, но никак не «святотатствующей». Гомосексуальные влечения относятся к неразумной любви и тем самым понемногу находят свое место в новой классификации безумия.

В другой работе, «Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы» Фуко, на этот раз на примере тюремной реформы, проведённой на рубеже XVIII-XIX вв., исследует возникающую в этот временной период фигуру делинквента. В отличие от «осуждённого правонарушителя», делинквент - это человек, виновный сам по себе, а не за совершённое правонарушение. Делинквент - это «патологическое отклонение в человеческом виде». Одновременно с этим делинквент объединяет в себе черты «двух линий объективации преступника»: линию «чудовища», морального или политического, выпавшего из общественного договора», и линию «юридического субъекта, реабилитированного посредством наказания». Важный вывод, который делает Фуко, выглядит так: тюрьма не может не производить делинквентов. Этот факт он предлагает «включить в число тех проявлений власти, которые дисциплина и дополняющая ее технология заключения ввели в аппарат правосудия и в общество в целом и которые можно объединить под названием «система карцера».

Ещё один теоретик, в работах которого фигура Другого приобретает черты одного из фундирующих понятий, - это итальянский философ Джорджо Агамбен. Его идея «homo sacer» (человека священного) - это попытка дать ответ на вопрос о том, как можно объяснить феномен суверенной власти. Продолжая исследования Мишеля Фуко и Вальтера Беньямина, Агамбен исследует отношения между «голой жизнью» и политикой. Процесс включения этой «голой жизни» в политику Агамбен комментирует термином римского права homo sacer. Homo sacer - это тот, кого осудил народ за какое-либо преступление; при этом приносить его в жертву считается нечестивым, но тот, кто его убьет, не считается преступником. Именно благодаря фигуре homo sacer, по Агамбену, и становится возможной власть: «Подлинный субъект суверенной отверженности - это человеческая жизнь, которую можно отобрать, но которая недостойна быть принесенной в жертву: жизнь homo sacer. Согласившись считать, что жизнь, называемая нами голой жизнью (nuda vita) или vita sacra, и есть конститутивный элемент суверенной власти, мы получим ответ на вопрос Беньямина относительно «происхождения догмы о священности человеческой жизни». Священная, то есть подлежащая безнаказанному убийству, но недостойная быть принесенной в жертву, - это просто жизнь, захваченная суверенным отвержением, и в этом плане производство голой жизни является изначальным проявлением суверенитета. Священность жизни, которую сегодня хотят противопоставить суверенной власти как действительно фундаментальное право человека, на самом деле воплощает изначальную незащищенность жизни перед лицом смерти, свидетельствуя о ее бесконечной отверженности».

Homo sacer - это человек, чья «жизнь недостойна быть прожитой». Оппозиция между правом на безнаказанное убийство и тем, что убитый не достоин быть принесённым в жертву, включает человеческую жизнь в существующий строй только через ее исключение (то есть через возможность беспрепятственно отнять ее). Это позволяет по-новому прочитать не только священные тексты суверенной (политической) власти, но и саму загадку сакрального как такового, понимаемого уже независимо от его связи с религиозным. За признанием формальных прав и свобод в современной демократии вновь обнаруживается тело священного человека, с его двойственным суверенитетом: жизнь, которую нельзя принести в жертву, но которую можно отнять.

Наконец, последний исследователь, чью работу, в которой механизмы формирования фигуры Другого рассматриваются как фундирующие для его теории, мы хотели бы использовать как метод для анализа нашей проблемы - это французский философ Рене Жирар. В его книге «Козёл отпущения» получает своё развитие теория миметического насилия, связывающая насилие и желание и теорию учредительного насилия («козла отпущения»), и объясняющая происхождение любой человеческой культуры как таковой, указывая на центральную в нем роль жертвоприношения. Миметические, то есть подражательные, эффекты насилия, возрастая все больше, грозят разрушить социум. Насилие находит себе жертву («козла отпущения» в терминологии Жирара), и таким образом выходит из общества, обеспечивая людям спокойствие и порядок. Такое насилие представляет собой «альфу и омегу» «традиционных» культур, то, что определяет их сакральность. Миф в традиционных культурах, по Жирару, рассказывает историю первой жертвы, ритуал ее воспроизводит; именно в этом и состоит суть любой языческой религии.

К теме сакрального как способа формирования фигуры Другого мы хотели бы обратиться и на примере тезиса об амбивалентности сакрального. Впервые мысль о том, что сакральное включает в себя одновременно два типа объектов: святые и нечистые, высказал шотландский библеист и филолог Уильям Робертсон Смит. Впоследствии этот тезис развивал Дюркгейм, который заострил внимание на антиномии сакрального святого и сакрального нечистого. Нас, однако, в наибольшей степени будет интересовать тот факт, что бранная лексика практически во всех культурах принадлежит именно порядку «нечистого» сакрального. Таким образом, факт её употребления свидетельствует о том, что её носитель является маргиналом и, благодаря этому, так или иначе приобретает черты Другого, «ненормального». Важным будет также то утверждение, что «скверная» сторона сакрального противоположна миру профанного в той же степени, что и его «чистая» сторона. Как резюмирует этот факт Роже Кайуа, «божественность и проклятие, освящение и осквернение производят в точности одно и то же действие на профанные вещи - делают их неприкосновенными, выводят их из обращения, сообщая им грозную чудесную силу».

Наконец, блестящее исследование брани как одного из фундаментальных способов человеческого общения, содержится в книге Михаила Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса». Учитывая, что практически все образы Другого, конструирующиеся в пранках, конструируются во многом именно через использование бранной лексики, пусть и в принципиально разных контекстах, это исследование было крайне важным для нас. Определение, которое Бахтин в этой книге даёт брани («Брань - это смерть, это бывшая молодость, ставшая старостью, это живое тело, ставшее теперь трупом. Брань - это «зеркало комедии», поставленное перед лицом уходящей жизни, перед лицом того, что должно умереть историческою смертью». Но за смертью в той же системе образов следует и возрождение, новый год, новая молодость, новая весна. Поэтому ругательству отвечает хвала. Поэтому ругательство и хвала - два аспекта одного и того же двутелого мира»), вместе с тезисом об амбивалентности двух сторон сакрального, даёт ключ к разгадке того, почему образ Другого зачастую складывается именно благодаря брани.

2.2 Типологизация образов Другого

Пожилые люди

Как нами уже было отмечено в разделе «История пранк-культуры», зарождение пранк-культуры на территории России и стран восточной Европы во многом связано с появлением в Интернете двух циклов аудиозаписей, получивших своё название по прозвищам записанных жертв: «Бабка АТС» и «Дед ИВЦ». Сами эти «прозвища» уже содержат в себе указание на то, к какой возрастной категории принадлежат носители этих «прозвищ». Таким образом, первый образ Другого, который нам хотелось бы рассмотреть в рамках этого исследования - это образ пожилого человека.

Феномен маргинализации пожилых людей в современной России, Белоруссии и Украине фундируется сразу несколькими факторами, некоторые из которых мы намерены выделить. Основной гипотезой этого подраздела нашего исследования будет утверждение о том, что, во многом, именно эти факторы и играют решающую роль в наделении образа пожилого человека чертами Другого, как с сугубо экономической, так и, что будет более важно для нашего исследовании, с социокультурной точек зрения. Для того, чтоб обозначить эти факторы, мы хотели бы обратиться к автореферату Н.В. Забелиной «Маргинализация пожилых людей в условиях социокультурной трансформации России». Вот как Забелина определяет причины маргинализации пожилых людей:

«Отстранение от участия в производстве становится для пожилых людей в современной России некой угрозой, реальной тем, что отбрасывает их на более низкую ступень материального обеспечения. Отсутствие стабильности в обществе, неуверенность в завтрашнем дне сопровождают пожилого человека постоянно. Старость и её наступление явно пугает. Основным негативным изменением, которое произошло с выходом на пенсию, пожилые люди считают снижение материального благосостояния. <…> Происходящие трансформационные процессы не всегда понятны пожилым людям.

Основными параметрами, влияющими на маргинализацию личности, являются изменение культурной среды и наблюдаемый разрыв между личностью и другими представителями социума (прим.: здесь и далее - курсив наш). При этом, чем стремительней перемены культурной среды, тем интенсивнее будет личность вовлечена в процесс маргинализации. Безусловно, следует учитывать особенности категории пожилых людей, их сниженную способность к адаптации, нарастающие ограничения жизнедеятельности, падение уровня жизни без возможности восстановления его прежнего состояния.

Социокультурная среда, в которой должен жить и взаимодействовать пожилой человек стремительно меняется, вместо традиционного конфликта поколений назревает разрыв между поколениями. Этот разрыв остро чувствуют пожилые люди. Изменение социального статуса сказывается не только на материальном положении пожилых людей, но и на моральном состоянии, а как следствие - ухудшается психологическое состояние, снижается способность к адаптации. В итоге пожилой человек постепенно приобретает качества маргинальной личности: одиночество, чувство малозначимости, отчуждения».

Итак, мы видим, что образ пожилого человека в тот временной период, о котором идёт речь в нашем исследовании (2000-2010 гг.) действительно наделён чертами маргинализованной личности. Каким же образом эти черты проявляются в практиках пранков, превращая пожилого человека в Другого по отношению к существующей парадигме нормальности?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы хотели бы провести дискурс-анализ пранков с двумя популярными жертвами: «Парашным дедом» (Александр Иванович, фамилия неизвестна) и «Табаком» (Табаков Анатолий Алексеевич). Прежде всего, обратим внимание на то, какие прозвища они носят. Как объясняется в Интернет-энциклопедии Prank Wiki, Александр Иванович «прозвище получил из-за смачных фраз: «Иди на парашу и сиди там!», «На параше посидел? Иди ещё посиди!»». Анатолий Алексеевич Табаков носит производное от своей фамилии прозвище «Табак»; можно предположить, что связано это с тем, что «сам Табаков никогда не признавал свою фамилию и даже имя, а, наоборот, отрицал какое-либо отношение к этой личности»: для того, чтобы уязвить его ещё сильнее, Табакова стали называть именно тем именем, которое провоцировало его агрессию в наибольшей степени.

Повторимся: каким же образом пожилой человек, на примере этих жертв пранков, наделяется чертами Другого? Что именно в манере их речи, в их лексиконе, в особенностях их социального положения маркирует их как маргиналов и изгоев?

Воспользуемся в качестве образца пранком с «Парашным дедом» под названием «Дружба с парашным дедом». По сюжету этого пранка «Парашный дед» подозревает пранкера в том, что тот украл у него «сковородки» и «лапти»:

«- <…> Шо ты хочешь? Геройство проявил, шо эти сковородки спиздил, да? Да лапти забрал… у деда».

Сразу же обращает на себя внимание анахронизм тех предметов, которые, как считает жертва, у неё украли: «лапти», и, пусть в несколько меньшей степени, «сковородки». Однако нам кажется интересным не только то, что жертва жалуется на кражу столь архаичных вещей, как «лапти», но и то, что в конце она добавляет «…у деда». По его мнению, в большей степени важен не сам факт кражи, а то, что эти вещи были украдены у пожилого человека. Здесь мы и наблюдаем тот самый «разрыв между поколениями», о котором писали выше. Как мы убедимся дальше, тема возраста явно волнует жертву пранка:

- <…> Ты хоть чо-нибудь закончил, что-нибудь?. Четыре класса образования токо, поэтому ты как малолетка себя ведёшь, ёбаный ты ишак.

- <…> Мне… за семьдесят, а тебе скоко?».

Кейсы возраста и социального положения также являются определяющими в пранках с «Табаком». В одном из пранков с ним пранкер задаёт вопрос о том, за кого Табаков хотел бы отдать свой голос на выборах 2008 года. Табаков отвечает фразой, которая в некоторой степени стала Интернет-мемом: «Зюганов мне нужен». Факт того, что эта фраза стала меметичной, подтверждается информацией на сайте «Энциклопедии фольклора и субкультур» lurkmore.to: «Табаков считается «королем» технопранка, наиболее известными пранками являются серия «Табаков в поисках Зюганова»». Политические взгляды пожилых людей в России очень часто связываются с уважением к СССР и советской идеологии. Для подтверждения этого тезиса обратимся к статье «Президент не для всех»: в ней, в частности, говорится: «Путин выиграл у Зюганова и среди пенсионеров, то есть основных носителей близких тому политико-идеологических образов» (курсив наш). Тот факт, что и Табаков считает наиболее достойным кандидатом в президенты лидера «Коммунистической партии Российской Федерации» Зюганова играет на руку формированию образа «Табака» как фигуры пожилого человека, не идущего в ногу со временем. Помимо этого, Табаков в своей речи неоднократно обращается и к другому упомянутому нами кейсу: к тому, что пранкеры «воруют» у него, прибавляя к этому: «Не добьётесь своего, вы уже на карандаше». После дискурсивного анализа пранков с ним в роли жертвы становится понятно, что тема принадлежности пранкеров к криминальному миру в принципе фундирует его отношение к пранкерам и его представление о них: он считает, что они «наркотики, наверное, ищут», «занимаются тут криминалом», хотят, чтобы он переписал на одного из них свою квартиру и т.п. Учитывая то, как сильно изменилась социально-экономическая и социокультурная ситуация в России, Белоруссии и Украине в результате распада СССР, и то, как резко вырос уровень криминальных преступлений в девяностые и в начале двухтысячных, в какой-то степени становится понятным, почему Табаков видит в пранкерах «бандитов». Этот факт также подтверждают наше утверждение о «разрыве между поколениями»: то, что Табаков считает пранкеров «преступниками», и серьёзность, с которой он это говорит, лишь веселит их и работает на то, что он всё больше и больше утверждается в образе Другого.

В случае с двумя вышеуказанными жертвами мы находим определённую параллель с тем, что писал об образе старости Михаил Бахтин в своей работе «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса». Обращаясь к образу сорбонниста Ианотуса, воплощающего в себе фигуру «старейшего члена Сорбонны», Бахтин демонстрирует, как именно старость сама по себе подвергается осмеянию: «Таким образом, Ианотусу приходится произносить свою речь на смех, исключительно для потехи собравшихся (здесь и далее курсив наш). Он произносит ее со всею важностью и серьезностью, настаивая на возвращении колоколов и не подозревая, что дело с колоколами уже покончено без него и что на самом деле он просто разыгрывает роль ярмарочного шута. Эта мистификация еще более подчеркивает карнавальный характер фигуры сорбонниста, выпавшей из реального хода жизни и ставшей чучелом для осмеяния, но продолжающей вести свою роль в серьезном тоне, не замечая, что все кругом уже давно смеются.

Самая речь Ианотуса - великолепная пародия на красноречие сорбоннистов <…> Но в пародийной речи Ианотуса с начала и до конца с громадным искусством показан образ старости. «Стенограмма» речи полна звукоподражательных элементов, передающих все виды и степени покашливания и откашливания, отхаркивания, одышки и сопения. Речь полна оговорок, ляпсусов, перебоев мысли, пауз, борьбы с ускользающей мыслью, мучительными поисками подходящих слов. И сам Ианотус откровенно жалуется на свою старость…».

Приведённый отрывок, кроме того, содержит ещё один важный для нашего анализа тезис. Речь идёт о месте, в котором говорится о звукоподражательных элементах и особенностях речи Ианотуса: покашливаниях, отхаркиваниях, оговорках, паузах и т.п. В стенограмме одного из пранков с «Парашным дедом» мы выделили курсивом некоторые особенности его речи, представляющие собой нарушения нормативного русского языка: «шо» вместо «что», «чо-нибудь» вместо «что-нибудь», «токо» вместо «только», «скоко» вместо «столько» и т.д. Несмотря на то, что просторечия такого типа во многом являются уже устоявшимися в повседневной устной речи (а зачастую - и в письменном языке, например, в тех случаях, когда писателю нужно передать особенности речи того или иного персонажа, связанные с его социальным статусом, возрастом, географическим положением (диалектизмы) и т.п.), в случае с жертвами пранков такие нарушения нормативного языка работают на то, чтобы внести в образ этих жертв всё больше и больше элементов комического, маркируя их, таким образом, как Других и / или маргиналов.

Звёзды шоу-бизнеса

К следующей категории жертв пранков, представителей которых мы хотели бы выделить как тех, кто является Другими в социокультурной парадигме России, Белоруссии и Украины, относятся звёзды шоу-бизнеса в широком смысле (кроме политиков, речь о которых пойдёт в подразделе II.2.6). Но что именно позволяет нам выделить звёзд шоу-бизнеса в отдельную категорию Других?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо для начала определиться, что мы понимаем под термином «звезда» в нашем исследовании. Понятие «звезда» давно применяется по отношении к известным людям, выдающимся какими-то достижениями. Впервые термин стал использоваться по отношению к кино и индустрии развлечений («кинозвезда», «звезда экрана»), но вскоре его подхватили в спорте, политике, науке, искусстве и других областях. Мы увидим, что в категории пранков со «звёздами» под последними могут пониматься и спортсмены (Анастасия Волочкова), и музыканты (Михаил Боярский, Борис Моисеев), и телеведущие (Леонид Якубович, Отар Кушанашвили), и те, чей статус знаменитости нельзя определить точно (астролог Павел Глоба).

Каковы же причины популярности пранков со звёздами? (О том, что пранки с ними популярны, свидетельствует количество выложенных на сайте prankru.net (бывшем prank.ru) файлов в категории «звезды»: по состоянию на май 2016 года их число превышает тысячу). Нам кажется, что для ответа на этот вопрос необходимо рассмотреть, что представляет собой феномен «звёзд» в рассматриваемой нами социокультурной парадигме. Современные исследователи феномена знаменитостей, например, Крис Роджек, предполагают, что знаменитости приняли на себя многие из тех функций, которые раньше выполняли привилегированные слои общества (то есть аристократия). Они являются той частью общества, на которую направлено всеобщее внимание, занимаемые ими места в печатной прессе по-прежнему называются светской хроникой, той самой, которую прежде занимали сообщения о событиях из жизни аристократии. Это приводит к тому, что звёзды шоу-бизнеса приобретают черты своеобразных «небожителей», вся жизнь которых рассматривается как принципиально несопоставимая с жизнью, которой живёт «обычный» человек. Они, таким образом, в сознании этого самого «обычного» человека воплощают в себе фигуру Другого, пусть и противоположного по отношению к тому типу Другого, который мы рассматривали в предыдущем разделе. С этой точки зрения знаменитостей мы можем рассматривать не в качестве живых людей, а как вымышленных персонажей, поскольку мы не имеем непосредственного доступа к их жизни: этот доступ предоставляются и, одновременно, конструируется в различных формах массовых медиа. Такое их статус не может не порождать любопытства по отношению к тому, как звёзды живут на самом деле. При этом любопытство такого рода оказывается, опять же, двояким: человек, желающий узнать, что представляет собой та или иная знаменитость в обычной жизни, внутренне может придерживаться двух противоположных представлений. С одной стороны, его позиция по поводу реального образа звёзд может быть неотрефлексированной, и тогда он будет полагать, что то, как ему преподносят образ той или иной знаменитости в СМИ, и то, как она ведёт себя в реальной жизни - это одно и то же. С другой - позиция может быть и скептической: знаменитость, по его мнению - это такой же человек, как и любой другой, и социальный статус и / или популярность не будут играть большой роли в том, как он или она себя ведёт в «закрытой» от зрителя жизни. Зачастую эти позиции могут переходить одна в другую. Вот, например, как говорит об этом в своём интервью один из самых известных пранкеров в России Vovan222:

«- Можно один раз позвонить, другой, третий, но когда розыгрыши становятся своего рода хобби - в этом есть что-то ненормальное. Зачем это вам?

- Мне любопытно узнавать человека изнутри. Когда я прослушал первые разговоры пранкеров с Лолитой, Киркоровым и Моисеевым, то был шокирован. Не ожидал, что любимцы публики так виртуозно владеют матерным сленгом. В какой-то момент я решил сам попробовать разыграть их. Первыми в моем списке стали Алсу и телеведущая Елена Ханга. Вот на них я, считайте, тренировался. Мне необходимо было сделать пробный звонок, чтобы понять для себя - получится у меня или нет. В итоге затянуло».

Пранки со звёздами можно разделить на два типа, каждый из которых обладает разной прагматикой. Первый тип пранка представляет собой разговор с жертвой, в которой пранкер притворяется её знакомым (чаще всего - другой знаменитостью) или ставит ей «нарезки» голоса другого человека. В таком случае диалог может развиваться в двух вариантах: либо пранкер настроен миролюбиво, и тогда диалог проходит практически без агрессии, либо же, если его цель - последовательно вывести жертву из себя, разговор может начинаться в спокойном ключе, а затем постепенно нагнетать конфликтную ситуацию. Один из самых известных примеров такого рода - серия технопранков, записанных с Отаром Кушанашвили и Яной Рудковской всё тем же Vovan222:

«- Не провокация ли, когда вы говорите не своим голосом, а используете нарезку из фраз, брошенных другими людьми? Например, телефонный разговор Яны Рудковской и Андрея Григорьева-Аполлонова из «Иванушек». В той беседе музыкант принял нелицеприятную запись Рудковской за чистую монету.

- Это называется технопранк. Придумали подобный фокус еще в 2007 году. Жуткий скандал разразился, когда журналист Отар Кушанашвили в телефонном разговоре со мной оскорбил Билана и Рудковскую. Мы все зафиксировали. Затем поставили эту запись Рудковской. Она в свою очередь тоже наехала на Отара. В итоге у нас получилась отличная нарезка оскорблений от Яны и Отара, которую я потом использовал в беседе с другими персоналиями. Вообще Рудковская раньше очень доверчивая была, искренняя, она со всеми общалась».

Второй тип пранка со звёздами - это тот, что мы в разделе I.3.1 обозначили как «хард»: пранкер в нём пытается довести «звёздную» жертву до состояния гнева или истерики. Самые известные пранки такого типа были записаны с участием Михаила Боярского, Леонида Якубовича и Павла Глобы.

В рамках этого типа Другого мы хотели бы рассмотреть ещё один пример жертвы, статус которой не столь однозначен, как статусы всех вышеперечисленных знаменитостей. Речь идёт об Илье Солнцеве, участнике передачи «Дом-2», в пранк-культуре известном под прозвищем «Гоген». Особенность его как жертвы пранков в том, что он представляет собой редкий пример «фейковой» (от англ. fake-фальшивый, ненастоящий) жертвы: он сам дал свой телефон пранкерам (от имени якобы своего помощника), чтобы привлечь к себе таким образом внимание и прославиться. Для нашего исследования его фигура будет играть очень важную роль, так как тот образ Другого, который формируется и репрезентируется в пранкерской субкультуре в связи с его именем, напрямую отсылает нас к тем аспектам Другого, которые, как демонстрирует Мишель Фуко, стали конституирующими для опыта классической эпохи и Нового времени. Вот как представлен его образ на сайте «Prank Wiki»:

«Исходя из полученных данных, какое представление мы имеем о Гогене?

- Психически ненормальный человек, с диагнозом «раздвоение личности» (с его же слов)

- Пассивный гомосексуал и мазохист (исходя из переписки по ICQ + Email + вещдоки от микрофонного шпиона).

- У Гогена геморрой от частого А/С, о чём он сам жаловался своей маме и просил её купить Гогену геморройные свечки.

- У Гогена проблемы с алкоголем, о чём он не стесняясь поведал микрофонному жучку, зато в письмах ставит себя человеком непьющим, и ведущим правильный образ жизни».

В первую очередь обращает на себя внимание то обстоятельство, что факты психической ненормальности и гомосексуальной ориентации выведены в этом списке первыми. Парадоксальным образом эти свойства индивида фундируют его как «изгнанного», Другого в той же самой степени, что и, как продемонстрировал Фуко, в XVIII веке в совершенно другом социокультурном контексте. В «Рождении безумия в классическую эпоху» он объясняет то, как изменилась роль гомосексуальности в этот период, следующим образом: «Создается впечатление, что содомию, которая прежде считалась преступлением того же ряда, что ворожба и ересь, т.е. профанацией религии, осуждают теперь исключительно по моральным соображениям, наряду с гомосексуализмом (здесь и далее курсив наш). Именно он становится отныне главным отягчающим вину обстоятельством - в дополнение к содомии; в это же время зарождается и обостренная социальная чувствительность по отношению к гомосексуальному влечению. Тем самым смешиваются между собой две до тех пор обособленные сферы опыта: сакральные запреты на содомию и ухищрения гомосексуальной любви. Отныне их объемлет одна и та же форма морального осуждения: в области человеческих чувств возникают совершенно новые внутренние границы. Таким образом, складывается некая целостная мораль, которая, избавившись от прежних наказаний, придя благодаря изоляции к общему знаменателю, уже довольно близка к современным формам виновности». Как нам кажется, подобное описание того, как механизм маргинализации фигуры гомосексуалиста смещается от формы сакрального запрета к форме морального осуждения, позволяет понять, почему и в нынешней социокультурной ситуации в практиках пранков эта черта по-прежнему служит для наделения жертвы пранка чертами Другого.

Национальные меньшинства

Следующая фигура Другого, конструируемая в пранках, которую мы хотели проанализировать - это Другой-представитель национального меньшинства. В той социокультурной ситуации, в которой находится рассматриваемая нами пранк-культура стран России, Украины и Белоруссии, такими национальными меньшинствами чаще всего предстают представители регионов Чечни, Дагестана, в меньшей степени - Грузии, Армении и Азербайджана. Анализировать то, как формируется фигура Другого-представителя одного из национальных меньшинств, мы бы хотели на примере сайта dagg.pw (официальное название - «Пранк на тему Кавказа»).

Начать этот подраздел мы хотели бы с цитаты Рене Жирара об универсальности для любых культур виктимизирующих механизмов в отношении вышеуказанного типа Другого. «Этнические и религиозные меньшинства, - пишет он - часто становятся мишенью для большинства. Существует критерий отбора жертв, в каждом конкретном обществе принимающий, разумеется, особый вид, но транскультурный в принципе. Нет ни одного общества, которое бы не подвергало свои меньшинства, все свои недостаточно интегрированные или просто отличающиеся от большинства группы каким-то формам дискриминации, если не гонений. В Индии гонениям подвергаются прежде всего мусульмане, а в Пакистане - индуисты. Стало быть, существуют универсальные признаки жертвенного отбора - именно они и составляют наш третий стереотип». И далее: «Представители виктимных категорий кажутся предрасположенными к совершению обезразличивающих преступлений. Религиозным, этническим, национальным меньшинствам никогда не ставят в вину саму их отличность - им ставят в вину то, что они не отличаются как положено, а в крайнем случае-то, что они вообще не отличаются. Иностранцы не способны соблюдать «истинные» различия; у них нет морали или нет вкуса; они плохо воспринимают различительное как таковое. «Варвар» - не тот, кто говорит на другом языке, а тот, кто смешивает единственно значимые различия - различия греческого языка. Повсюду словарь племенных, национальных и прочих предрассудков выражает ненависть не к различию, а к его отсутствию. В другом видят не другой «номос», а аномалию; не другую норму, а ненормальность; немощный превращается в безобразного; иностранец становится «апатридом».

Истинность тезиса, выделенного нами курсивом, мы хотели бы подтвердить на примере вышеуказанного сайта. Несмотря на то, что среди его посетителей практически не встречаются носители откровенно ксенофобских или националистических идей (во всяком случае мы, в процессе вовлечённого наблюдения и дискурс-анализа, не смогли выявить их ни в имплицитной, ни в эксплицитной форме), национальные меньшинства всё равно маркируются ими (посетителями сайта) как принципиально Другие по отношению к существующей парадигме нормальности. Что интересно, в большинстве случаев это происходит в иронической форме: пользователи берут никнеймы вроде «Аллахверди», «Рашид», «Будущий Мэр Муцулаула», «Горный Орёл», «Мущина своих слов» и т.п., пользуются лексическими эрративами (чаще всего - в форме копирования речи жертв пранков, говорящих с сильным акцентом и / или использующих слова и выражения из своих родных языков). Более того: степень остранения в таком травестийном типе ведения диалога в какой-то момент становится неразличимой: мы вполне можем увидеть обсуждение религиозных догм ислама или разговор о грамматике эргативных языков (для прояснения значения фраз на родных языках жертв из Дагестана). Вместе с тем, фигура Другого-представителя национальных меньшинств очень часто совмещается с иным образом Другого: лица, связанного с криминальной субкультурой. Об этом свидетельствуют даже сами названия пранков: «Звонок на зону», «Стрелки, тёрки, порожняк», «Тухум (чеченск. «союз, объединение») определяет чертей» (в тюремном жаргоне «чёрт» - человек, занимающий одну из самых нижних ступеней в неформальной иерархии заключенных) и т.п.

Военные

Пранки с военными (чаще всего - сторожами военкоматов) - жанр, зародившийся относительно поздно. Точно известна дата записи первого пранка такого рода: он был записан 9 ноября 2009 года со сторожем областного военного комиссариата Тушино. Классическая запись в этом жанре строится по следующим правилам: пранкер звонит (чаще всего ночью) в один из военкоматов, включает сторожу этого военкомата «нарезки» из записей с предыдущими сторожами, в свою очередь записывает новые фразы и использует их в дальнейшем. В пранк-культуре жанр пранков с военными носит название «314 кабинет»: оно происходит от самой известной фразы «Начальнику второго отделения прибыть в 314 кабинет в понедельник», используемой практически во всех пранках этого жанра. Вместе с тем жанр «314 кабинета» долгое время считался маргинальным даже в среде самих пранкеров в связи с тем, что пранки такого рода обычно не содержат в себе привычной для всех остальных категорий пранков бранной лексики или содержат её в очень ограниченном объёме. Комизм в этих пранках возникает скорее благодаря общей абсурдности диалогов, часто напоминающих реплики из пьес театра абсурда (жертва может несколько десятков раз в течение одной записи ответить на одну и ту же фразу, не заметив, при этом, что она повторяется без изменений).

Мы полагаем, что образ Другого, формируемый в пранках «314 кабинет» - это образ военного, типаж которого сам по себе обладает чертами Другого, чаще всего - комического характера. Более того: один из пранкеров в 2012 году сделал серию записей, используя фразы из аудиокниги «Похождения бравого солдата Швейка». Известно, что эта книга Гашека получила такую популярность во многом за счёт гротескного, но всё равно крайне правдоподобного описания жизни австро-венгерских войск накануне Первой мировой войны. Военные в этой книге предстают как персонажи не просто комические, но комические до абсурда. Сам монолог, используемый во всей серии пранков, выглядит так: «Прими телефонограмму! Примешь ли ты телефонограмму, есть ли у тебя карандаш и бумага? Возьми карандаш и пиши! 11. Marschkumpanie… Kumpanie kommandant… Есть? Повтори! Zur Besprechtung morgen… Готов? Повтори! Um neun Uhr. Unterschrift. Понимаешь, что такое Unterschrift, обезьяна? Это подпись! Повтори это! Наконец-то, дубина! Тебя надо было назвать Ослов! Полковник Шредер». Жертвы пранков зачастую даже не видели проблемы в том, что текст диктуется по-немецки, записывая его фонетическим методом.

Политики

Наконец, последний образ Другого, конструируемый в практиках пранков, который явным образом представлен в практиках пранков, особенно современных - это образ политика. Однако здесь нам хотелось бы сделать методологическое отступление. Во-первых, чисто хронологически пранки с политиками в том виде, в каком они понимаются сегодня, выходят за рамки, оговорённые в нашем исследовании (2000-2010 гг.). Сам по себе этот факт не является чем-то таким, что принципиально не позволило бы нам рассматривать пранки более позднего временного периода (пик развития «314 кабинета», например, пришёлся на 2012-2013 гг.). Фактом, смущающим нас в большей степени, является то, что прагматика таких пранков (или «журналистской деятельности в пранк-формате», как называет это пранкер Владимир Кузнецов) во многом не совпадает с прагматикой всех типов пранков, рассмотренных нами до этого. Сам Кузнецов непосредственно заявляет о росте своего интереса к политическим пранкам с вполне конкретными политическими событиями, происходившими в Москве в 2011-2012 гг.: «Я же перешел на другой уровень наверное в 2011 году, когда начались политические протесты из-за выборов в Госдуму. И еще до этого у меня сложились предпосылки к переформатированию своего творчества. Я понял, что надо или заканчивать с пранком или делать что-то более важное, более серьезное и значимое. Необходимо было развитие. Пранк с главой ЦИК Владимиром Чуровым стал тому наглядным подтверждением. У общества был запрос на подобные общественно-политические вещи». При этом он не скрывает своей вполне конкретной политической ангажированности, хотя и преподносит её в интервью как «здравый смысл»: «Многие нынешние вещи, например общение с Михаилом Саакашвили, американским генералом о поставках вооружения на Украину, нельзя назвать пранком в классическом понимании этого слова. Здесь нет ничего веселого, да и большинству пранкерской аудитории это неинтересно<…>На данный момент таким общественно - политическим пранком в России занимаюсь только я и мой коллега Алексей (Lexus), известный по скайп-разводу Игоря Коломойского и других подобных персон».Мы видим, что круг жертв, которых выбирают политические пранкеры - это люди, которые в современном государственном идеологическом российском дискурсе однозначно маркируются как «враги». В этом и заключается разница между фигурой Другого-политика и предыдущими рассмотренными нами фигурами Других: ни одна из них не подвергалась механизмам маргинализации на уровне государственной идеологии. Таким образом, эта, последняя, фигура Другого оказывается как бы на периферии между субкультурой пранкеров и политической идеологией.

Заключение

Субкультура пранкеров в России и странах Восточной Европы (Украине и Белоруссии) представляет собой пример сравнительно молодой субкультуры, зародившейся примерно в первой половине-середине 2000-х гг. Факт её «молодости» во многом обуславливает то обстоятельство, что академических работ, посвящённых этой субкультуре, на сегодняшний день насчитывается не так много. Тем не менее, мы полагаем, что с ростом интереса к теме пранков число этих работ будет расти. В том, что этот рост существует, не приходится сомневаться: об этом свидетельствует популярность пранков и практик, связанных с ними, в современном Интернете, а также тот факт, что с недавнего времени пранкеры начали сотрудничать с популярными телеканалами и постепенно выходить из «андеграунда».

В нашем исследовании мы проанализировали, как в пранках и в практиках, связанных с ними, конструируется образ Другого. Учитывая, что понятие «пранк» до сих пор остаётся для русскоязычного читателя не до конца понятным, первую главу нашего исследования мы посчитали целесообразным посвятить освещению того, что же означает этот термин, а также того, как зарождалась и складывалась пранкерская субкультура на территории России, Белоруссии и Европы.

Рабочая гипотеза нашего исследования звучала так: несмотря на то, что в настоящее время большинством людей пранк считается маргинальным развлечением, в пределах его практик, тем не менее, происходит конструирование образа Другого, который почти всегда оказывается маргиналом в настоящем социокультурном контексте. Поскольку эта гипотеза состоит из двух взаимосвязанных тезисов (пранк считается маргинальным увлечением; в практиках пранков происходит конструирование образа Другого, чаще всего связанное с механизмами маргинализации), мы рассмотрели каждую из них. Для доказательства первой мы обратились к тому, как субкультура пранкеров репрезентировалась в СМИ на протяжение временного периода 2000-2010-х гг. и пришли к выводу о том, что маргинальной она перестала быть лишь начиная примерно с 2013 года, и что связано это с изменением самой прагматики пранка. Вторую гипотезу мы доказали, рассмотрев во втором разделе второй главы шесть конструируемых в практиках пранков образов Другого. Выводы, которые мы при этом сделали, выглядят так:

1. Пранк-культура в России и русскоязычных странах Восточной Европы (Украине, Белоруссии) - это самобытная культура, на которую не оказала никакого заметного влияния аналогичная культура в других странах.

2. На сегодняшний день существующий массив пранков позволяет нам классифицировать их по разным признакам.

3. Концепты Другого, имплицитно существующие в работах некоторых европейских философов, в своей совокупности могут быть применены для анализа механизмов конструирования образа Другого в практиках пранков.

4. Последний рассмотренный нами образ Другого-политика существует в принципиально иной парадигме, чем прочие образы Другого.

Поскольку достижение главной цели исследования-то есть анализа основных образов Другого, конструируемых в практиках пранков - было бы невозможным без каждого из этих промежуточных выводов, проведённую нами работу, на наш взгляд, можно назвать успешной, несмотря на некоторые недостатки. К их числу можно отнести то, что нами не были рассмотрены некоторые типы пранков, в практиках которых формировались бы образы Другого, по тем или иным причинам не входящие в нашу классификацию. Другим таким недостатком можно считать не слишком полный анализ социокультурного пространства российского Интернета, в рамках которого существует пранкерская субкультура. Однако, как нам кажется, даже на основе представленных источников и гипотез нам удалось достичь поставленной цели.

Cписок источников и литературы

1. Боброва И. Пранки грязи не боятся [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.mk.ru/social/2013/03/31/834038-pranki-gryazi-ne-boyatsya.html.

2. Галкина Ю. Пранкеры Rakamakafo - о жёстких социальных экспериментах [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.the-village.ru/village/city/city-interview/174649-o-zhestkih-sotsialnyh-eksperimentah.

3. Кузнецов В. Некоторые соображения об агрессии / Владимир Кузнецов // «Digital-агрессия: что делать и кто виноват?» [Электронный ресурс] / Сборник статей и материалов к научно-практической конференции. Под ред. М.С. Корнева. - М., 2015. С. 110-115.

4. Мостицкий И. - Универсальный дополнительный практический толковый словарь. 2005-2012 [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://mostitsky_universal.academic.ru/prank.

5. Пранк [Электронный ресурс] // Словари и энциклопедии на Академике, 2016. - Режим доступа: http://dic.academic.ru/prank.

6. Пранк [Электронный ресурс] // Словарь молодежного слэнга, 2016. - Режим доступа: http://teenslang.su/prank.

7. Пранк [Электронный ресурс] // Lurkmore, 2016. - Режим доступа: http://lurkmore.to/%D0% 9F % D1% 80% D0% B0% D0% BD % D0% BA.

8. Пранк на тему Кавказа [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://dagg.pw/.

9. Про пенсионеров [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.lovehate.ru/opinions/44035.

10. Хватова Я. - Пранк на благо. Двое петербургских студентов ставят социальные эксперименты [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.spb.aif.ru/society/people/1340622.