Геоидеология Черноморско-Каспийского региона

Работа из раздела: «Политология»

Курсовая работа

Геоидеология Черноморско-Каспийского региона

Содержание

• 1. Геоидеологическая парадигма евразийских исследований
• 2. Идеологическая ситуация в современной России
• 3. Идеологические ситуации в странах Закавказья
• 4. Идеологические ситуации в Турции и Иране
• Литература

1. Геоидеологическая парадигма евразийских исследований

Геоидеологический ракурс евразийских исследований обусловлен прежде всего представлениями о геоидеологии. В научной литературе понятие 'геоидеология' связывают с именем немецкого геополитика первой половины ХХ в.К. Хаусхофера, который под геоидеологией понимал систему взглядов, раскрывающих особенности геоположения государства в мире и определяющих его политику, исходя из необходимости расширения своего жизненного пространства. Расширяя жизненное пространство путем поглощения более мелких государств, великая держава, как отмечал ученый, обеспечивает себе большую геополитическую свободу и независимость от своих соседей. Основой геоидеологии как системы взглядов у К. Хаусхофера выступает региональная панидея. В начале 40-х гг. прошлого века он выделял следующие региональные панидеи:

1)'пан-Америка' (во главе с США);

2)'пан-Великая Восточная Азия' (во главе с Японией);

3)'пан-Европа' (во главе с Германией).

Главный пафос геоидеологических построений К. Хаусхофера состоял в том, чтобы теоретически обосновать притязания нацистской Германии на господствующее геополитическое положение в мире. Поэтому главной идеологической задачей, которая была поставлена перед немецкими геополитиками в то время, было формирование таких структур в массовом сознании немецкого народа, которые легитимизировали бы реализацию идеи недостаточности 'жизненного пространства' для Германии на практике.

В середине XX в. большое влияние на представления о геоидеологии оказали работы К. Шмитта, в которых геополитическое противостояние сухопутных и морских держав имело не только исторический, но и идеологический смысл. Это противостояние приобретает у него метафорический характер борьбы 'Бегемота' ('номоса' Земли), служащего олицетворением консерватизма и традиционного общества, и 'Левиафана' ('номоса' Моря), враждебного традиционному обществу и консерватизму.

При этом К. Шмитт считал, что пиком развития 'номоса' Земли и самой совершенной его формой является 'тотальное государство', которое, однако, исключает принцип 'тотального врага' и 'тотальной войны'. Наоборот, либеральная доктрина, которую он однозначно связывал с 'номосом' Моря, обусловливает тотальное противостояние двух 'больших пространств' - англосаксонского (Англия и Америка) и континентального (Евразия). Эти два 'больших пространства' ведут между собой планетарное сражение за то, чтобы сделать последний шаг к универсализации и перейти от континентального владычества к мировому.

В 80-х гг. XX в.Р. Арон, рассматривая идеологические основания геополитики, в качестве таковых выделил, во-первых, идеологию 'жизненного пространства', ссылающуюся на экономическую 'необходимость', и, во-вторых, идеологию 'естественных границ', апеллирующую к стратегической целесообразности.

Особое значение идеологическим аспектам геополитики придавалось в период 'холодной войны', в условиях геополитического соперничества двух великих держав - СССР и США, ни одна из которых, как отмечал С. Хантингтон, не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических категориях коммунизма и либеральной демократии.

При этом, как подчеркивает З. Бжезинский, 'каждый из противников распространял по всему миру свой идеологический призыв, проникнутый историческим оптимизмом, оправдывавшим в глазах каждого из них необходимые шаги и укреплявшим в них убежденность в неизменной победе. Каждый из соперников явно господствовал внутри своего собственного пространства. И каждый использовал свою идеологию для упрочения власти над своими вассалами и зависимыми государствами, что в определенной степени напоминало времена религиозных войн. Комбинация глобального геополитического размаха и провозглашаемая универсальность соревнующихся между собой догм придавали соперничеству беспрецедентный характер'.

Однако уже во второй половине прошлого века среди интеллектуалов Запада стали появляться различные концепции деидеологизации, или конца идеологий. Согласно этим концепциям, идеологии, являющиеся порождением мифологизированного сознания, используются той или иной общественной группой или государством для преследования своих интересов. Поэтому идеологии, по их убеждению, уйдут в прошлое и будут казаться последующим поколениям одной из форм ложного мировосприятия, искажающего объективную реальность.

Радикальная версия концепции конца идеологий была представлена в конце XX в.Ф. Фукуямой, который считал, что с распадом СССР и окончанием 'холодной войны' человечество избавилось от идеологического противостояния. Либерализм, по мнению Ф. Фукуямы, превратился в единственную универсальную идеологию, призванную объяснить устройство мира. Таким образом, концепция конца идеологий оказалась сама по себе крайне идеологичной, поскольку предполагала, с одной стороны, подведение сознания людей под единый стандартизированный знаменатель либерально ориентированного мировоззрения, а с другой - насаждение в сфере мировой политики либеральной демократии, принципов индивидуальной свободы и прав человека.

Последующие события в мире, обнаружившие преждевременность такого рода идеологических заявлений, привели к тому, что в настоящее время все больше сторонников приобретает концепция реидеологизации. Представители этой концепции рассматривают идеологию как неотъемлемую составляющую общественного бытия, объединяющую людей на основе определенных идей и ценностей. При этом они считают, что идеология определяет подходы к пониманию мира, дает его интерпретацию и образ, моделирует будущее через идеалы и предлагает проекты, направленные на его достижение (Н.Г. Баранец, И.Г. Калантарян). В связи с этим идеологию, подчеркивают они, следует рассматривать не с позиций ее соответствия истине, так как это противоречит сущности идеологии и приводит к желанию силового навязывания всем странам одной идеологии, признанной истинной, а с точки зрения выполняемых идеологией функций, которые заключаются в интеграции того или иного общества в единое целое, управлении этим обществом, обозначении путей и целей общественного развития (М.Ю. Чернавский).

Актуализация понятия 'геоидеология' в настоящее время связана прежде всего с тем, что во внешней политике такой мировой державы, как США, особое значение стало придаваться идеологическим аспектам. В глобальной стратегии Соединенных Штатов, отмечают специалисты, эти аспекты часто начинают выступать в качестве исходных обоснований для той или иной внешнеполитической инициативы (Г. Арутюнян). В частности, одним из таких приоритетных обоснований является, например, идеологический постулат о необходимости замены авторитарных политических режимов демократическими, в том числе и при осуществлении так называемых 'цветных революций' в 90-х гг. прошлого века и 'арабских революций' в настоящее время.

Подобная ситуация обусловлена тем, что США окончательно сформировались как глобальная империя, или сверхимперия, и политическая элита этой страны понимает, что без создания глобального и однородного идеологического геополя невозможно представить ее доминирование в мире. Следует отметить, что, согласно американским доктринальным положениям, те страны или регионы, которые пребывают вне процессов глобализации, характеризуются как 'неинтегрированные бреши', которые самим фактом своего существования представляют угрозу для США. Более того, в массовом сознании американцев формируются представления о том, что если какое-либо государство нарушает нормы демократии и права человека, то это угрожает национальной безопасности США.

В связи с этим некоторые ученые подчеркивают, что подобно тому, как Европа есть гипостазированный образ геополитики, Америка есть гипостазированный образ геоидеологии. Америка сама по себе - это глобальная геоидея, артикулирующая множеством образов и стереотипов, среди которых главный - 'Америка - мир-норма' (Д.Н. Замятин). В этом плане геоидеология США является результатом идеологизации геополитики, направленной на экспансию либерализма в протестантской упаковке по всему миру.

В современной научной литературе еще встречаются представления о геоидеологии как системе взглядов, определяющих внешнюю политику государства, исходя из необходимости расширения его жизненного пространства. Однако в настоящее время доминируют другие представления о геоидеологии. Одно из них связано с представлениями отдельных ученых об идеологии постмодерна как геоидеологии мира. Аксиологизм классической географии, отмечают эти ученые, превращается в геоидеологии постмодерной географии, когда сами характеристики и образы земного пространства выступают ядрами мощных идеологий; при этом переворот в географических представлениях ведет к необязательной связности и сосуществованию совершенно различных географических образов мирового развития (Д.Н. Замятин). Другое представление о геоидеологии связано с пониманием ее как инструмента геополитического управления и легитимации внешнеполитических целей (Н.В. Куликова).

Существует также представление о геоидеологии, которое обусловлено пониманием того, что при осуществлении внешней политики особое значение придается решению не только политических или экономических задач, но и задач, связанных с ценностно-идеологической экспансией (К.Э. Аксенов). При этом под идеологиями подразумеваются различного рода учения о необходимости совершенствования мира, выраженные в доступной форме и усвоенные массовым сознанием. При этом идеологии, как правило, отталкиваются от постулата о несправедливости мира, в котором господствует та или иная форма угнетения (подавления, ущемления, искусственного и навязанного ограничения).

В рамках такого представления геоидеология в настоящее время часто выступает в качестве обоснования инициированных извне региональных 'революций' и силовых акций, направленных на замену авторитарных политических режимов демократическими.

На основании такого представления о геоидеологии в российском научном дискурсе появилось понятие 'геоидеологическая парадигма', под которой его автор (К.В. Плешаков) подразумевает динамическое взаимодействие геополитики и идеологии, носящее универсальный характер и характеризующееся рядом параметров. Геоидеологическая парадигма возникла, как полагает ученый, в связи с появлением в XX в. мощных идеологий, которые характеризовались двумя параметрами: во - первых, активнейшим вовлечением масс в декларированное переустройство мира; во-вторых, созданием устойчивых институтов для обеспечения идеологического контроля.

Одна из таких геоидеологических парадигм возникает после того, как идеология большевизма (ленинская модификация марксизма) становится государственной в одной из ключевых в геополитическом плане стран Евразии - советской России. Геопространственная сфера действия этой геоидеологической парадигмы перманентно менялась: в начале она распространялась на территорию бывшей Российской империи, Восточную и Центральную Европу, затем на Китай, а к концу 30-х гг. практически на всю Евразию. Наряду с большевизмом, такого рода геоидеологическая парадигма была сформирована в Европе нацизмом, сделавшим в 30-х гг. ХХ в. геополитику делом масс.

С наступлением 'холодной войны' появились иного рода гео - идеологические парадигмы. Это - геоидеологические парадигмы СССР и США, которые обрели глобальный характер, распространившись на все континенты земного шара. После окончания 'холодной войны' и усилившейся геоидеологической экспансии США, бросившими геополитический вызов 'остальному миру', ответной реакцией в условиях глокализации стало формирование локальных геоидеологических парадигм, основой которых выступил 'периферийный национализм'.

Некоторые исследователи считают, что в настоящее время такие локальные геоидеологические парадигмы, но не в узконациональной форме, а в форме региональной панобщности, неся мощный заряд идей, способны овладеть массами и вмешаться во внешнюю политику на правах идеологии, призывающей к переустройству значительных геопространств на идеологических основах, альтернативных неолиберальному геополитическому проекту. Предпосылки для возникновения таких панобщностей, как отмечают исследователи, потенциально существуют в тюркской Центральной Азии, в арабском мире, в Латинской Америке, в Африке к югу от Сахары, в зоне 'Большого Китая' (территории, освоенные и контролируемые не только КНР, но и китайским этносом в целом), а также 'русско-славянской' зоне (К.В. Плешаков).

Рассматривая 'геоидеологическую парадигму' в ракурсе динамического взаимодействия геополитики и идеологии, можно выделить следующие ее модели:

1) взаимогенерирование геополитики и идеологии;

2) взаимогашение геополитики и идеологии;

3) доминирование геополитики над идеологией;

4) доминирование идеологии над геополитикой.

В модели взаимогенерирования геополитики и идеологии геополитические факторы и идеологические мотивации постоянно усиливают друг друга, и поэтому одно не может существовать без другого. Характерной чертой этой модели является наличие сильной идеологии, которая устремлена в будущее, является государственной и оказывает существенное влияние на массы. Такая модель 'геоидеологической парадигмы' нацелена на принципиальный конфликт, поскольку имплицирует свое пространственное расширение (контроль над пространством) в целях совершенствования общества или ликвидации 'мирового зла', угрожающего человечеству, и в связи с этим воспринимает противостоящую геоидеологию как непримиримого противника.

В рамках конфронтационной формы взаимогенерирования геополитики и идеологии может быть интерпретирована, например, 'холодная война' между СССР и США во второй половине ХХ в., в которой невозможно было расчленить идеологию и геополитику. Примером взаимогенерирования геополитики и идеологии являются также отношения между СССР и КНР в 1958-1969 гг., поскольку территориальные претензии КНР к СССР были вызваны идеологическим расколом между ними, но сам раскол был обусловлен тем, что СССР не поддерживал геополитических претензий КНР на самостоятельную роль в Восточной Азии. Модель взаимогашения геополитики и идеологии может быть описана как система, в которой идеологические мотивации гасят возможные геополитические возмущения, и наоборот. В итоге побеждает стремление к геополитическому и идеологическому статус-кво на неопределенно длительную перспективу. В рамках этой модели могут быть интерпретированы, в частности, отношения между СССР и Западом в 1989-1991 гг.

Модель доминирования геополитики над идеологией становится возможной, как отмечают специалисты, в тех случаях, когда в межгосударственных отношениях нет непосредственного влияния идеологического фактора, но геополитические вопросы стоят в достаточной степени остро. Такова была ситуация, например, в советско-китайских отношениях в 70-80-х гг. прошлого века. В это время завершилась идеологическая борьба между СССР и КНР за влияние на международное коммунистическое движение в результате того, что Китай пожертвовал ею ради геополитической договоренности со странами Запада. Несмотря на то, что геополитические проблемы в континентальной Евразии в то время стояли достаточно остро, руководителя СССР и КНР достигли геополитического взаимопонимания, хотя без всякого энтузиазма воспринимали идеологические процессы в стране оппонента (китайские лидеры негативно относились к политической либерализации в СССР, а российское руководство скептически рассматривало широкое распространение частной собственности в Китае) (К.В. Плешаков).

Вопрос о целесообразности выделения модели доминирования идеологии над геополитикой в настоящее время является спорным. Сам автор понятия 'геоидеологическая парадигма' считает, что заманчиво было бы выделить такую модель. Однако при ближайшем рассмотрении ее нужно признать несуществующей. Различные идеологические течения и особенно идеологизированные лидеры пытались придти к примату идеологии над геополитикой, однако все их усилия не привели к появлению ни одной мало-мальски стабильной и долговременной модели. Попытка подчинить геополитику идеологии является, делает вывод К.В. Плешаков, либо тенденцией в обществе, либо усилием идеологизированного лидера, но создать на этой основе стабильную, хоть сколько-нибудь прочную модель внешнеполитического поведения или межгосударственных отношений до сих пор никому не удалось.

Однако, на наш взгляд, такого рода модель внешнеполитического поведения, носящую более или менее устойчивый характер, все же можно выделить. Модель доминирования идеологии над геополитикой связана прежде всего с экспортом разного рода революций. В начале 20-х гг. прошлого века проекты такого рода революций разрабатывались лидерами коммунистического Интернационала. В 60-70-х гг. XX в. 'Брежневская доктрина' предполагала экспорт коммунистической идеологии и сохранение 'чистоты принципов социализма'.

В соответствии с этой доктриной советские вооруженные силы, в частности, оказались в Праге и Кабуле. Сходными по содержанию являются также 'цветные' и 'арабские' революции конца XX - начала

XX в., разворачивавшиеся в рамках модели доминирования идеологии над геополитикой.

В результате, как отмечают специалисты, страны, пережившие такого рода революции, стремительно меняют свои геополитические ориентации. Однако ученые при этом подчеркивают, что если 'заказчики' революций достаточно быстро достигают своих геополитических целей, то новые власти 'революционизированных' стран, как правило, вызывают своими действиями серьезные осложнения во внутренней и внешней политике. Следствием этого становится дискредитация тех идеологических лозунгов, под которыми осуществлялись революции. Например, коммунистических лозунгов в прошлом и демократических в настоящем. При этом, как отмечают исследователи, экспорт революций и связанных с ними геоидеологий может способствовать тактическим успехам 'экспортеров'. Однако в стратегической перспективе геополитические результаты могут оказаться отрицательными не только для страны, 'подвергшейся' революции, но и для страны, осуществляющей ее экспорт. Об этом, в частности, свидетельствует логика развития событий после введения СССР вооруженных сил на территорию Чехословакии и Афганистана, обусловленного доминированием идеологии над геополитикой (Г. Арутюнян).

В настоящее время геоидеологический ракурс евразийских исследований определяется представлением о геоидеологии как науке, изу

чающей локальные идеологии в качестве основания, во-первых, инструмента и легитимации внешнеполитических целей государств; во - вторых, инструмента и легитимации внутриполитических целей различных политических субъектов; в-третьих, основы локальной макроидентичности.

Говоря о геоидеологическом ракурсе евразийских исследований, надо отметить, что в российском зарубежном регионоведении они зачастую сами принимают ангажированный характер. Это обусловлено тем, что на профессиональную деятельность ученых большое влияние стали оказывать идеологические и политические пристрастия российской интеллектуальной элиты. Не придя к согласию относительно желательного будущего страны, она продолжает бескомпромиссно спорить о настоящем, предлагая публике его разные, а порой и несовместимые геоидеологические образы. Поэтому различные формы ангажированности ученых в зарубежном регионоведении сегодня связаны прежде всего с их воображением как идеологической проекцией того, каким российское общество хочет видеть себя. В результате научный дискурс в зарубежном регионоведении в России часто превращается в противостояние позиций, соотносимых прежде всего с 'большими идеологиями' и 'презентациями будущего', опрокинутыми в настоящее. Ангажированность научного мышления в евразийских исследованиях проявляется, в первую очередь, в противостоянии 'западников' и 'евразийцев'.

'Западники' считают, что Россия - это европейская страна, поэтому для нее единственно правильной является западная либеральная модель развития. В связи с этим они отрицает необходимость выработки в России специальной евразийской стратегии, а в решении международных проблем, в том числе и в Евразии, Россия должна занимать прозападную позицию. 'Западники', отдавая приоритет многостороннему сотрудничеству с Западом, признают важным для России развивать и двусторонние отношения с евразийскими странами. При этом они исходят из необходимости продвижения в регионе прежде всего стандартов либеральной демократии, а не стабилизации авторитарных режимов. Поэтому 'западники', как отмечают некоторые специалисты, настаивая на необходимости прозападной, а не региональной ориентации, приспосабливаются к доминированию Запада в Евразии.

В этом плане их геополитические идеи являются либерально - западнической попыткой ответить на развивающиеся в России геополитические проекты консервативной ориентации (А.П. Цыганков, П.А. Цыганков). В качестве таких попыток ученые называют работы Д.В. Тренина, центральная идея которых состоит в том, что сегодня России, находящейся на границе между постсовременным и современным и даже досовременным мирами, предстоит сделать геополитический выбор между большой Европой и Евразией. В таких условиях единственно рациональным, как полагает Д.В. Тренин, было бы сосредоточиться на европейской идентичности России и организовать ее постепенную интеграцию в большую Европу. Провал такой европейской интеграции будет означать для России ее маргинализацию и возможную дезинтеграцию.

Кроме того, Д.В. Тренин, исходя из теоретических представлений о неизбежности упадка и дезинтеграции империй, подчеркивает, что в настоящее время Россия перестала быть конституирующим центром Евразии, несмотря на то, что этот регион традиционно являлся сферой российской власти, особенно в имперский и советский периоды. Нравится это России или нет, но Запад, как полагает Д.В. Тренин, уже завоевал важные позиции в Евразии. Возможно, для кого-то это и 'тяжелая реальность', но наиболее правильным будет признать и приспособиться к ней. Отступление России из Евразии, считает Д.В. Тренин, уже свершившийся факт, поэтому отступление России в Евразию больше не является реалистичной политикой.

В отличие от 'западников', 'евразийцы' отмечают не только прежде всего геополитическое, геокультурное, но и геоидеологическое своеобразие России, отличающее ее и от Запада, и от Востока. Геоидео - логический аспект этого своеобразия заключается в принципе 'идео - кратии'. Этот принцип в свое время являлся важным аспектом классической евразийской теории П.Н. Савицкого, который считал, что структура евразийского государства должна строиться в соответствии с априорной Идеей, а во главе этой структуры должен стоять особый класс 'духовных вождей'. Принцип 'идеократии' предполагал главенство непрагматического и нематериального подхода к государственному устройству. В этом плане принцип 'идеократии' противопоставлялся принципам демократического, либерального правления, основанного на материальных и утилитаристских мотивациях. В связи с этим евразийцы, как отмечают некоторые исследователи, довели до окончательной ясности идеологические термины, в которых проявлялось исторически противостояние моря и суши. Море - либеральная демократия, 'торговый строй', прагматизм. Суша - идеократия, 'иерархическое правление', доминация религиозного идеала (Ю.В. Тихонравов).

В настоящее время понятие 'евразийство' используется в широком смысле в качестве номинации для обозначения всех тех геоидеоло - гических и геополитических направлений, представители которых в той или иной мере противостоят 'западникам' с их либерально ориентированными антиевразийскими геополитическими проектами. Представители российского 'евразийства', рассматривая Россию в качестве хартленда (срединной земли) или государства, ответственного за организацию постсоветского пространства, выступают за разработку специальной евразийской стратегии для России.

Вместе с тем российское 'евразийство' сегодня является неоднородным в политико-идеологическом отношении направлением, в котором существуют разные течения и соответствующие им геоидеологиче - ские представления о целях и задачах евразийской стратегии России. Это, во-первых, либералы-государственники, во-вторых, неоконсерваторы, в-третьих, консерваторы-государственники, в-четвертых, консерваторы-радикалы. В литературе их иногда называют, соответственно, геоэкономистами, стабилизаторами, цивилизационщиками и экспансионистами (А.П. Цыганков, П.А. Цыганков).

Представители либерально-государственнического евразийства, или геоэкономисты, рассматривая мир с позиций неоглобализма как целостность, культурно плюралистическую, но экономически западно - центричную, считают, что в этом мире принципиально возросло значение геоэкономических факторов по сравнению с геополитическими. Геоэкономические факторы и связанное с ними социально-экономическое процветание России геоэкономисты рассматривают в качестве важнейшей основы российской безопасности. В связи с этим они считают, что России необходимо воспользоваться своим геополитическим положением 'перекрестка Евразии', а главное - своими геоэкономиче - скими преимуществами, и реализовать на этой основе концепцию евразийского транснационального развития, результатом которой будет и либерально-государственное процветание России, и политическая стабильность в регионе.

Представители этого течения, в отличие от либеральных 'западников', не рассматривают российскую идентичность как формирующуюся лишь в результате взаимодействия с Западом. Россия в их геообразе - это трансконтинентальная держава с мощным поясом стран - соседей и переходным, контекстным положением между Европой и Азией. При этом они считают, что распад СССР не изменил ни этого местоположения, ни идентичности России, хотя и сформировал принципиально новые условия для ее дальнейшего развития. Бывшее советское пространство они рассматривают как место встречи различных геоэкономических потоков, и Россия должна воспользоваться своим расположением в середине евразийского хартленда. При этом она не должна ориентироваться исключительно на Запад; скорее ей следует развивать 'геополитику взаимодействия' (термин авторов), а не конфронтации с тремя геоэкономическими полюсами - Западом, Китаем и Азиатско-Тихоокеанским регионом. У всех этих геоэкономических акторов имеются важнейшие интересы в Евразии, и России нужно быть готовой к принятию ключевых геоэкономических решений, если она намерена развивать транснациональные связи и порвать с исторически порочным циклом развития 'вдогонку' за экономически развитым либеральным Западом (В.А. Колосов, Н.С. Мироненко).

Другое принципиальное отличие представителей этого течения от либеральных 'западников' состоит в понимании необходимости выработки для России собственной евразийской геостратегии. При этом они исходят из того, что продолжавшаяся несколько столетий эпоха глобального доминирования Запада завершается. В процессе глобализации все большую роль начинают играть другие регионы, которые еще недавно являлись объектами, а не субъектами мировой политики.

Такая геостратегия, как считают некоторые ученые, должна быть нацелена на успешное геоэкономическое развитие, без которого невозможна безопасность в современном мире. Конечные решения проблем мира и стабильности в регионе - будь то Кавказ, Центральная Азия или

Дальний Восток - связываются ими с превращением России в центр экономической активности Евразии. У этих проблем, по убеждению В.А. Колосова и Н.С. Мироненко, единое происхождение - российская политико-экономическая слабость, и потому они не будут разрешены до тех пор, пока Россия не сможет играть эффективно организующую роль в регионе. Отсутствие стратегии экономической интеграции чревато и опасностями внутреннего распада страны (В.А. Колосов, Н.С. Мироненко).

Таким образом, геоэкономисты, весьма критически относятся к либеральным геоидеологическим проектам интеграции с Западом за счет азиатских соседей России или бывших советских республик.

Представители неоконсервативного евразийства, или стабилизаторы, считают, что Россия должна восстановить статус региональной державы, не стремясь при этом к воссозданию империи, и проводить разновекторную внешнюю политику, исходя из национальных интересов. При этом они заявляют, что геостратегическая миссия России с учетом ее особого центрально-евразийского местоположения состоит в обеспечении стабилизации Евразии путем политики военно-политического балансирования и реализации различных геоэкономических проектов совместно с другими странами региона.

Стабилизаторы, ссылаясь на исторический опыт, отмечают, что Россия столетиями успешно взаимодействовала с европейскими странами, не теряя при этом ни своего суверенитета, ни культурной самобытности. Поэтому, разделяя видение России как Евразии, они подчеркивают, что жизненно важные ее интересы неразрывно связаны как с Европой, так и с Азией, и в связи с этим особое значение придают разработке для России евразийской геостратегии. Такая геостратегия, полагают они, должна преодолеть отчуждение России от интеграционных процессов как в Европе, так и в Восточной Азии, сделать Россию ключевым звеном евразийского пространства и выстроить ее равноправные отношения с соседями на Западе и Востоке. При этом специалисты в выстраивании евразийской геостратегии особое значение придают, с одной стороны, преодолению меркантильных подходов в российской политике на постсоветском пространстве, а с другой - необходимости создания Евразийского союза на основе добровольной, равноправной интеграции, совместном политико-экономическом развитии постсоветских государств с целью продвижения стран СНГ на сильные позиции в глобальном мире (С.М. Рогов).

Стабилизаторы, как отмечают некоторые исследователи, близки к геоэкономистам, но находятся ближе к консервативной части идеологического спектра. Примирившись с распадом СССР и возникновением новой либеральной эры, теоретики данного течения продолжают мыслить в традиционных категориях баланса власти в Евразии. И геоэкономистам, и стабилизаторам близка перспектива создания системы коллективной безопасности в Евразии, полноценными участниками которой явятся все ключевые акторы, включая Китай, Иран, западные державы и Россию. Разница между ними заключается в том, что геоэкономисты ограничиваются разработкой геоэкономических аспектов евразийской стратегии, а евразийская стратегия стабилизаторов включает и геоэкономические, и геополитические компоненты.

Некоторые представители неоконсервативного евразийства выступают за понимание Евразии не только как геоэкономического, но и независимого геополитического и геокультурного пространства (К.С. Гаджиев). В этом пространстве, как они считают, вполне возможно сотрудничество России с Западом, поскольку обе стороны обеспокоены наличием в Евразии общих угроз, таких как ядерное распространение, региональная и этническая нестабильность и международный терроризм. Китай, по их мнению, также способен стать скорее партнером, чем врагом России, поскольку эти страны обладают значительной экономической комплементарностью, имеют общую протяженность границ и одинаково чувствительны в отношении мусульманских меньшинств.

Характеризуя ситуацию в Евразии, они также указывают на то, что такие государства, как Турция и Иран, воспользовавшись распадом СССР, стали активно вовлекать в орбиту своего геополитического влияния вновь возникшие государства Центральной Азии и Кавказа. Поэтому, будучи озабочены опасностями исламского экстремизма на Кавказе и в Центральной Азии, стабилизаторы считают необходимым для России развивать особые отношения с Индией. Они полагают, что у Индии отсутствует заинтересованность в укреплении власти мусульманских государств, и что индо-российская геополитическая ось необходима для сдерживания влияния Турции и Ирана на Азербайджан и страны Центральной Азии.

Главную геостратегическую задачу России в Евразии стабилизаторы видят в поддержании мира и политической стабильности в регионе путем обеспечения российского лидерства на постсоветском пространстве и создания системы коллективной безопасности с участием внешнеполитических акторов. Для укрепления 'внутренней' стабилизации на постсоветском пространстве они предлагают меры, направленные на экономическую и военно-политическую интеграцию постсоветских государств. В формировании системы коллективной безопасности большую роль они отводят России в середине Евразии; Китаю, Японии, Северной Корее и Южной Корее на евразийском востоке; Индии, Турции и Ирану на юге; США и Европе на западе (К.С. Гаджиев).

Представители консервативно-государственнического евразийства, или цивилизационщики, рассматривают Россию как особый в цивилизационном отношении геополитический ареал, вынужденный выживать во враждебно настроенном мире. Представители этого течения считают, что причиной 'фундаментального отчуждения' России от Европы является глубина цивилизационных различий, поэтому их гео - идеологические взгляды носят ярко выраженный антилиберальный характер. Рассматривая Россию как самобытную евразийскую цивилизацию, цивилизационщики считают, что она способна выжить, лишь оградив себя от 'пагубных' влияний Запада (Г.А. Зюганов, Н.А. Нартов).

Рассматривая СССР как 'естественную' геополитическую форму 'исторической' России, цивилизационщики полагают, что нынешние политические границы страны искусственны и навязаны Западом. Поэтому целью евразийской стратегии они считают возрождение России как центрально-евразийской империи путем политической и экономической экспансии в исторических границах, т.е. границах бывшего СССР, а также поддержание близких отношений с Китаем, Индией и другими государствами Евразии, но при сохранении собственной цивилизационной самодостаточности. Результатом этой экспансии должно быть, с одной стороны, объединение постсоветского пространства под контролем России в формально и неформально интегрированный союз, а с другой - установление союзных отношений со странами Азии и мусульманского мира для сдерживания геополитических и геоидеологических амбиций Запада в Евразии. Придавая особую значимость военной силе в сохранении российского влияния в Евразии и преобразовании региона в соответствии со стратегическими интересами и культурными ценностями России, они также настаивают на необходимости восстановления характерного для сверхдержавы ее ядерного и экономического могущества.

Консервативно-радикальное евразийство представляет собой особое течение неоевразийства в России, которое было создано в начале 90-х гг. прошлого века группой интеллектуалов, объединившихся вокруг журнала 'Элементы' и издательства 'Арктогея'. В 2008 г. представителями этого течения под руководством А.Г. Дугина был создан Центр консервативных исследований социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова с целью развития и становления консервативной идеологии в России. Радикализм этого течения состоит прежде всего в том, что речь идет не просто о распространении консервативных или неоконсервативных идей в России, а о создании новой геоидеологии, альтернативной прежде всего либерализму (в том числе либеральному консерватизму), претендующему в настоящее время на геостратегическую универсальность. Основные ее идеологемы получили воплощение в предложенной А.Г. Дугиным четвертой политической теории как основы евразийской стратегии России в XXI в.

Эта теория развивает идеи современного французского философа А. де Бенуа, теоретика социал-консерватизма и 'новых правых', жесткого критика неолиберализма и однополярного мира; немецкого геополитика К. Шмитта, разработавшего концепцию 'номосов Земли'; немецкого философа М. Хайдеггера, создателя учения о человеческом бытии (Dasein), и французского антрополога Ж. Дюрана, предложившего концепт 'воображение' (l'imagmaire), имеющий большее значение для понимания коллективной идентичности на подсознательном уровне.

Основная идея четвертой политической теории состоит в том, чтобы предложить новую модель усовершенствования мира за пределами, прежде всего, либерализма, коммунизма и фашизма. В либерализме субъектом политической теории выступает индивидуум, в коммунизме - класс, в фашизме - либо государство, как в итальянском фашизме, либо раса, как в германском национал-социализме. Четвертая политическая теория в качестве такого субъекта утверждает этнос, но не в традиционном его понимании, а в смысле его бытийного существования (Dasein), экзистенциалы которого устойчиво сохраняются на протяжении самых различных этапов, включая высоко дифференцированные социальные образования. Поэтому высшей ценностью в четвертой политической теории являются, как подчеркивает А.Г. Дугин, этносы как культурные явления, как общины языка, культа, быта, совместного ведения хозяйства, как органические существа, вписанные во 'вмещающий ландшафт' (Л. Гумилев), как всегда уникальные способы налаживания отношений с окружающим миром; как матрицы 'жизненного мира' (Э. Гуссерль); как базовые источники всех 'языковых игр' (Л. Виттгенштейн).

При этом А.Г. Дугин обращает внимание на то, что в четвертой политической теории этносы рассматриваются во множественном числе и между ними не устанавливается какой бы то ни было иерархической зависимости: этносы различны, но каждый из них универсален; этносы живут и развиваются, но эта жизнь и это развитие не укладываются в какую-то одну парадигму, они открыты и всегда самобытны; этносы смешиваются и разделяются, но ни то, ни другое не есть само по себе благо или зло, поскольку критерии оценки вырабатывают сами этносы и всякий раз по-своему.

Таким образом, в идеологии четвертой политической теории осуществляется переосмысление проблемы коллективной идентичности в условиях 'потери корней', которая характеризует эпоху позднего модерна и соответствующий ему дискурс либерализма.

Представителей консервативно-радикального евразийства иногда называют экспансионистами. Этот экспансионизм проявляется, как отмечают ученые, в том, что экспансионистам, в отличие от цивилизационщиков, чуждо понимание цивилизации как геополитически, экономически и культурно стабильной и замкнутой пространственной единицы. По их убеждению, российское положение между Западом и Востоком подразумевает необходимость расширяться далеко за пределы того, что цивилизационщики рассматривают в качестве традиционных или исторических границ России. При этом приводится высказывание А.Г. Дугина о том, что 'новая Империя должна быть евразийской, великоконтинентальной, а в перспективе - Мировой' (А.П. Цыганков, П.А. Цыганков).

В связи с этим следует обратить внимание на определенное противоречие в четвертой политической теории, которая, как полагает А.Г. Дугин, имеет для России большое практическое значение, поскольку сегодня речь идет о том, 'быть' ей или 'не быть' и тихо сойти с исторической арены, растворившись в глобальном, созданном и управляемом не нами мире.

Рассматривая необходимость экзистенциальной реэтнизации и признавая этносы в качестве равноправных субъектов истории, четвертая политическая теория, с одной стороны, обосновывает также важность в постсовременном мире диалога цивилизаций и многополярного мира. Вместе с тем эта теория тесно связана с концепцией К. Шмитта о 'номосах' Земли, разработанной им в середине прошлого века. В этой концепции 'номос' означает 'взятие', 'деление и распределение того, что взято', а также 'эксплуатацию и использование того, что взято и распределено', будь то производство или потребление. В этом значении 'номос' Земли существовал всегда, поскольку во все времена она бралась, делилась и использовалась людьми (К. Шмитт).

Но до эпохи больших открытий, вплоть до XVI в., у людей, как отмечал К. Шмитт, не было глобального представления о планете, на которой они жили. Каждый многочисленный народ считал себя центром мира, а сферу своего владения - домом спокойствия, за пределами которого царили войны, варварство и хаос. На практике это означало, что эти народы могли с чистой совестью завоевывать и грабить, пока они не наталкивались на границу. Тогда они строили земляной вал, Китайскую стену или возводили Геркулесовы столбы для ограничения мира. Таким был 'номос' Земли на первой стадии.

Этот 'номос' был разрушен примерно 500 лет назад, когда были открыты великие океаны, а также Америка - континент, о существовании которого даже не подозревали. Открывателями были европейские народы, которые разделили планету между собой и стали ее использовать. Так родился второй 'номос' Земли. Своеобразие второго 'номо - са' заключалось прежде всего в его евроцентристской структуре, а затем в том, что, в отличие от первоначальной картины мира, он включал в себя и океаны. Он охватывал всю планету, делая различия между сушей и морем. Суша была разделена на территории национальных государств, на колонии, протектораты и сферы интересов. Зато море было свободным. Затем Англия, самая большая морская держава, постепенно победила на море всех своих европейских соперников и захватила мировые океаны. Евроцентристский 'номос', отмечал К. Шмитт, просуществовал до Первой мировой войны. Он держался на двойном равновесии - на равновесии между сушей и морем. На море господствовала Англия, которая не допускала никакой конкуренции морских держав. На европейском континенте, напротив, царило другое равновесие, которое не терпело гегемонии ни одной континентальной державы. Этот евроцентристский 'номос' Земли был разрушен, как считал К. Шмитт, в водовороте Первой мировой войны. В результате Земля в первой половине ХХ в. распалась на две половины: восточную и западную. Эти части находятся в состоянии 'холодной' войны', а при случае и 'горячей'.

Третий 'номос' Земли, как отмечает А.Г. Дугин, соответствует биполярному регулированию во время 'холодной войны', когда мир был разделен между Западом и Востоком, этот 'номос' окончился, когда пала Берлинская стена и был разрушен Советский Союз. Отвечая на вопрос о том, каким будет новый 'номос' Земли, А.Г. Дугин надеется, что этот четвертый 'номос' Земли будет 'номосом' большой континентальной логики Евразии, евразийского континента, т.е. 'номосом' борьбы между континентальной державой и морской державой, морским могуществом, которое представляют Соединенные Штаты.

А.Г. Дугин, трактуя мировую политику как противоборство морских и сухопутных держав и рассматривая Россию в силу ее географического положения как центр евразийской интеграции, считает, что только она может с полным геополитическим основанием выступать от имени Heartland, поскольку ее стратегические интересы не просто близки к интересам континента, но и тождественны им. Однако при этом речь у А.Г. Дугина идет не о том, что Россия, как утверждают некоторые исследователи, должна воспользоваться своим стратегическим положением и мобилизовать имеющиеся у нее ресурсы, опыт и волю для установления полного и безраздельного контроля над Евразией, а о том, чтобы стать центром интеграции Евразии, противостоящей атлантизму и мондиализму Запада во главе с США.

Геоидеологемы четвертой политической теории являются основой евразийской геостратегии России, получившей концептуальное оформление в работах А.Г. Дугина, в которых евразийский путь России рассматривается как ее национальная идея. Выступая против мондиалистских устремлений либерального Запада, А.Г. Дугин не сомневается в том, что у России - свой собственный путь. При этом он подчеркивает, что внешние формы этого пути постоянно менялись, подчас драматически и на прямо противоположные, но во все времена прослеживается общая линия - евразийская направленность, евразийская сущность русской истории. Россия есть Евразия, и это предопределяет ее географическое, культурное, цивилизационное, стратегическое и хозяйственное бытие. Евразийская идентичность России составляет сущность ее исторической миссии, поэтому у России, как считает А.Г. Дугин, есть либо евразийское будущее, либо никакого.

Евразия есть геополитическая судьба России, делающая ее 'сердцевинной землей' (Heartland) и 'географической осью истории'. В геополитических терминах это означает, что Россия олицетворяет собой 'цивилизацию суши', само ее 'месторазвитие' делает ее цитаделью континентального стратегического пространства. В силу этого, считает А.Г. Дугин, России в стратегическом смысле суждено быть ядром континентального евразийского блока, системы государств, объединенных общей структурой безопасности.

Тождественность России и континентальной 'цивилизации суши' в геополитической модели мира делает ее, как отмечает А.Г. Дугин, заведомо обреченной на цивилизационное противостояние с геополитическим лагерем 'цивилизации моря'. В настоящее время географическая предопределенность привела к тому, что оплотом 'цивилизации моря' стал 'Мировой Остров' - США, которые увенчали своим 'морским могуществом' англосаксонскую миссию Великобритании, чью эстафету они постепенно перехватили.

Ссылаясь на геоисторический опыт, А.Г. Дугин подчеркивает, что свой континентальный масштаб Россия реализовывала постепенно, расширяя на разных этапах своей истории размер евразийских территорий, подконтрольных центру, тяготея в имперский и советский периоды к достижению границ самого Евразийского континента. За каждым отступлением от этого правила следовал новый пространственный рывок, сопровождавшийся более универсальным осознанием народом своей миссии. История евразийского пути развития России как ее национально-государственной идеи в череде циклов (каждый из которых заканчивался катастрофой, чтобы очистить место для нового, еще более универсального витка) убеждает А.Г. Дугина в том, что всякий раз, когда Россия преодолевала кризис национального и государственного самосознания, новая формулировка ее национально-государственной идеи становилась еще более универсальной и масштабной, нежели предыдущая. Иными словами, делает вывод А.Г. Дугин, следующий по логике истории этап государственного утверждения России должен стать эпохой создания геополитического Евразийского государства планетарного объема.

2. Идеологическая ситуация в современной России

В Советском Союзе до перестройки Горбачева была четко выстроенная идеологическая структура социалистического общества во главе с главной идеологической организацией - КПСС. В СССР было идеократическое общество, в котором был приоритет духовного богатства над материальным, а также приоритет идеологической власти (КПСС) над государственной властью.

В идеократических светских обществах политико-идеологические правящие партии выполняют ведущую и направляющую роль в жизни. Правящая партия в идеократических обществах является своего рода 'становым хребтом' общества, а государственная власть выполняет подчиненную роль. Аналогично в теократических обществах идеологическая религиозная власть церкви преобладает над государственной властью. Как известно, так было в средневековой Западной Европе, где был приоритет идеологической власти католической церкви во главе с Папой Римским над государственной королевской и императорской властями. В настоящее время примерно такое же соотношение религиозной идеологической и государственной власти можно констатировать в современном Иране, в котором существует приоритет идеологической религиозной власти исламской церкви над государственной властью Исламской Республики Ирана, т.е. фактически Иран является теократическим обществом, разумеется, со своей спецификой. Так, вместо общеевропейской власти Папы Римского в современном Иране мы видим верховенство идеологической власти духовных лидеров, в начале это был аятолла Хомейни, а затем им стал Хаменеи.

В неидеократических обществах, наоборот, государственная власть преобладает над идеологической, и в силу такого взаимодействия в обществе осуществляется приоритет материального богатства над духовным. Что касается роли политико-идеологических партий, то их власть в неидеократических республиках подчинена президентской или подобной ей власти, а партии, даже правящие, выполняют роль не 'станового хребта' общества, выражаясь образно, а простых политических клубов. Такой партией в современной России является партия 'Единая Россия'.

В период перестройки и гласности произошел демонтаж идеократической социалистической республики, и КПСС лишилась статуса правящей, руководящей и направляющей идеологической силы Советского Союза, а Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев лишился статуса духовно-идеологического лидера СССР. Разумеется, после потери статуса правящей идеократической духовной силы КПСС была распущена как 'преступная организация', а ее преемницей стала не имеющая статуса правящей партии - КПРФ, т.е. партия российских коммунистов в современном российском обществе не обладает статусом верховенства идеологической власти над государственной.

Таким образом, борясь за власть Президента СССР по подсказкам либеральных идеологов, М.С. Горбачев вряд ли до конца понимал, что, устанавливая политический пост Президента СССР, предполагающий верховенство государственной власти над идеологической, он тем самым разрушает саму суть идеократического советского общества. И в конечном счете Президент России Б.Н. Ельцин своим указом о запрете КПСС в августе 1991 г. окончательно завершил разрушение советской идеократической республики под лозунгом возвращения в мировую, точнее, в западную, цивилизацию, в которой нет идеократических обществ, где идеологическая власть подчинена государственной власти, а роль главного идеолога формально принадлежит Президенту страны.

Разумеется, в социалистическом обществе в идеологическом плане были свои положительные стороны. Исследователи отмечают, что существовавшая в СССР идеология, безусловно, чрезмерно жесткая и всеобъемлющая, имела и положительное значение, которое заключалось прежде всего в воспитании у людей положительных моральнонравственных качеств: помощь друг к другу, уважение к другим людям, особенно к людям старшего возраста, вежливость, честность, открытость, отзывчивость и др. Действительно, такое воспитание было окрашено излишним девизом строительства коммунизма, однако само положительное значение такого воспитания не вызывает сомнения. С распадом СССР ушла в историю и прежняя идеология, но в России до сих обществом не принята общая идеология, отсутствие которой вызывает у граждан страны хаос мыслей, непонимание друг друга и даже конфликты (А.А. Рудаков).

Есть надежда, что в будущем российском обществе, после преодоления идеологического безвременья, на основе новой подлинно гуманистической идеологии будет создано идеократическое общество, где будет приоритет идеологической власти над государственной, а правящая российская гуманистическая партия станет руководящей и направляющей силой будущего российского гуманистического общества, в котором будет приоритет духовного богатства над материальным, или, точнее говоря, будет реализован принцип гармонического сочетания духовного и материального богатства при приоритете все же духовного совершенствования граждан России.

Если поставить вопрос, чем были вызваны трансформации советского идеократического общества в неидеократическое общество, то в первую очередь следует отметить, что экономической причиной, вызвавшей такие изменения социалистического общества, являлась необеспеченность материальным богатством советских граждан. Это, безусловно, вызвало недовольство людей, и на волне этих недовольств к власти пришли так называемые 'демократы-диссиденты' и другие откровенные антикоммунисты. Но еще до их прихода к власти демократически настроенные партийные лидеры начали, а советская интеллигенция поддержала разрушение культурно-идеологического ядра советских наций в соответствии с концепцией 'молекулярной революции' А. Грамши.

Так в годы перестройки и гласности происходило 'развенчание', или просто разрушение, в сознании граждан определяющих социалистических идеологических ценностей и принципов. Например, брались социалистические принципы равенства и справедливости и через СМИ (особенно через так называемые 'толстые журналы') они развенчивались, т.е. признавались ложными. Таким образом, идеологи перестройки убеждали народ, что равенство абиологично и не может быть равенства между людьми, так как все индивиды от природы различны. Также поступили, с принципом социальной справедливости, в своих рассуждениях идеологи дошли до идеи справедливого неравенства между богатыми и бедными гражданами и даже между странами 'золотого миллиарда' и остальными странами мира.

В целом в период перестройки и гласности идеологическая ситуация характеризовалась переоценкой социалистических идеологических ценностей, приведшей к разрушению идеологического ядра социалистического общества без замены социалистических идеологических ценностей на новые, правда, неизвестно, какой идеологии. Более того, разрушение ядра коммунистической идеологии проходило под лозунгом деидеологизации в начале советского, а затем и российского общества. Таким образом, специфика идеологической ситуации в переходный период от социализма к капитализму состояла в переоценке социалистических ценностей, приводящей к разрушению правящей марксистско-ленинской идеологии в форме бескомпромиссной борьбы идей и ценностей коммунизма и либерализма.

После окончания периода перестройки, приведшего к августовскому политическому перевороту (1991 г.), в отношении эволюции идеологических ситуаций в России, а также и в бывших советских республиках, таких как Грузия, Армения и Азербайджан, наступил период деидеологизации российского, грузинского, армянского, азербайджанского обществ. Процесс деидеологизации привел к окончательному разрушению ценностей идеологического ядра бывших советских республик. Идея деидеологизации российского общества нашла свое отражение в Конституции РФ (1993 г.). Так в ст.13 Конституции указано, что в России не должно быть государственной, т.е. правящей, идеологии.

Некоторые ученые отмечают, что разработчики Конституции 1993 г. оказались в плену пагубных социальных утопий 'деидеолгизации' и 'конца истории', что нашло свое выражение в конституционном закреплении отказа от государственной идеологии. Однако сегодня на примере России мы видим, что государство без идеологии (как программы действий, совокупности ориентиров и целей) не может полноценно функционировать. Идеология в тех или иных модификациях уже на обыденном уровне сознания существует в психике человека всегда, обеспечивая определенный уровень сохранения основных структур общества и схем жизнедеятельности людей. Косвенным осознанием этого является и то, что с конца 90-х гг. в России все чаще провозглашается тезис: 'Да здравствует новая идеология России!'. Однако поиск новой идеологии для России осознается пока только как проблема поиска и развития наиболее оптимальных форм сочетания и сосуществования разных идеологий. Чаще всего в качестве таких идеологий называются либеральная, религиозная и коммунистическая идеологии (М.Я. Яхьяев).

В процессе деидеологизации российского, грузинского, армянского, азербайджанского обществ получили развитие процессы, приведшие в ряде случаев к стагнации и даже разложению духовной, политической, экономической, семейно-бытовой сфер общества. Предполагалось, что освобождение от оков марксистско-ленинской идеологии даст свободу мысли, вызовет экономическую предприимчивость, политическую активность, прежде всего молодежи, обеспечит соответствующий взлет экономики, политики и свободной культуры. Но все произошло наоборот: в России и странах Закавказья не было не только предсказанного демократического расцвета общества, но и вообще нормальной экономики, политической структуры, духовной культуры, а отмечались разброд и хаос, всеобщее обнищание народа. За короткий срок произошли развал и крах великой советской державы и превращение России в сырьевой придаток западной цивилизации. Таковы были последствия бездумного применения деидеологизации в России и бывших советских республиках.

Следует особо отметить, что в период деидеологизации в России, Грузии, Армении, Азербайджане происходило возрождение религиозных идеологий: христианской, исламской, буддистской, но деидеологизированные демократы не соотносили религию с религиозным типом идеологии, поскольку для них религия и идеология - это две разные сущности. Но первоначально широкий поток идущих по дороге, ведущей к религиозным храмам, стал постепенно иссякать, так как устремившиеся по дороге к храму стали осознавать, что религиозные ценности явно устарели и исчерпали себя и современный человек конца ХХ в. вряд ли станет руководствоваться в повседневной жизни идеями рая и ада, суда господнего, несмотря на строительство храмов, а также проповедь духовности. Христианская и исламская церкви не смогли справиться с потоками духовной деградации граждан, не смогли дать широким массам народа, особенно молодежи, духовные ориентиры, регуляторы поведения, светлого будущего в условиях, когда во всех средствах массовой информации осуществлялась агрессивная пропаганда западного образа жизни, основанного на приоритете материального богатства над духовным. Всем гражданам прививалась главная идея неоконсерватизма и неолиберализма, обогащения в первую очередь материально, причем любыми способами. Естественно, в таких идеологических условиях религиозная пропаганда духовности человека не получила отзыва в 'материалистических душах' индивидов.

В это время так же неосознанно для народа шло внедрение неоконсервативных ценностей, главной идеей среди которых была передача национальных богатств в частные руки бизнесменов, особенно нуворишей и первых олигархов. Правда, внедряемые политическими деятелями неоконсервативные ценности по незнанию выдавались ими за либеральные ценности, как самые прогрессивные в мире. Но внедряя западные неоконсервативные ценности, политические элиты на постсоветском пространстве не озаботились созданием целостной теоретической неоконсервативной идеологии с национальной спецификой. Так, в аппарате администрации Президента РФ не было создано не только идеологического отдела, но даже идеологического управления, который бы занимался разработкой приемлемой для российской ментальности идеологии. Такое негативное отношение к идеологии, безусловно, вытекало из идеи деидеологизации, хотя некоторые ученые говорили, что идея деидеологизации и есть на самом деле идея западной идеологии.

Процесс деидеологизации российского общества продолжался до середины 1996 г., когда в результате смены 'советников-деидеологизаторов' Б.Н. Ельцин объявил о необходимости создания объединяющей идеи и общенациональной идеологии. Но создать общую идеологию для России оказалось очень сложным делом. Для формирования такой идеологии необходимо было прежде всего выявить стержневую идею, вокруг которой могли бы появляться остальные идеологические идеи, образуя единое идеологическое целое, т.е. создать идеологию, дающую целостное представление о мире, месте и предназначении человека в мироздании. Поэтому такая общая идеология прежде всего должна быть научной идеологией, дающей целостное знание о мире и месте человека в нем. Разумеется, одними только научными идеями идеологическое учение не исчерпывается, поэтому идеологическое знание должно включать, кроме научных знаний, общие ценности, а также философские, художественные, нравственные, правовые, политические, экономические, социологические знания и ценности. Однако соединить научные знания и ценности в единое целостное идеологическое учение оказалось не так-то просто. Поэтому первые разработчики общей идеологии для России, столкнувшись с трудностями ее создания, быстро охладели к проблеме создания новой идеологии. Но самое главное, разработчики идеологии для современной России не могли четко и ясно определить, какую именно идеологию следует разрабатывать, на каких идейных основах. Такая неопределенность и привела их к отказу от создания новой идеологии. В результате было принято 'мудрое решение', заключавшееся в том, что идеология сформируется сама по себе в общественном сознании российского народа.

Очередная попытка создания новой российской идеологии была предпринята во второй половине 1999 г. по указанию тогда Председателя Правительства РФ В.В. Путина. Под его руководством был создан так называемый 'Кремлевский НИИ', перед сотрудниками которого была поставлена задача создания идеологии для России. Но все попытки формирования идеологии, также как и ранее предпринятые, оказались напрасными. После инаугурации Президента РФ В.В. Путина в мае 2000 г. идеологический институт был распущен.

Как справедливо отмечают эксперты, сам факт периодически повторяющихся призывов сформулировать 'национальную идею' свидетельствует о мировоззренческом фиаско и, косвенным образом, о коррозии социального договора между властью и народом. Определяющую роль в жизни общества играют, судя по всему, смысловые пространства. Разнообразные формы земного бытия, пути обустройства человеческого общежития, в сущности, не что иное, как зримое воплощение социального менталитета. В этом смысле теории модернизации есть средство политического господства, поскольку, являясь символической практикой, они воспроизводят господство западной модели социального мира над иными, таким образом, сознательно или неосознанно, легитимизируя экономическое, политическое и культурное господство (В. Шевелев).

Следующий - четвертый - этап эволюции идеологической ситуации в России имеет существенное отличие от эволюции идеологических ситуаций на постсоветском пространстве в других странах. Он характеризуется прежде всего внедрением западных неолиберальных и неоконсервативных ценностей при вялотекущем процессе поиска новой общенациональной идеологии.

После неудачных попыток создания новой российской идеологии, предпринятых во второй половине 90-х гг., а также из-за возникшей опасности для власть предержащих, что благодаря стихийному процессу идеологического творчества российской интеллигенции будет создана такая идеология, когда народ потребует ответа за несправедливую приватизацию народного богатства, политическая элита стала размышлять, ценности какой идеологии могут узаконить процесс не справедливой для народа 'прихватизации' национальных богатств, принадлежащих по праву рождения всему российскому народу.

Размышлять долго не пришлось, так как стихийно насаждаемые еще первыми демократами неоконсервативные ценности, выдаваемые за либеральные, хорошо подходили для политической и экономической элиты страны, ибо эти ценности как раз и узаконивали процесс и результаты несправедливой приватизации.

Таким образом, начиная с 2000 г. в России осуществлялся процесс внедрения западных неоконсервативных ценностей (но без создания целостной теоретической неоконсервативной идеологии российского общества) под видом лучших в мире либеральных идеологических ценностей. Как сказал В.В. Путин в одном из своих ежегодных посланий, имея в виду поиск создания новой российской идеологии, у нас есть 'русская забава' - искать русскую национальную идею.

Однако время от времени политическая элита в России вбрасывала в общественное сознание лозунги о создании новой идеологии. Так, до 2006 г. был лозунг создания интегральной или объединяющей идеологии, в 2006 г. была выдвинута идея создания патриотической идеологии. Начиная с 2007 г. в общественное сознание начала внедряться идея о создании консервативной идеологии с российской спецификой, основывающейся на российских православных ценностях и традициях. Идея создания для России консервативной идеологии на православной основе с учетом евразийской сущности русской цивилизации до сих пор разрабатывается в различных идеологических центрах российского общества.

Разразившийся в 2008 г. в мире финансовый кризис, переросший в экономический кризис в целом, по нашему мнению, привел к началу отсчета пятого периода эволюции идеологических ситуаций в России, связанного прежде всего с критикой ценностей западной идеологии и формированием модернистской идеологии российского общества.

С началом мирового кризиса, с одной стороны, ожидалась, в частности в России, переоценка ценностей неоконсервативной и неолиберальной идеологий, особенно ее монетаристского варианта, что, разумеется, привело бы к поиску выхода из идеологического тупика. Это предполагало своего рода 'полевение' идеологических ценностей. С другой стороны, предполагалось, что критика и переоценка западных ценностей усилят влияние религиозных духовных ценностей, прежде всего православной идеологии. Правда, как показала социальная практика, внедрение в России православных религиозных ценностей вызвало не менее сильное возрождение исламской идеологии, особенно в Северо-Кавказском регионе. Такое неуправляемое возрождение православной и исламской религиозных идеологий привело к их противостоянию, вызывающему на национальной почве религиозный экстремизм, в крайних формах приводящий не просто к исламскому фундаментализму, а к терроризму исламских экстремистов, жаждущих мирового господства в масштабах исламского халифата, т.е. мировой исламской империи. Таким образом, непродуманная религиозная идеологическая политика правящих кругов российского общества как последствия политики деидеологизации приводит к взаимодействию православной и исламской идеологии в форме бескомпромиссной борьбы в южных регионах России.

Политическая и экономическая элита российского общества вряд ли радостно приветствовала бы 'полевение' идеологических ценностей, поскольку это, в конечном счете, привело бы на основе переоценки неоконсервативных ценностей к ревизии итогов приватизации национального богатства российского общества. Поэтому, как не парадоксально это звучит, правящие круги вместо 'полевения' предпринимают попытку усиления 'поправения', т.е. неоконсервативных ценностей, сопровождаемых новым кругом приватизации государственной собственности. Правда, чтобы откровенно не внедрять неоконсервативные ценности, которые во всем мире подвергаются критике и переоценке, лидеры страны закамуфлировали их под ценности так называемой модернистской идеологии. Действительно, со стороны выглядит правдоподобно, что нам необходима модернизация на основе ценностей модернистской идеологии, причем это представляется как необходимое условие выхода из кризисного состояния, но главный вопрос, какими средствами будет достигнута модернизация российского общества, остается открытым. Предлагаемый ответ правящей элиты означает усиление процесса приватизации.

Таким образом, модернистская идеология - это выдаваемая за новую старая неоконсервативная идеология западного толка. Для идеологического обеспечения модернистской приватизации специально создан Институт современного развития, или сокращенно ИНСОР. Данный институт во главе с Юргенсом и Гонтмахером призван разрабатывать модернисткую идеологию как новую разновидность все той же неоконсервативной идеологии. Интересно, что одним из достижений ИНСОРа является идея о необходимости России вступить в состав военно-политического союза НАТО.

Также следует отметить, что на идеологическом поле России, кроме модернистской идеологии, продолжает разрабатываться и русская консервативная идеология, которая была обозначена еще на предшествующем этапе эволюции идеологических ситуаций российского общества. Поэтому, как отмечают современные российские политологи, возникло взаимодействие между русской консервативной идеологией евразийского толка и модернистской идеологией.

Перед выборами в Государственную Думу Российской Федерации в декабре 2011 г. лидером русской консервативной идеологии и одновременно лидером партии 'Единая Россия' был определен В.В. Путин, а лидером модернистской идеологии стал Д.А. Медведев. Однако после избрания В.В. Путина в 2012 г. Президентом РФ и назначения Д.А. Медведева Председателем Правительства РФ они снова, и в 90-х г. XX в. стали говорить о новой волне приватизации государственной собственности в целях более эффективного управления предприятиями.

Недовольство некоторой части российской интеллектуальной элиты внедрением неоконсервативной западной идеологии привело, в частности, к созданию в сентябре 2012 г. Изборского экспертного клуба для осуществления, как выражаются его участники, 'идеологического рывка' в современном российском обществе.

Необходимо сказать, что особая идеологическая ситуация сложилась непосредственно на Юге России, что обусловлено прежде всего резким усилением здесь исламской идеологии. Ряд исследователей, занимающихся изучением исламской идеологии, отмечают появление здесь такого политико-идеологического явления, как исламский фундаментализм, вызванного осознанием несостоятельности заимствованных или, точнее говоря, навязанных извне таких социальных моделей общественного развития, как либерализм и социализм. В результате исламская идеология в ее радикальной, фундаменталистской форме превратилась в мощную внутриполитическую силу, выступающую также во внешней политике за создание всемирной исламской империи или исламского халифата на территории исламских обществ, в том числе и в северокавказских республиках Российской Федерации.

Исламский фундаментализм в такой его форме, как ваххабизм, является идейным началом, направленным прежде всего на решение проблем мусульманских обществ, в том числе и на Северном Кавказе. Причем под воздействием идеологии ваххабизма возникают ультрарадикальные фундаменталистские организации, использующие для достижения своих целей террористские методы.

Сторонников радикальной исламской идеологии в регионах Юга России условно можно разделить на три группы. Первую группу представляют члены вооруженных идеологических формирований, представляющих собой своего рода идеологический вооруженный орден борцов за исламскую веру. Эти формирования действуют как на территории Чеченской Республики, так и в соседних республиках Юга России. Оказывая вооруженное сопротивление федеральным силам, экстремисты реализуют основные постулаты радикальной исламской идеологии: 'большой джихад' (война с неверными) и 'такфир' (борьба с мусульманскими отступниками).

Вторую группу последователей радикальной исламской идеологии составляют сторонники 'очищения ислама'. Сторонники этого течения выступают за чистоту исламской веры и создают такие, как они считают, настоящие исламские организации, как 'джамааты', т.е. подлинно исламские общины. К примеру, на территории Кабардино-Балкарии существуют такие общины сторонников 'очищенного ислама' как 'Вольный Аул', 'Нур', 'Мансур', 'Северный' и др., которые входят в республиканскую шуру (совет), внутри которой действует шариатский суд. Таким образом, в рамках исламских джамаатов уже сформирована управленческая 'шариатская вертикаль', которая может служить прообразом будущих властных организаций мусульманского государства.

Третью группу поборников исламской идеологии составляют оппозиционные движения в среде крупных региональных Духовных управлений мусульман Юга России. Это течение в исламе вызвано конкуренцией между духовными лидерами, мобилизующими своих сторонников для влияния на политико-идеологические процессы в регионах России. Данные противоречия толкают традиционалистски настроенных религиозных лидеров на взаимосвязи с умеренно настроенными фундаменталистами.

В целом деятельность вооруженных ваххабитских формирований в республиках Северного Кавказа является проявлением кризиса в мусульманском сообществе региона, составной частью которого являются радикальные группы внутри мусульманских общин. Но все же в сложившейся сложной идеологической ситуации в регионах Юга России для предотвращения религиозного исламского экстремизма самым эффективным способом может стать распространение на всей территории России светской (нерелигиозной) гуманистической идеологии, которая вытеснит все идеологии экстремистского характера, в том числе идеологию исламского экстремизма.

3. Идеологические ситуации в странах Закавказья

В Грузии, как и в России, после разрушения Советского Союза и краха марксистско-ленинской идеологии был определенный период упоения идеей деидеологизации под лозунгом 'Никакой идеологии' в свободном от любых идеологий современном грузинском обществе. Но после наступившей экономической и политической стагнации, а главное, духовной деградации грузинского общества, приведшей к установлению агрессивных политических режимов Гамсахурдии, Шеварнадзе и Саакашвили, развязавших военные действия против Абхазии и Южной Осетии, грузинская политическая элита вынуждена была признать необходимость государственной идеологии. Разумеется, как и в современной России, в Грузии поиски новой идеологии пока не увенчались успехом, т.е. государственной или официальной идеологии, соответствующей менталитету грузинского общества, в современной Грузии не создано, ибо, как мы ранее отмечали, создать новую идеологию - чрезвычайно сложное дело. Можно сказать, что в зависимости от складывающихся социально-политических обстоятельств в Грузии идеологическая ситуация в стране характеризуется многообразием идеологических идей и течений.

Критики грузинского руководства часто обвиняют его в создании в стране фашистского режима, поэтому, учитывая агрессивный звиадизм, приведший к геноциду в Абхазии и Южной Осетии, можно говорить о каких-то идеологических обоснованиях агрессивных действий руководства страны, как идей и ценностей грузинского варианта фашистской идеологии, а Грузию называют маленьким милитаризованным нацистским государством. Безусловно, это - крайняя точка зрения на идеологическую ситуацию в современной Грузии. Как известно, оппоненты политического режима Грузии в пылу дискуссий обвиняют в фашистских пристрастиях даже Грузинскую Православную церковь в лице Католикоса-Патриарха Илии II, который, как они считают, публично благословил этнические чистки и геноцид негрузинского населения. Естественно, как грузинские, так и зарубежные критики режима Саакашвили и его предшественников призывают к дефашизации и санации, т.е. оздоровлению 'больного' фашизмом грузинского общества.

В Грузии есть, безусловно, и здоровые демократические идеологические элементы. Как отмечают некоторые грузинские аналитики с подачи американских идеологов университета Хопкинса, в современное грузинское общество, так же как и в российское, внедряются ценности неоконсервативной идеологии, выдаваемые за неолиберальные ценности. Так же как и в России, о чем мы писали выше, несмотря на частичное внедрение неоконсервативных ценностей, в Грузии в целом не разрабатывается грузинский вариант неоконсервативной или неолиберальной идеологии, т.е. неоконсервативной идеологии с грузинской спецификой, более того идут разговоры о конце неоконсерватизма в Грузии.

Сторонники формирования в Грузии консервативной идеологии проамериканского толка, в противовес левым идеологиям, считают, что консервативная идеология должна быть престижнее, сильнее. Эта идеология должна быть антисоветской и прорелигиозной, отдающей приоритет свободной экономике, национальной культуре, традиции, семье, свободе личности и правам человека.

Таким образом, грузинские интеллектуалы, также как и российские, находятся в поисках новой идеологии для грузинского общества.

В отношении идеологической ситуации в современной Армении следует отметить, что в Армянской ССР господствовала социалистическая идеология, поэтому Армения являлась идеократической республикой. Установление советской власти в Армении на основе марксистско-ленинской идеологии, в отличие от современного состояния армянского общества, обеспечивало внешнюю и внутреннюю безопасность, создавало все предпосылки для ускоренного социально-экономического развития, также советская власть установила европоцентризм как основу государственной политики, тем самым сформировав Армению как европейскую республику.

После развала Советского Союза и краха коммунистической идеологии европоцентризм как социальная субстанция, как сущность государственной политики уступил место 'азиатчине'. Реанимация азиатского начала в идентичности Армении происходила на основе возрождения националистических идеологий.

В начале 90-х гг. XX в. в Армении была предпринята попытка возрождения и обновления идеологий, существовавших в краткий исторический период самостоятельного развития страны в 1918-1920 гг. В указанный период существовали политические националистические идеологии дашнакства и нжденизма и других полухристианских и полуязыческих течений. Причем идеология дашнакства претендовала на статус особой социалистической идеологии.

Что касается нжденизской идеологии в современной Армении, то ее сторонники считают нжденизм здоровой националистической идеологией, они утверждают, что если бы ни Гарегин Нжде с его так называемой 'расистской' идеологией, то не была бы провозглашена Нагорная Армения, освобожден Зангезур от турецкой оккупации. Если бы ни Нжде, то не было бы и сегодняшней Армении. Современные сторонники этой идеологии, члены Республиканской партии Армении, рассматривают нжденизм как этнорелигию и считают, что называть ее расистской нельзя.

Наряду с обновленной социалистической идеологией дашнакства и националистической идеологией нжденизма, в современной Армении стала формироваться, не без влияния западных идеологов и политиков, либеральная идеология с ее основополагающими идеями свободы, демократии, свободного рынка и приватизации. Перечисленные либеральные идеи и ценности были положены в основу образования армянского либерального движения под названием 'Армянское общенациональное движение', претендующего на статус настоящей либеральной партии, так как известно, что только наличие идеологии определяет статус настоящей партии, а не движения.

Современные армянские исследователи идеологического процесса в Армении считают, что как социалисты-дашнаки в досоветский период, так и либералы-аодовцы создавали государства, в которых доминировали азиатские принципы с сильным военным началом. Таким образом, что бы ни делали и какую бы идеологию не избрали себе армянские политические лидеры и партии, все равно в итоге получается то же самое, а именно, антинациональная, антигосударственная плутократия и коррупция, от которых исходят социальная несправедливость, насилие, произвол и, самое главное, существование политической элиты вне правового пространства. Разумеется, указанные армянскими исследователями черты сложившегося политического режима в Армении в целом соответствуют таким же характерным чертам политических режимов, созданных в бывших республиках Советского Союза.

Большую роль в жизни армянского народа играет армянская диаспора. Разумеется, чтобы сплотить армянский народ в Армении и диаспоре, необходима, как считают армянские политики, единая идеология. Так, они отмечают, что причиной застоя связей между Арменией и диаспорой является отсутствие единой идеологической концепции. Правящие элиты Армении имеют собственные интересы, элиты диаспоры сконцентрированы на идеях традиционных армянских партий. Отсутствие единой идеологической парадигмы ставит под удар вопрос сохранения армянской самобытности. Очевидно, что без единой идеологии армянство не сможет долгое время противостоять основным вызовам, стремительно мчащимся парадигмам глобализации. Необходимо осознать тот факт, что современный мир основан не только на политикоэкономической конкуренции, но и на жестком культурно-идеологическом противостоянии. Безусловно, нельзя не отметить успехи, которых достигла армянская диаспора, однако современные реалии требуют принципиально новых подходов. На данном этапе, как отмечают эксперты, необходимо создание единой диаспоральной организации, способной укрепить доверие и вывести сотрудничество на принципиально новый уровень.

Выход из сложившейся ситуации в Армении некоторые армянские ученые видят в создании и внедрении в армянском обществе идеологии прагматизма. При этом они подчеркивают, что эта идеология должна быть не размышлением о первых началах бытия и познания, каковой она считалась с античных времен, а общим методом решения тех проблем, которые встают перед людьми в различных проблематичных ситуациях и в процессе их практической деятельности, протекающей в непрерывно меняющемся мире. Исходя из сложившейся идеологической ситуации в Армении, ученые делают следующий вывод: если в государстве ни одна идеология не способна дать ответ на насущные вопросы нынешней действительности, то лучше отказаться от них и подождать, пока не появится что-то новое, здоровое. А для этого нужна самая малость: политическая воля для избавления от ложных ценностей и идей. Это, возможно, и не сложно, если на время провозгласить прагматизм идеологией и руководством к действию.

Таким образом, в Армении, как и в России и Грузии, а также других в постсоветских республиках научная и политическая элиты озадачены поиском идеологии для своих суверенных стран (А.П. Енгоян, Т. Манасян).

Характеризуя идеологическую ситуацию в Азербайджане, надо обратить внимание на то, что обретение государственной независимости Азербайджаном в начале 90-х гг. ознаменовалось значительным усилением исламской религиозной идеологии в различных сферах жизни. Это же наблюдалось и в других исламских странах на постсоветском пространстве, что породило у ряда исламских лидеров представление, будто отныне исламская идеология может стать весьма эффективным инструментом влияния на вновь образованные государства региона в желательном для них русле. Однако с первых дней независимости руководство Азербайджана провозгласило свою приверженность светскому пути развития, и поэтому перед азербайджанской политической элитой и интеллигенцией встала проблема создания светской национальной идеологии суверенного Азербайджана.

Постановка проблемы необходимости создания национальной светской идеологии Азербайджана определила вторую важнейшую проблему азербайджанского общества - это, разумеется, проблема идентификации азербайджанских граждан. Таким образом, прежде чем создать национальную идеологию Азербайджана, необходимо выяснить, к какой нации следует отнести, с кем отождествить жителей Азербайджана. Это, в свою очередь, ставит перед интеллектуалами три сакраментальных вопроса: кто мы такие? от кого мы произошли? и, главное, куда мы идем?

Так, по проблеме происхождения азербайджанского народа в стране царит полная сумятица. Называются несколько древних наций, от которых они якобы произошли: шумеры, кавказские албанцы, ми - дийцы и др. Однако одна группа азербайджанской интеллигенции, занимающаяся поисками национальной идеологии, предложила отказаться от всех этих народов и признать, что они генетически и культурно тесно связаны с тюркскими народностями - огузами и гагаузами и, следовательно, являются турками.

Действительно, без национальной самоидентификации нет национальной идеологии. Причем формирование адекватной национальной идеи и идеологии в Азербайджане невозможно без возвращения народу его самоназвания (этнонима) тюрок. Национальную идею Азербайджана невозможно сформулировать без учета основной массы этноса азербайджанских тюрок, проживающих в Иране (30-40 млн человек). Национальная идея и идеология Азербайджана не могут существовать без опоры на: а) историческое и культурно-политическое наследие государствообразующей нации - тюрок Азербайджана, т.е. на 'тюркизм'; б) идею азербайджанского патриотизма и сотрудничество всех наций Азербайджана (тюрок, талышей, курдов, татов, русских и др.) на благо общей Родины, т.е. на 'азербайджанизм'. Сочетание 'тюркизма и 'азербайджанизма' почти всегда присутствовало в политике азербайджанского руководства, особенно у двух последних президентов Алиевых.

Разработчики национальной идеологии отмечают, что государствообразующий этнос Азербайджана - тюрки, которые имеют древнюю и славную историю. Это не маленький, реликтовый народ, наподобие некоторых соседей. Тюрки Азербайджана - народ многочисленный (40-60 млн человек) и имперский. Азербайджанские разработчики идеологии в этом русле отмечают, что, осознавая себя тюрками, мы остаемся верны своему великому прошлому, а будучи толь-ко азербайджанцами очень быстро превратимся в малочисленный, реликтовый народ, наподобие некоторых наших соседей, а впоследствии вымрем вместе с ними. Поэтому, как считают эти идеологи, историческое самоназвание 'turk' рано или поздно будет возвращено народу. Только тогда прекратятся неуместные споры о том, кто мы есть, и можно будет говорить о формировании какой-либо адекватной нашему статусу национальной идеи.

Разработчики национальной азербайджанской идеологии считают, что в этом плане весьма продуктивными были идеи раннего 'Мусавата' в 1918-1920 гг. Во внутренней политике современного Азербайджана идеология азербайджанизма должна быть уравновешена идеологией тюркизма при признании прав всех остальных народов на сохранение своего самопознания, языка и культуры.

К чему приведут поиски национальной идеологии Азербайджана, пока не совсем ясно. Возможны различные варианты: если к власти придут исламские фундаменталисты, тогда в Азербайджане будет создана религиозная исламская идеология с национальной спецификой; если окончательно победит линия на светскую идеологию, тогда неизбежно перенесение на азербайджанскую идеологическую почву идей и ценностей неолиберальной или неоконсервативной идеологии; но, скорее всего, крайние точки зрения придут к соглашению, т.е. соединению религиозных и светских ценностей в национальной идеологии Азербайджана, по типу турецкой идеологии.

Но, несмотря на различные варианты идеологии, для Азербайджана тюркизм и азербайджанизм все же останутся системообразующими ценностями национальной идеологии. Как отмечают разработчики идеологии, 'тюркизм все равно, хотим мы этого или не хотим, целенаправленно или стихийно, будет, наряду с азербайджанизмом, одним из двух столпов общего азербайджанского мировоззрения и самосознания'. Это порождено объективной реальностью, так как тюрки составляют большинство населения, они сыграли активную роль в создании этого государства и продолжают ее играть, что, ни в коей степени, не умаляет роли, достоинства и прав других этносов многонационального Азербайджана (Ф. Алекперли).

4. Идеологические ситуации в Турции и Иране

Проблема поиска и создания национальных идеологий в Турции и Иране в целом решена: в Турции в пользу религиозно-светской идеологии, в Иране - религиозной исламской идеологии.

Что касается идеологической ситуации в Турции, то, как известно, с разрушением Османской империи (в конце Первой мировой войны), основанной на религиозной исламской идеологии, крах империи представлялся для турок вселенской катастрофой и не только для исламских идеологов, но и для народных масс. Началось повсеместное моральное разложение турецкого населения, в чем-то схожее с духовной и прежде всего нравственной деградацией народов России, Грузии, Армении, Азербайджана после краха Советского Союза как своеобразной империи.

Из состояния политического и идеологического хаоса Турцию вывел Мустафа Кемаль, прозванный Ататюрком, т.е. отцом турецкого народа. В своем знаменитом 'Национальном Обете' Кемаль очертил границы будущего национального турецкого государства. Все турецкое население в соответствии с объединяющими идеями Ататюрка встало на сторону национальной турецкой армии, основанной на прошлых славных победах Османской армии, создавшей великую империю.

Победив политически, Мустафа Кемаль начинает воссоздавать Турцию как новое государство, но на совершенно новой идеологической основе, в форме светской, а не религиозной исламской республики. Таким образом, Турция была объявлена светским государством. Но провозглашение Турции светским государством не отменяло религиозной составляющей сознания народных масс, поэтому в турецком обществе возник своего рода синтез религиозных и светских ценностей. Так, народные массы в своей деятельности использовали религиозные исламские ценности, как главные идеологические регулятивы поведения, в то время как высшие политические круги, и прежде всего военные, руководствовались прозападными либеральными идеологическими ценностями.

В настоящее время в Турции религиозная составляющая в идеологии и политике получает дальнейшее развитие. Некоторые исследователи отмечают, что со времен М.К. Ататюрка религия была отделена от государства, и ислам не оказывал практически никакого влияния на политику. Однако правящая 'Партия справедливости и развития' нарушила эту традицию и открыто провозгласила ориентацию на исламские ценности. При этом главной отличительной чертой новой власти стал выход Турции на внешнеполитическую арену, и этот курс получил название неоосманизма. Правящая элита не скрывает: имперский проект - это не история, не дела давно минувших дней, а геополитическая реальность. Территории, некогда входившие в Османскую империю, рассматриваются Анкарой в качестве сферы турецких интересов. А это - половина мусульманского мира: Сирия, Ирак, Палестина, часть Аравийского полуострова, Северная Африка, Балканы, Закавказье (С. Кожемякин)

В связи с этим эксперты отмечают, что Турецкая Республика более полувека с различной степенью успешности развивалась в рамках кемалистской линии, заданной основателем государства - М.К. Ататюрком. Однако сегодня мировое сообщество имеет дело с абсолютно новой в идеологическом плане страной (В. Аватков).

Таким образом, можно сказать, что в Турции в XX в. была создана особая религиозно-светская, не чисто светская, идеология с заимствованием либеральных ценностей Запада. Из-за либеральной составляющей турецкой идеологии ряд исследователей считают, что современную Турцию следует отнести к капиталистическим странам. К тому же она по праву считается светской республикой, являющейся членом ЕС и НАТО.

Как известно из истории Османской империи, основная функция Османского государства - это ведение Священной войны; хозяйственная и административная функции считались второстепенными. Территория, покоренная мечом во имя Аллаха, находилась в распоряжении главного военного правителя - султана, который совмещал в своем лице обязанности главнокомандующего, правителя и высшего религиозного авторитета (халифа). В иерархии моральных ценностей турка по сей день на первом месте стоит храбрость. Отсюда и особая роль армии в Турции. Через историю армии можно отследить всю историю страны. Опорой империи завоевателей были янычары, идеологией завоевателей была идеология Священной войны за распространение Корана - джихада. Турки создали исламскую империю. Для них всегда была характерна самоидентификация через религиозную, а не этническую принадлежность.

Туркам-завоевателям светская идеология была не нужна, ее заменял ислам, который в османском обществе играл решающую роль, поддерживая солидарность между различными мусульманскими элементами и определяя этическую и правовую структуру жизни. Османское государство управлялось султаном, который стал халифом, т.е. главой всего исламского мира, после турецкого завоевания Египта в XVI в. Мусульманские богословы обязаны были соблюдать и распространять мусульманскую веру, обеспечивали следование религиозным догмам, проводя в жизнь шариат - свод религиозных, бытовых правил и юридических норм, основанных на Коране. В османском обществе господствующим был ислам суннитского толка (сунниты, в отличие от шиитов, опирающихся лишь на тексты Корана и отстаивающих право пророка и его семьи на руководство 'правоверными', признают священными, наряду с Кораном, и сунны - предания, состоящие из рассказов-хадисов о жизни и деятельности пророка и его изречений). Османское общество характеризовалось не только конфликтами, но и борьбой мировоззрений. В этой борьбе рождалась общность самосознания нового этноса - турецкого народа.

За счет исламизации местного греческого, а затем и других покоренных народов заметно увеличился удельный вес мусульман Турции, и это одна из примечательных черт религиозно-культурной жизни анатолийского общества. Расширяется сеть мусульманских религиозных и благотворительных организаций, сокращается число православных учреждений, закрываются церкви, монастыри, уменьшается число прихожан' (Идеология турецкого общества).

С кризисом Османской империи появилась потребность найти выход из тяжелого положения. Понадобились новые идеи и идеологии. Смысл всех идеологий, возникших в Турции, сводился, в конце концов, к ответу на вопрос: как возродить былую мощь государства? Первой по времени возникновения законченной идеологией был османизм. Суть его сводилась к тому, что все граждане империи, вне зависимости от их национальности и вероисповедания, получали равные права. Второй по времени образования была идеология пантюркизма. В данной идеологии место мусульманской массы занимает тюркская масса, которая призвана создать тюркское государство Туран, взамен Османской империи; воин Аллаха превращается в воина-турка, воюющего за Туран. Как и смысл османства, смысл туранизма сводился к поиску путей создания былого величия, теперь уже на новой светской основе.

Началом осуществления на практике первого этапа пантюркизма или пантуранизма - создания этнически однородной Турции как ядра будущего туранского государства - явился кемализм с его идеологемой Турции. В настоящее время ряд турецких идеологов и политиков идеологию кемализма противопоставляют тюркизму и идеологии младотурок. Но большинство философов и политиков считают, что кемализм - это своеобразный синтез религиозных и светских идей, которые порой причудливо переплетаются в сознании турецких граждан.

В целом в идеологически-политическом пространстве современной Турции можно, как отмечают некоторые исследователи, выделить несколько идеологических течений (А. Симаворян). В последние годы стержнем внутренней и внешней политики Турции стал неоосманизм, которому отдала идеологические предпочтения имеющая исламскую ориентацию правящая политическая элита.

Другой идеологией, переживающей возрождение, является пантюркизм, в новом толковании - неопантюркизм. Пантюркизм в свое время был мощным инструментом США против Советского Союза. Однако после его распада, когда попытки Турции консолидировать тюркоязычные нации были поставлены в одну плоскость, это дало США повод для беспокойства. Хотя, американские политические круги и сегодня еще используют пантюркистский (уйгурский) фактор, направляя его главным образом против Китая, в котором они видят своего конкурента. Главная цель пантюркистов - вовлечь тюркоязычные народы в одно общее государство, не принимая во внимание границы их географического распространения, культурные различия. На пути реализации этой идеологии приоритетной является консолидация тюркского этноса - от Китая до Адриатического моря. Придается важное значение также экономическому фактору, поскольку нефтяные запасы Средней Азии ('туранская нефть') являются путем решения энергетических задач Турции.

Сегодня между неоосманами и неопантюркистами есть достаточно большие разногласия, поскольку для последних основной мишенью является не религиозный (семские арабы, балканские мусульмане), а этнический фактор, консолидирующий тюркоязычные народы. Но даже в случае этого разногласия неоосманы рассматривают пантюркизм как альтернативный путь, следующий за османизмом, дополняющий его фактор, конечной целью которого станет турецкое евразийство.

Еще одна идеология - турецкое евразийство, которое, наряду с пантюркизмом и неоосманизмом, является составляющей самосознания современного турецкого интеллектуального ландшафта. Как считают эксперты, главная цель турецкого евразийства состоит в примирении Турции и России в борьбе против Запада. В результате этой борьбы должен быть создан Евразийский конгломерат из славянских и турецких народов. В этом плане турецкое евразийство является геоидеологическим проектом, направленным против западного доминирования.

Наконец, в идеологически-политическом пространстве современной Турции исследователи выделяют политические силы либеральной ориентации, геоидеологическим стержнем которых является превращение Турции в мост между Европой и Азией, что приведет к созданию общего экономического поля.

Идеологическая ситуация в Иране определяется тем, что он является исламской теократической республикой, в которой осуществляется приоритет идеологической, духовной власти над государственной. В современном мире теократия, как власть духовенства, священников, воспринимается в качестве пережитка прошлого, своего рода идеократическое реликтовое образование. И это понятно, потому что теократия - это система правления, при которой важные общественные дела решаются по 'божественным законам' и откровению. Поэтому в современном мире, где все говорят о свободе, демократии, власти рынка, воле народа и других либеральных ценностях, политическая система, при которой религиозные лидеры имеют решающее влияние на светскую политику государства, выглядит анахронизмом.

Один из ранних примеров теократии возник в период Средневековья (в VII в.) в Западной Аравии. Под руководством пророка Мухаммеда было создано исламское государство - Арабский халифат. Теократия в исламском государстве способствовала усилению власти халифов. По истечении времени происходит модификация обществ в мире в целом на основе демократизации. Это, безусловно, способствовало вытеснению теократического господства и выдвижению на первый план светского демократического правления.

В настоящее время в мире есть несколько теократических государств. Одним из теократических обществ является Исламская Республика Иран. Исследователи отмечают, что нынешний теократический режим в Иране утвердился в результате восстания народа и шиитского духовенства во главе с Рухолла Мусави Хомейни против монархического режима в конце 1970-х гг. прошлого века. До иранской революции страна находилась в политическом и экономическом кризисе, в ней преобладали беззаконие и самовластие западных капиталистов, коррумпированность, пытки и репрессии, разрушение религиозных и национальных традиций народа (Э. Иманова).

Лидер шиитского духовенства аятолла Хомейни, пришедший к власти, провозгласил религиозное правление в Иране. В основу всех сторон жизни Ирана были положены принципы исламской идеологии. Фактически духовный лидер является высшим идеологическим лицом в государстве, он курирует работу всех ветвей, т.е. осуществляет власть в религиозной форме. Теократическая форма правления была разработана аятоллой Хомейни еще в 70-х гг. XX в., когда он находился в изгнании в Ираке. В Ираке Хомейни написал свой главный идеологический труд 'Правление по исламу', в котором обосновал положения о том, что законодательство должно быть основано на религиозных законах и культуре, общество и юридическая система должны быть освобождены от неисламских влияний. Личность Хомейни была очень многогранна и харизматична, в результате чего он смог стать духовным, т.е. идеологическим, вождем многомиллионного иранского народа.

Разумеется, для реализации теократии, т.е. приоритета идеологической власти над государственной, в Иране были созданы идеологические политические организации. Так, одной из самых многочисленных и авторитетных организаций, занимающейся распространением исламской пропаганды, является Корпус стражей исламской революции (КСИР), который был образован в 1979 г., сразу после победы исламской революции в Иране, и который представляет собой систему органов, проводящих международную политику Исламской Республики Иран. Эта система контролируется лидером страны (рахбаром) и верховным главнокомандующим Али Хаменеи. КСИР является важнейшим инструментом политико-идеологического воздействия как внутри страны, так и за рубежом. Именно в состав КСИР входят силы специального назначения 'Кодс' (от Аль-Кудс - одно из арабских названий Иерусалима), занимающиеся непосредственным экспортом исламской революции с использованием нетрадиционных методов. Деятельностью 'Кодс' руководит главнокомандующий КСИР. В силах 'Кодс' есть девять управлений: по Турции и Закавказью; по Ираку; по Ливану; по Центральной и Южной Африке; по Европе, Северной и Южной Америке; по странам Персидского залива; по специальным операциям. Практическими и широко известными результатами деятельности КСИР и сил 'Кодс' явились созданные исламские опорные пункты в Ливане и Судане в виде отделений Народной исламской конференции (Исламская идеология, религия и пропаганда).

После смерти аятоллы Хомейни, когда должность идеологического лидера занял его сподвижник Али Хаменеи, политический режим стал отходить от исламского радикализма и от агрессивного курса в международных отношениях. Политическое положение в Иране показывает, что идея исламского теократического строя в том виде, в каком его хотел видеть вождь исламской революции, не до конца воплощена в жизнь. Современная иранская молодежь все больше отходит от исламского радикализма и фундаментализма. Молодое поколение иранцев все больше интересуется светской жизнью. Однако патриотизм и самоутверждение нации свидетельствуют о том, что национальная идеологическая идея, заложенная их великим вождем, все еще является краеугольным камнем на пути достижения современной исламской теократии. Создание государства, основанного на приоритете нравственности и духовного богатства над материальным, возможно только посредством неустанных многолетних усилий и твердости в отстаивании своих принципов. Исследователи отмечают, что сильная позиция Ирана в современном мире обусловлена не только и не столько материальным положением страны, сколько его положением как центра исламского вероучения. Поэтому Ирану для сохранения национального единства и независимости, за которые боролись люди, лишая себя материальных благ, отказавшись от демократических свобод и прав человека, необходимо твердо устоять на ногах, не поддаваясь на провокации внешних сил, не допуская ослабления существующего режима, объединяя арабские страны на основе принципов солидарности, о которых говорил аятолла Хомейни (Э. Иманова).

Несмотря на все перипетии политической власти и идеологии как внутри страны, так и на международной арене, Иран наращивает свои идеологические, политические и экономические ресурсы и строит свою империю, борется с соперниками - другими арабскими государствами, странами Запада, США и Израилем. При этом борьба с Израилем рассматривается как главный стержень геоидеологии, которая сплачивает суннитов и шиитов вокруг Ахмадинежада (С. Маркедонов).

идеологический геоидеология россия закавказье турция иран

Литература

1. Аватков В. Новая идеология Турции // Режим доступа: http://www.mgimo.ru/news/experts/document234349. phtml.

2. Аксенов К.Э. Ценностно-идеологическая экспансия - главная геополитическая проблема России // Научный эксперт: научный электронный журнал Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования. Вып.10.2009.

3. Алекперли Ф. Национальная идеология Азербайджана // Режим доступа: http://atc. az/forum/showpost. php? p=280604&postcount=561.

4. Aron R. Paix et guerre entre les nations. Paris: Calmann-Levy, 1984.

5. Арутюнян Г. Переходное состояние (геоидеологический фактор в глобальных и региональных тенденциях) // 21-й век. 2005. № 2.

6. Баранец Н.Г., Калантарян И.Г. Деидеологизация и реидеологизация современного общества: мифы или реальность? // Власть. 2012. № 11.

7. Де Бенуа А. Против либерализма. К четвертой политической теории. СПб.: Амфора, 2009.

8. Бжезинский З. Великая шахматная доска. М.: Международные отношения,1998.

9. Дугин А.Г. Основы геополитики: Мыслить пространством. М.: Арктогея - центр, 2000.

10. Дугин А.Г. Евразийский путь как национальная идея. М.: Арктогея-центр, Дугин А.Г. Четвертая политическая теория. Россия и политические идеи ХХ1 века. СПб.: Амфора, 2009.

11. Гаджиев К.С. Введение в геополитику: учебник. М.: Логос, 2000.

12. Енгоян А.П. Проблема становления новой армянской национальной идеологии. Режим доступа: http://www.araspel.org/showthread. php? t=1922.

13. Замятин Д.Н. Географические образы мирового развития // Общественные науки и современность. 2001. № 1.

14. Зюганов Г.А. География победы. Основы российской геополитики. М., 1999.

15. Иманова Э. Исламская идеология как фактор стабильности в Иране // http://www.easttime.ru/analitic/2/11/963.html.

16. Исламская идеология: религия и пропаганда // Режим доступа: http://persian - farsi. ucoz.ru/publ/2-1-0-3

17. Кожемякин С. Османская империя (версия 2.0) // Режим доступа: http://evrazia.org/article/2110.

18. Колосов В.А., Мироненко Н.С. Геополитика и политическая география. М.: Аспект Пресс, 2001.

19. Куликова Н.В. Моделирование идеологий как инструмент геополитического управления // Труды Первой Всероссийской конференции 'Геополитическое будущее России' М.: Изд-во. 'Горячая линия-Телеком', 2003.

20. Манасян Т. Национальная идея Армении // Режим доступа: http://www.ia- centr.ru/expert/2125/.

21. Маркедонов С. Ахиллесова пята Ирана // Режим доступа: http://ideologiya. ra/index. php? option=com_content&task=view&id=3917&Ite.

22. Нартов Н.А. Геополитика: учебник для вузов. М.: ЮНИТИ-ДАНА, Единство, 2002.

23. Олбрайт М. Религия и мировая политика. М.: Альпина Паблишер, 2007.

24. Плешаков К.В. Геоидеологическая парадигма // Международная жизнь. 1995. № 4-5.

25. Рогов С.М. Стратегия России в Евразии в XXI веке // Новая газета. 2010.26 февр.

26. Рудаков А.А. Современная идеология России // Режим доступа: http://sir35.ru/sovremennaya_ideologiya_Rossii.

27. Савицкий П.Н. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997.

28. Симаворян А. Идеологические течения в контексте внешней политики Турции. Режим доступа: http://www.noravank. am/rus/issues/detail. php? ELEMENT_ID=5011.

29. ТихонравовЮ.В. Геополитика: учеб. пособие. М.: ИНФРА-М, 2000.

30. Тренин Д.В. Post-imperium: евразийская история. М.: РОССПЭН, 2012.

31. Тренин Д.В. Интеграция и идентичность: Россия как 'новый Запад'. М.: Изд - во 'Европа', 2006.

32. Хаусхофер К. Панидеи в геополитике // Б.А. Исаев. Геополитика: хрестоматия. СПб.: Питер, 2007.

33. Цыганков А.П., Цыганков П.А. Социология международных отношений: Анализ российских и западных теорий: учеб. пособие для студентов вузов. М.: Аспект Пресс, 2008. Чернавский М.Ю. К вопросу об идеологии и её роли в жизни общества // Режим доступа: http://www.geopolitics.ru/common/library. htm.

34. Шевелев В. Российское общество: модернизация, традиционность, марги - нальность // Режим доступа: http://evrazia.org/article/2104.

35. Шмитт К. Земля и Море. Созерцание всемирной истории // Исаев Б.А. Геополитика: хрестоматия. СПб.: Питер, 2007.

36. Шмитт К. Планетарная напряженность между Востоком и Западом и противостояние Земли и Моря // Б.А. Исаев. Геополитика: хрестоматия. СПб.: Питер, 2007.

37. Шмитт К. Номос Земли. М.: Владимир Даль, 2008.

38. Яхьяев М.Я. Россия: государство без идеологии, общество без национальной идеи? Режим доступа: http://www.dagpravda.ru/? com=materials&task=view&pag e=material&id=4625.