Ономастическое пространство рассказов, с помощью которых создаются образы персонажей произведений

/

Ономастическое пространство рассказов с помощью которых создаются образы персонажей произведений

Содержание

Введение

Глава 1. Имена собственные (онимы) в художественном произведении

1.1 Поэтическая ономастика как особый раздел ономастики

1.2 Ономастическое пространство художественного произведения

1.3 Принципы классификации имен собственных в художественном произведении

1.4 Типы и функции семантизации имени собственного в художественном тексте

Глава 2. Типы номинаций в рассказах В. Шукшина

2.1 Номинация героев по имени

2.2 Номинация героев по имени и фамилии

2.3 Номинация героев по имени и отчеству

2.4 Номинация героев по имени, отчеству и фамилии

2.5 Номинация героев по фамилии

2.6 Номинация героев по отчеству

2.7 Прозвища как особый тип номинации в рассказах В.М. Шукшина

Глава 3. Типы антропонимической коннотации в рассказах В. Шукшина

3.1 Языковой тип лингвистического уровня

3.2 Историко-языковой тип пост-лингвистического уровня

3.3 Историко-культурный тип экстралингвистического уровня

3.4 Экспрессивно-оценочный тип психолингвистического уровня

3.5 Прагматический тип речевого уровня

Заключение

Библиография

Введение

Поэтическая ономастика, изучающая имена собственные не реальных людей, а персонажей художественных произведений, отрасль науки, находящаяся на стыке лингвистики и литературоведения. Проблема изучения собственных имен в художественном тексте важна и актуальна. Она представляет большой интерес для ученых, поскольку имена собственные в художественном тексте связаны не только с художественным вымыслом писателя, но и с реалиями жизни, отраженной в тексте произведения.

Пользуясь языком, мы ежедневно сталкиваемся с собственными именами. Они служат для наименования людей, географических и космических объектов, различных объектов материальной и духовной культуры. К именам собственным относят имена как реально существующих или существовавших людей, городов, рек, созвездий и т.п., так и наименования предметов, созданных фантазией человека: богов, демонов, имена персонажей художественной литературы и фольклора и т.д. Под имена собственными вслед за О.И.Фоняковой, мы понимаем «универсальную функционально-семантическую категорию имен существительных, особый тип словесных знаков, предназначенный для выделения и идентификации единичных объектов (одущевленных и неодушевленных), выражающих единичные понятия и общие представления об этих объектах в языке, речи и культуре народа» 57, 3. Имена, фамилии, прозвища людей рассматриваются в разделе ономастики - антропонимике. За последнее время особенно усилился интерес к специфике ономастики разных родов литературы эпического, драматического, лирического. Это связано с тем, что собственные имена в художественном тесте имеют свою специфику. Подобно другим средствам языка, собственные имена, будучи использованными в контексте художественного произведения, начинают жить и восприниматься в «сложной и глубокой образной перспективе-перспективе художественного целого» [10,19].

В связи с этим в 50-60-е гг. XX в. сформировалась особая отрасль знания - литературная ономастика, изучающая функционирование онимов в текстах художественной литературы.

Когда писатель создает свое произведение, он непосредственно наблюдает жизнь во всех ее проявлениях, и в том числе специфику фамилий, имен и прозвищ у представителей отдельных классов. Для того чтобы его произведение было правдоподобным, автор должен каждому персонажу дать имя, соответствующее его общественному положению. А если оно кажется необычным, то автор должен его объяснить. И именно антропонимы, то есть имена, фамилии, прозвища и т.д., являются ядром ономастикона художественных произведений и составляют 50% от общего количества имяупотреблений. Подтверждением этого является творчество В.М.Шукшина, а именно сборники его рассказов, например, «Беседы при ясной луне». Ономастика Василия Шукшина широка и разнообразна. Она выделяется в современной литературе и даже на фоне писателей, близких ему по типу творчества ( Виктор Астафьев, Василий Белов).

Лицо Василия Шукшина совершенно не похоже на тысячи других лиц, как не похожи его судьба, жизнь, творчество. Перед нами человек, который верит в силу добра, силу правды -- и просит, упрашивает, требует от людей нравственной чистоты. Стремление к этической одухотворенности -- основа творчества Шукшина. В традициях русской литературы главной задачей художника он считал познание души человеческой. В традициях русской литературы, он стремился увидеть в этой душе «ростки» хорошего, простого, вечного. Но при этом Шукшин сумел выразить в своих произведениях мир современного человека, сложный, «запутанный» мир человека эпохи застоя. В этом ему помогали имена собственные, которые то и делали, что удивляли своей экспрессией, своими стилистическими функциями.

В его рассказах жизнь предстает в ее многомерности, неисчерпаемости, в удивительном разнообразии. Интонация его произведений подвижна, богата оттенками. Шукшин на нескольких страницах создает неповторимый человеческий характер и через него показывает какой-то пласт жизни, какую-то сторону бытия.

Гармония таланта Шукшина со временем и жизнью народа, загадочность его личности, непревзойденное ценность произведений до сих пор привлекают внимание зрителей, читателей, критиков, литературоведов. По словам М.Шолохова, «не пропустил он момент, когда народу захотелось сокровенного. И он рассказал о простом, негероическом, близком каждому так же просто, негромким голосом, очень доверительно. Отсюда взлет и тот широкий отклик, какой нашло творчество Шукшина в сердцах многих тысяч людей» 27,190.

Василий Шукшин из тех писателей, которые не просто нужны людям - они им крайне необходимы. Писатель всегда чтил в человеке искренность, прямоту, доброе начало. Даже в самом заблудшем своем герое он хотел видеть что-то хорошее, возвышающее его над прозой жизни 65, 6. Критик А.Н.Макаров очень точно определил существо концепции личности: «… он хочет пробудить у читателя интерес к этим людям и их жизни, показать, как, в сущности добр и хорош простой человек, живущий в обнимку с природой и физическим трудом, какая это притягательная жизнь, не сравнимая с городской, в которой человек портится и черствеет» 50, 255.

Таким образом, в центре художественного видения Шукшина - не проблема как таковая, пусть даже и опосредованная через судьбы и характеры героев, а собственно человек, его жизнь. Но человек этот каждый раз столь конкретен, возникает так зримо, с массой таких снайперски точных бытовых и психологических деталей, что нам никогда не нужно заглядывать на последнюю страницу рассказа, чтобы узнать, когда он написан, к какому времени относится. И именно для создания таких деталей и не только писатель создает систему имен собственных, которые как нельзя лучше помогают при создании образов.

Изучение имен собственных в рассказах В. Шукшина до сих пор актуально, хотя проблематикой и поэтикой его творчества занимались такие ученые, как Михайлов В.Н., Бодрова Л.Т., Хисамова Г.Г., Зубкова Л.И и другие.

Объектом дипломной работы являются рассказы В.М. Шукшина (Шукшин В.М. Беседы при ясной луне - К.: Вэсэлка, 1991. - 350 с. 65).

Предметом является ономастическое пространство рассказов, в частности антропонимы, с помощью которых создаются образы персонажей произведений.

Не оставляя никого равнодушным, искусство В.М. Шукшина - писателя, актёра, кинодраматурга - постоянно рождает споры, научные дискуссии, которые далеко ещё не закончены. Диспут, начавшийся в середине 60-х годов, обнажив разноречивые оценки и мнения в определении типа героя В.М. Шукшина, продолжается и по сей день.

Целью работы является исследование особенностей функционирования антропонимов в рассказах Шукшина.

В связи с этим ставятся следующие задачи:

систематизировать исследования в области литературной ономастики;

выяснить роль антропонимов в поэтике художественного произведения;

проанализировать употребление имен собственных в рассказах В.М. Шукшина;

описать основные типы номинаций в рассказах В.М. Шукшина;

определить типы антропонимической коннотации.

В процессе анализа были использованы следующие методы сбора и описания материала:

гипотетически-дедуктивный (сбор фактического материала, его систематизация и классификация);

описательный (систематизация и оформление результатов исследования);

метод сплошной выборки;

семантико-стилистический метод исследования.

Новизна нашего исследования заключается в сопоставлении типов номинации персонажей рассказов В.М.Шукшина и тех антропонимических коннотаций, которые при этом возникают.

Структура работы: введение, 3 главы («Имена собственные (онимы) в художественном произведении», «Типы номинаций в рассказах В. Шукшина, «Типы антропонимических коннотаций»), выводы и список использованной литературы.

Практическая ценность: материалы дипломной работы, взятые из словарей, учебников, статей, научных изданий, могут быть использованы на семинарах, уроках, на факультативах, при написании докладов, рефератов, научных работ.

Апробация: результаты работы апробированы на заседании подсекции Фестиваля науки ВНУ им.Л.Украинки (12 мая 2010 г.).

ономастика имя собственное семантизация номинация коннотация

Глава 1. Имена собственные (онимы) в художественном произведении

1.1 Поэтическая ономастика как особый раздел ономастики

Необходимость глубокого и тщательного изучения ономастики получила всеобщее признание, и именно это дает возможность глубже окунуться в эту отрасль науки, что предполагает разрешение множества проблем, столь актуальных в современной науке. Ономастика - наука об именах собственных всех типов, о закономерностях их развития и функционирования. Лингвистическая в своей основе, ономастика включает исторический, географический, этнографический, культурологический, социологический, литературоведческий компоненты, помогающие выявлять специфику именуемых объектов и традиции, связанные с их именами, что выводит ономастику за рамки собственно лингвистики и делает автономной дисциплиной. Это объясняется особым положением имен собственных в языке, их более тесной, чем у имен нарицательных, связью с внеязыковыми фактами. Имена собственные живо реагируют на происходящие в природе и обществе изменения, поэтому имена собственные могут служить хронологизаторами текстов, а также исторических и археологических памятников. В силу особой консервативности имен собственных они переживают эпоху, в которую они были созданы, сохраняя свидетельства более древнего состояния языка, содержат большую языковую и внеязыковую информацию, получить которую можно только лингвистическими методами. Все многообразие мира вещей (реальных, гипотетических и придуманных фантазией человека) составляет первичную основу для имен - нарицательных как обобщающих аналогичные факты и собственных как выделяющих отдельные предметы в ряду названных с помощью имен нарицательных. И вот уже несколько десятилетий ономастика как самостоятельная наука функционирует в языкознании, кроме того в этой области достигнуты значительные успехи, а именно: выходят специальные ономастические журналы, проводятся международные конференции и конгрессы, ведется работа по изучению собственных имен разных народов и стран.

«Словарь русской ономастической терминологии» дает такое определение ономастики: «Ономастика - раздел языкознания, изучающий любые собственные имена», при этом выделяются такие основные его подразделы: антропонимику, топонимику, космонимику и другие 45, 96. Автор этого словаря Н.В.Подольская настаивает на выделении еще одного направления, без которого в современной науке не обойтись, - поэтической ономастики. «Ономастика поэтическая - раздел ономастики, изучающий любые имена собственные (поэтонимы) в художественных произведениях; принципы их создания, стиль, функционирование в тексте, восприятие читателем, а также мировоззрение и эстетические установки автора» 45, 96 .

По мнению И.С.Зинина, основными объектами поэтической ономастики называет опубликованные тексты художественных произведений, на базе которых производиться анализ поэтонимов с учетом идейного содержания произведения и специфики авторского мастерства; а также и другие дополнительные источники, которые сопутствуют созданию текстов, и которые необходимы для полного анализа поэтонимов 20, 28.

Характеризуя отдельные виды онимов, Н.В.Подольская выделяет поэтические антропонимы, поэтические топонимы, а также отдельно говорит о поэтическом имени.

Антропоним поэтический - антропоним художественного произведения, который несет, кроме номинативной функции, стилистическую; может иметь социальную и идеологическую нагрузку, обычно служит характеристикой героя произведения 45, 32.

Топоним поэтический - топонимы в художественной литературе 45, 189.

Поэтическое имя - имя в художественной литературе, имеющее в языке произведения, кроме номинативной, характеризирующую, стилистическую и идеологическую функции. Как правило, относится к категории вымышленных имен, но часто писателем используются реально существующие имена или комбинации тех и других 45, 108.

Поэтическая ономастика (ономастилистика) возникла на стыке различных гуманитарных научных дисциплин. При анализе поэтонимов художественных текстов используются методы, восходящие к методологическим приемам лингвистики, литературоведения, социологии, истории, психологии и других дисциплин. Такое комбинированное наслоение определяется спецификой самой поэтической ономастики. Сложный и комплексный характер объекта ономастических исследований «исключает изолированное рассмотрение отдельных имен и выдвигает в качестве предварительного условия для их изучения учет разнообразных факторов, так или иначе влияющих на формирование имеющих систем, учет лингвистических и экстралингвистических связей отдельных типов имен, связей онимических типов друг с другом и с апеллятивной лексикой»58, 14. Это требование полностью распространяется и на поэтонимы с учетом специфики их функционирования в художественной литературе.

Наиболее органична связь поэтической ономастики с языкознанием и литературоведением. Длительное время исследование поэтонимов осуществлялось на прикладном уровне в литературоведении. Высказывалось мнение, что изучение ономастики художественного произведения начинается с анализа авторского мировоззрения и мировосприятия, что входит в компетенцию литературоведа, и лишь на следующем этапе к исследованию подключается лингвист 58, 220.

Теоретические приемы литературоведения, истории литературы помогают раскрытию таких тем, как «поэтонимы и литературные течения», «поэтонимы и литературная эпоха», «поэтонимы и подтекст» и др. Основное внимание в этих случаях направлено не на раскрытие социальных или экспрессивно-оценочных признаков поэтонимов, а на их роль «в обогащении идеи, конкретной мысли данного произведения» 29, 6. Литературоведческий подход предусматривает анализ поэтонимов с учетом воздействия на них экстралингвистических факторов, таких как влияние конкретных стилей, жанров, изображаемого времени, подтекста и социальных закономерностей на выбор и использование поэтонима. «Если бы в комедии «Недоросль» Д.И. Фонвизина, - писал Э.Б. Магазанник, - Скотинин получил фамилию Иванов, а Правдин стал именоваться Сидоровым, то это не изменило бы идейного смысла произведения, а лишь убавило бы выразительность образов, уменьшило бы экспрессивное воздействие на читателя. Но если изменить имя Лизы в «Барышне-крестьянке» А.С. Пушкина, то это нанесет серьезный ущерб пониманию смысла всего произведения, так как важная художественно-семантическая нагрузка имени определена сходством имен пушкинской героини и героини известной повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза» » 30, 7.

Анализ функций поэтонимов при создании художественных образов объективно предусматривает переплетение лингвистических и литературоведческих методов. Исследователь нередко сталкивается с трудностями лингвистическими, помноженными на трудности литературоведческие 35, 234.

Лингвистический подход к анализу имен собственных в художественном произведении выдвигает на первый план проблему взаимодействия поэтонимов со структурой художественного текста. При этом предусматривается рассмотрение всех поэтонимов как специфических лексических единиц в языке и речи.

Любой поэтоним находится в неразрывной связи с другими составляющими элементами художественного текста, образующих целостность художественного повествования. Поэтонимы не могут вводиться в художественный текст случайно. Они органически срастаются с общей архитектоникой и содержанием художественного произведения. При анализе поэтонимов необходимо учитывать требования лингвистики текста.

Постепенно стали формироваться в поэтической ономастике собственные приемы анализа поэтонимов на основе синтеза уже зарекомендовавших себя методов в смежных гуманитарных научных дисциплинах. Анализ семантической экспрессии, символики и фонетического облика поэтонимов при создании художественных образов можно осуществлять с учетом знания семасиологии, лексикологии, фонетики, словообразования, которые переплетаются с требованиями стилистики. Семантико-стилистическая функция поэтонимов становится доминирующей при их анализе. В.В.Виноградов, предугадывая в 60-е годы ХХ в. возрастающий интерес к поэтической ономастике, писал, что «вопрос о подборе имен, фамилий, прозвищ в художественной литературе, о структурных их своеобразиях в разных жанрах и стилях, об их образных характеризующих функциях и т. п. не может быть проиллюстрирован немногими примерами. Это очень большая и сложная тема стилистики художественной литературы» 10, 38.

Имена собственные стали объектом изучения не только стилистики художественной речи, но и науки о стилях художественной литературы, поэтики, теории поэтической речи и др.

Бесспорна связь поэтической ономастики с социологией. Поэтоним потенциально содержит дополнительные социальные характеристики, которые необходимо учитывать при раскрытии того или иного художественного образа.

Расслоение общества по социальным признакам отразилось на употреблении в каждом классе, сословии специфических личных имен, отчеств и фамилий. В поэтической ономастике эта особенность используется при дополнительном подчеркивании принадлежности носителя поэтонима к дворянам, купцам, крестьянам или другим социальным слоям общества, а также указывает на их национальность. Л.Н. Толстой добивался, чтобы поэтонимы не выделялись на фоне общенационального ономастикона, но при этом сохраняли бы черты авторского имятворчества. Он иногда только незначительно изменял реальную фамилию (Болконский - Волконский, Куракин - Курагин, Долохов - Дорохов), но чаще создавал фамилии персонажей по известным моделям. Неудивительно, что на фоне бытовавших исторических фамилий, введенных в текст «Войны и мира» (Кутузов, Аракчеев, Голицын, Платов и др.), созданные фамилии вымышленных героев воспринимаются также естественно, как и исторические: Архаров, Ахросимов, Ростов и др.

Поэтическая ономастика прослеживает процесс создания поэтонимов, что позволяет проникнуть в психологию творческого процесса, предусматривая текстологический анализ черновых и других подготовительных материалов, используемых при создании художественного текста.

Таким образом, поэтическая ономастика органически связана с различными научными дисциплинами. Синтез методов и приемов сопредельных гуманитарных наук позволяет самой поэтической ономастике индивидуализироваться. Из второстепенной прикладной дисциплины, которая длительное время растворялась в огромном массиве литературоведения и стилистики, языкознания и текстологии, истории и социологии, поэтическая ономастика в настоящее время имеет право считаться самостоятельным научным направлением со своим объектом исследования, своими методами, целями и задачами.

1.2 Ономастическое пространство художественного произведения

Подобно тому, как именуемые вещи размещаются на земном (и неземном) пространстве, именующие их слова в сознании говорящего также имеют пространственное размещение, аналогичное для жителей одной и той же местности, различное у жителей отдаленных территорий. Оно может быть непохожим на реальное размещение именуемых объектов, но оно существует и служит каркасом, поддерживающим денотаты имен. Ономастическое пространство - это именной континуум, существующий в представлении людей разных культур и в разные эпохи заполненный по-разному.

Термин «ономастическое пространство» был введен в научный обиход А.В.Суперанской в книге «Общая теория имени собственного» и обозначает сумму имен собственных, употребляющихся в языке данного народа для именования реальных, гипотетических и фантастических объектов 55, 9.

По отношению к художественному произведению понятие «онимастическое пространство» представляет собой объединение всех онимов, которые используются автором для решения самых разных художественно-изобразительных и стилистических задач. В данной работе этот термин употребляется по отношению к именам собственным рассказов В.Шукшина.

Известно, что «применительно к разным языкам и периодам собственные имена прилагаются к различным совокупностям объектов…, в том числе и к не существующим» [59, 7]. Еще ярче это проявляется в отношении поэтического языка, поскольку в «мире» художественного произведения едва ли не каждый предмет может «как бы балансировать между собственными имена и не собственными именами» [59, 14], а само понятие о норме в поэтической речи включает «признак индивидуальной и групповой вариативности в очень широких пределах» [16, 183].

Не случайно А.В.Суперанская считает, что «имена в художественном произведении занимают промежуточное положение между именами реальных и вымышленных предметов, потому что: а) денотаты их конструируются на основе опыта художника, писателя, но не существуют в действительности; б) они создаются по моделям реальных и нереальных предметов с учетом принадлежности их определенному ономастическому полю» [55, 47].

Однако в последние десятилетия это мнение нашло не только сторонников, но и противников. Приведенная цитата верна, если за литературные онимы принимаются только имена «созданные автором с определенной стилистической целью. Так, М.В.Карпенко, считает, что к литературным антропонимам не следует относить имена исторических деятелей, так как они служат лишь указанием на действительность, на их носителей. Литературный антропоним, по ее определению, - это «имя, созданное самим автором и в той или иной степени характеризующее персонаж» [24, 66].

В.Н.Михайлов, исследуя проблему особенностей употребления собственных имен реальных исторических лиц в художественной литературе, пришел к выводу, что «историческое собственное имя, становясь элементом художественной формы произведения, весьма часто активизирует свои потенциальные семантико-экспрессивные возможности, суггестивные свойства» [34, 62]. Он предлагает различать в художественном произведении имена, созданные писателем (Фамусов, Хлестаков), и «готовые» собственные (Лиза, Александр, Петрушка). Ближе к истине, видно, те авторы, которые считают, что все виды собственных имен: и реальные собственные имена, и созданные писателем - являются поэтонимами [53, 27]. Такое широкое толкование литературного онима характерно и для нашей работы.

Таким образом, ономастическим пространством художественного произведения следует считать совокупность всех поэтонимов, которые встречаются в определенном художественном произведении.

Границы ономастического пространства в поэтической ономастике могут быть расширены за счет объединения художественных произведений по определенному жанру или временному срезу. Можно очертить ономастическое пространство художественных произведений одного писателя или группы авторов. Например, границами определенного ономастического пространства можно считать рассказы В.М.Шукшина. Более широкое понимание границ ономастического пространства дает представление о совокупности поэтонимов конкретной национальной художественной литературы.

Пределом можно считать описание ономастического пространства художественного произведения всей мировой художественной литературы, что допустимо, скорее всего, как теоретическое предположение. Но в любом случае ономастическое пространство художественной литературы сохраняет признак вторичности по отношению к национальным ономастическим пространствам, что отражается в наличии у них различительных признаков при определенном сходстве.

Границы ономастического пространства художественного произведения определяются характером и объектом проводимых ономастических исследований. Важно не только выявление отдельных поэтонимов, раскрытие их характеристик и роли в создании образности, но и определение их взаимосвязи в контексте художественного произведения. В ономастическом пространстве художественного произведения предусматривается «принципиальная возможность вхождения в определенные онимические и ономопоэтические ряды, системная организация этих рядов, хронологическая последовательность актов деривации»58,14.

Ономастическое пространство художественных произведений выступает подсистемой общей образной системы художественного произведения, с одной стороны, а с другой -- отражает специфику авторского творчества, жанровых и стилевых различий, соотнесенность содержания художественного произведения с эпохой изображения и временем создания произведения и т. д. Ономастическое пространство художественного произведения отчетливо проявляется при анализе эпических художественных произведений или нескольких небольших произведений одного или группы писателей.

Ономастическое пространство художественного произведения позволит наиболее полно представить ономастическую систему, к которой прибегает писатель, даст возможность показать сложные взаимоотношения поэтонимов в конкретном художественном тексте, их становление, развитие и функционирование с учетом индивидуально-авторского стиля и общих закономерностей литературного языка.

Функционирование в художественных текстах поэтических антропонимов, топонимов, зоонимов и других онимов, которые сами могут в отдельности быть самостоятельным объектом изучения, дают основания объединять их в самостоятельные ономастические поля в составе общего ономастического пространства художественного произведения. Поэтонимы, входящие в определенное семантическое поле, более конкретно раскрывают свои признаки, одновременно сохраняя определенную экспрессивно-логическую связь с поэтонимами других ономастической полей в границах единого ономастического пространства художественного произведения.

В отличие от национальной ономастики, где временные границы ввода онимов в ономастическое пространство довольно условны, в поэтической ономастике отчетливо выделяются две фазы формирования ономастического пространства художественного произведения. Первая фаза охватывает период работы автора над художественным произведением от замысла до завершающего воплощения.

Вторая фаза предусматривает статическое закрепление поэтонимов за конкретным художественным произведением, которые в дальнейшем будут функционировать во времени и пространстве без изменений.

Динамика наполняемости ономастического пространства художественного произведения необходимыми поэтонимами характерна только для первой фазы. В процессе работы над художественным произведением допустима свободная замена поэтонимов, изменение их функций в контексте произведения. Это объяснимо субъективными мотивами художественного творчества.

В ономастическое пространство художественного произведения включаются и заглавия произведения. «Называя литературное произведение, мы имеем в виду не то, как выглядит книга, а ее содержание», - делает вывод А.В. Суперанская 55, 201. Функция заглавия художественного произведения усиливается в тех случаях, когда оно выражается через другой поэтоним, который входит в конкретное ономастическое поле: антропонимов («Гринька Малюгин», «Дядя Ермолай»), топонимов («Тихий Дон»), зоонимов («Каштанка») и т.д.

Доля поэтических антропонимов в художественном произведении превышает все другие, в том числе и топонимы. Подобная антропоцентричность является важнейшей отличительной чертой ономастического пространства художественного произведения.

Такие признаки, как статичность, замкнутость и антропоцентричность ономастического пространства художественного произведения, позволяют рассматривать его как самостоятельное, автономно функционирующее явление, в котором значительна роль автора художественного произведения как творца, созидателя.

Ономастическое пространство художественного произведения сохраняет свои характеризующие признаки при переводах художественного текста на другие языки. Обычно в таких случаях поэтонимы подлинника сохраняются без изменения, за исключением графемо-произносительных отклонений при их передаче на другом языке. Переводу могут подвергаться только те поэтонимы, прямая передача которых на чужом языке может ослабить художественное восприятие образа. В основном переводятся прозвища и «говорящие» имена типа Толстяк, Хромой и др.

Таким образом, ономастическое пространство художественного произведения выполняет не только важную структурно-организующую функцию, но и несет наиболее общую многостороннюю лингвистическую и экстралингвистическую информацию. Ономастическое пространство структурно охватывает часть словаря языка писателя, характеризует его авторскую индивидуальность и уровень мастерства.

1.3 Принципы классификации имен собственных в художественном произведении

В большинстве случаев исследователи поэтической ономастики ограничивались описанием имен собственных одного или нескольких художественных произведений, что не требовало обоснований принципов классификации имен собственных художественных произведений. Объективная классификации поэтонимов должна опираться на разработанность теории поэтической ономастики. При классификации поэтонимов следует учитывать, чтобы «семантическая группировка литературных антропонимов отражала специфику именно этих последних, а не тех слов, от которых они образованы» 24, 24.

Возможны различные подходы к общим принципам классификации поэтонимов. Например, с позиций образной характеристики и сюжетного функционирования поэтонимы могут быть разбиты на очень большие разряды. Можно в одну группу включить поэтонимы, которые непосредственно задействованы в художественном тексте как средство выделения и дальнейшей характеристики при раскрытии содержания произведения: имена главных и второстепенных действующих лиц, названия мест действия и др. Во вторую группу войдут поэтонимы, которые опосредованно участвуют в раскрытии содержания художественного произведения, косвенно принимающие участие в общей образной характеристике: исторические собственные имена при сравнении, описании, имена литературные, а также иные собственные имена, которые в контексте художественного произведения создают своеобразный «культурный» фон произведения, который необходимо учитывать при общей оценке художественного текста.

При анализе поэтических антропонимов наиболее актуальна классификация с учетом их роли в образной классификации. По мнению М. В. Карпенко, все поэтонимы могут быть разбиты на две группы: а) прямо характеризующие и б) косвенно характеризующие. Она приходит к выводу, что третьей группы, к которой относились бы нехарактеризующие имена, в художественном произведении не должно быть 24, 24. К тому же исследовательница полагает, что за пределами предложенной ею классификации поэтонимов останутся имена исторических лиц, употребленные в художественном произведении.

Прямо характеризующие поэтонимы давно оказались в поле зрения исследователей поэтической ономастики. Анализируя ономастику русской литературы XVIII-XIX вв., В. Н. Михайлов предложил характеризующие поэтонимы делить на следующие разряды:

1. Имена, обладающие функцией «семантической характеристики»: Правдин, Взяткин, Ворчалкина, Стихоткачев и др.

2. Имена, осуществляющие «общеэкспрессивную» функцию: Яичница, Пустопузов, Подщипа, Бошов и др.

3. Имена, осуществляющие по преимуществу функцию указания на социальную, национальную принадлежность: Немцов, Князев ...

4. Реальные исторические имена персонажей художественного произведения, которые не «создает» художник: Потемкин, Екатерина ... 34, 60.

С учетом содержательной значимости поэтонимов К.Б. Зайцева на материале ономастики английской литературы предложила выделять следующие группы поэтонимов: а) имена, релевантные качествам персонажей; б) имена, релевантные месту действия; в) имена, релевантные времени действия: 18, 38. Причем исследовательница обращает внимание, что в данной классификации поэтонимы последних двух групп могут быть представлены в первых двух, что говорит об относительной условности их деления.

Л.М. Щетинин, анализируя антропонимию английской литературы, предложил следующую классификацию имен литературных героев с учетом их стилистической роли в художественном произведении:

а) нейтральные имена, в которых значение основы и фонетическая форма никак не отражает особенности характера и поведения героя, не имеют ассоциаций с его именем: Домби, Копперфильд в романах Ч. Диккенса, Форсайт в саге Л. Голсуорси и др.;

б) описательные (характеризующие) имена, основы которых дают прямую или косвенную характеристику их носителей: Дедлюк (от мертвая точка, тупик), Крук (обманщик, плут), Хэдстоун (каменная голова) в произведениях Ч. Диккенса;

в) пародийные имена, имеющие ярковыраженную эмоционально-экспрессивную окраску обычно негативного характера: лорд Будл, лорд Гудл, сэр Дудл, герцог Фудл и др. в «Холодном доме» Ч. Диккенса (ср. перечень имен в рассказе А. П. Чехова «Лошадиная фамилия»);

г) ассоциативные имена, которые своей зрительной и звуковой формой вызывают у читателя различные ассоциации, уточняющие и углубляющие характеристику персонажей: мисс Флайт (ср. полет) - маленькая, сухонькая старушка, мысли которой порхают, как птицы (Ч. Диккенс «Холодный дом»), мистер Тутс (играть на дудочке) - несерьезный, недалекий богатый недоросль (Ч. Диккенс «Домби и сын») 67, 129, в которой не просматривается тенденция определения роли автора в создании поэтонимов.

Не противопоставляя созданные писателем поэтонимы собственным именам исторической, национальной ономастики, С. М. Мезенин на материале ономастики драматических произведений В. Шекспира выделил следующие основные группы: а) реальные имена исторических лиц; б) обычные имена (английские, французские и др.); в) стилизованные имена, определенные жанрово-стилистическими особенностями произведения;г) «говорящие» имена, в основном прозвищные 18, 40.

Анализируя бинарные оппозиции собственных имен в ономастическом поле художественного произведения, О. И. Фонякова группирует поэтонимы по следующим основным позициям:

а) по специфике денотативного значения имен собственных в общем именнике национального языка и в ономастическом пространстве художественного текста (т. е. оппозиция типа антропонимы - топонимы, топонимы - урбанонимы, личные имена - фамилии, личные имена - прозвища и т. д.);

б) по способу художественной номинации в художественных текстах (оппозиция: узуальные и окказиональные лексические средства с учетом контекстуальных и индивидуально-авторских подходов и т. д.);

в) по соотношению имен собственных в поэтической ономастике национальным именником языка народа (оппозиция: реальные - вымышленные, частое - редкое, сословное - внесословное и т. д. при характеристике поэтонимов) 61, 39.

Признавая вторичность поэтонимов по отношению к национально-историческим собственным именам, с одной стороны, и с другой, роль автора в создании и использовании поэтонимов при образной характеристике, сложно разработать универсальную классификацию поэтонимов. Следует учитывать, что сам механизм создания поэтонимов не имеет однозначного объяснения. Приходить к выводу, что «вся стилистика имен в художественном произведении обычно строится на основе стилистики реально существующих имен, а не вопреки ей» 19, 74, - означает признание минимальной роли авторского имятворчества и имяупотребления. Такой подход, вероятно, можно сделать только на основании анализа поэтонимов исторической прозы, но и при утверждении доминирующей роли автора в создании поэтонимов при их классификации нельзя не учитывать связи поэтонимов с национальной ономастикой, связи с замыслом произведения, раскрытия роли художественного образа в тексте.

С.И.Зинин настаивает на необходимости единства процесса «реальная ономастика - автор - поэтическая ономастика», который играет доминирующую роль при создании художественного текста. Это позволяет ему выделить в поэтическом ономастическом пространстве следующие разряды поэтонимов:

а) исторические собственные имена для исторических персонажей, мест, событий в художественном тексте;

б) исторические собственные имена для вымышленных автором художественных образов;

в) общеупотребительные имена и названия национальной ономастики для вымышленных автором художественных образов;

г) поэтонимы вымышленных образов, созданных по моделям национальной ономастики (полуреальные имена);

д) авторские поэтонимы, созданные для усиления экспрессии имени при характеристике художественного образа без учета специфики национальной ономастики;

е) вымышленные поэтонимы для нереальных художественных образов, не имеющих прямую соотнесенность с объективной действительностью20, 89.

Таким образом, при исследовании ономастического пространства художественного произведения языковеды характеризуют имена собственные с разных сторон, предлагая разные классификации и предоставляя возможность как можно ближе подойти к первичному замыслу автора определенного произведения.

1.4 Типы и функции семантизации имени собственного в художественном тексте

В лингвистике есть ряд альтернативных вопросов, на которые нельзя ответить однозначно. К ним, в частности, относится и проблема наличия или отсутствия значения имён собственных (ИС). Если ответить на подобного рода вопросы утвердительно либо отрицательно, разрушится система, нивелируются законы, действующие в пределах дихотомии языка: речь, являющая собой одно из проявлений отношений единичного и общего. Не случайно, поэтому, в последнее время всё чаще и чаще встречается многоаспектный, функциональный подход к подобным задачам, что позволило, например, выделить типы значения: идентифицирующее, функциональное, реляционное и т.п.

Однако нельзя говорить о значении ИС вообще, так же, как нельзя говорить в общем об именах собственных как о гомогенной системе, поскольку класс этих номинативных единиц чрезвычайно пёстр и разнообразен. Чем глубже изучается проблема, тем в более расчленённом подходе она нуждается. Поэтому представляется вполне оправданным предложение некоторых исследователей 69, 43классифицировать ИС по предметной области, что вскроет и позволит выделить различия в характере и сфере функционирования ИС.

Отвечая на вопрос, имеет ли значение ИС, можно ответить следующим образом: ИС не имеет значения в языке. По образному выражению Н.Д. Арутюновой, наличие значения у ИС, подобно разводам на стекле, делало бы его менее прозрачным, мешая увидеть денотируемый объект, поскольку образ, лежащий в основе значения ИС, как правило, не соответствует свойствам их носителей. «Если, услышав имя Елизавета Воробей, адресат стал бы искать женщину, напоминающую маленькую чирикающую птичку, его взгляд едва ли остановился бы на истинной носительнице имени»8, 118. Обозначая референт, ИС никак не характеризуют его, не сообщаете нём никакой информации, (если не считать того, что антропонимы иногда содержат семы, позволяющие определить пол, национальные и социальные признаки).Однако, в речи ИС наполняется содержанием, которое включает все знания коммуникантов о называемом объекте, различавшиеся полнотой качественной и количественной информации, но обязательно включающие субъективное отношение к референту. Несмотря на субъективные различия, у собеседников возникает образ о более или менее общими характеристикам, что позволяет идентифицировать объект; в противном случае акт коммуникации был бы бессмысленным. В речи ИС выполняет денотативную и прагматическую функции. «Неоценимое прагматическое удобство ИС как раз в том и состоит, что они дают возможность публично говорить о ком-либо, не договариваясь предварительно, какие именно свойства должны обеспечить идентичность референта»9, 58. В отличие от разговорной повседневной речи, в контексте художественного произведения ИС, помимо функции идентификации, приобретают новые, художественно-стилистические функции. Здесь поэтапно происходит сначала конкретизация, затем усложнение их значений в пределах микро- и макро- контекста, теснее и прочнее становится связь между ИС и референтом.

Выступая в языке как потенциальный инвентарь наименований лиц мужского и женского пола с самым широким содержанием абстрактно-денотативного значения, конкретизирующегося лишь в речи, ИС антропонимического типа в художественном тексте обретает своё конкретно-денотативное значение и множественные коннотации, сближаясь в некоторых случаях о именами нарицательными (ИН). Отношения равенства между ИС и ИН, обозначающими какое-либо свойство, складываются постепенно, в процессе развития двух групп факторов. К первой относятся опосредованные вне- именные характеристики персонажа. Это повествование о его деятельности, описание его внешности, его самохарактеристика через диалогическую партию и внутреннюю речь. Вторую группу составляют непосредственно приименные и заместительные характеристики.

Говоря о художественной семантике ИС, хочется отметить, что каждая единица художественного произведения вносит свою долю в построение образно-семантического строя произведения. Эта «доля» и составляет основу художественного значения речевой единицы. Другими словами, художественное произведение представляет собой уникальный целостный организм, состоящий из компонентов, каждый из которых отражает его специфические свойства, т.е. образную структуру произведения.

Единицы языка, лексические в том числе и в первую очередь, в художественном тексте являются его составляющими и продуктами одновременно. В процессе реализации лексического значения и приобретения новых коннотаций в контексте, лексемы претерпевают семантическое приращение, в результате чего возникает художественно-лексическое (индивидуально-художественное) значение слова, существенно отличающееся от его общеязыкового значения. Если имя нарицательное реализует своё значение в тексте, изымая один лексико-семантический вариант (ЛСВ) из словарной семантической структуры, то обратный процесс происходит о ИС: оно по мере продвижения в тексте, накапливает свои вторичные номинации, которые можно рассматривать как его ЛСВ, формирующие семантическую структуру ИС в тексте. Таким образом, полный объём значения, приобретаемого ИС в художественном произведении, актуализируется только на основе целого текста.

Глава 2. Типы номинаций в рассказах В. Шукшина

Как культурный компонент имена собственные человека обычно соотносятся русскими с определенными временными, территориальными и социальными факторами; они могут оцениваться также с точки зрения их стилевой принадлежности. Сказанное выше во многом определяет коммуникативную функцию имени, которой В.М.Шукшин как человек и художник придавал особое значение: «Правда, трудно говорить с человеком, не называя его по имени, но раз ты так решил, пусть так и будет» [63, 186]. По убеждению писателя, процесс коммуникации невозможен, если нарушаются принятые в традиционной культуре нормы функционирования имени, основанные на достаточно жесткой социовозрастной и половозрастной дифференциации, при которой переход человека в иную социовозрастную категорию всегда маркировался изменением имени.

В рассказах Шукшина жизнь представлена в ее многомерности, неисчерпаемости, в удивительном разнообразии. Колыбелью творчества писателя была деревня: память, размышления о жизни вели его сюда, здесь он углядывал «острейшие схлесты и конфликты» 66, 7, которые для своего осмысления требовали от Шукшина обращения к истории и к современной жизни общества. В.Шукшин на нескольких страницах создает неповторимый человеческий характер и через него показывает какой-то пласт жизни, какую-то сторону бытия 25, 153.

Его книги населяют преимущественно простые люди. Шофер, тракторист, комбайнер, шорник, медсестра, паромщик, нянечка, сторож - вот самые распространенные профессии его действующих лиц. Василия Шукшина, - справедливо отмечают исследователи, - « привлекал такой человек, который « не хочет маленьких норм», а нередко и такой главная особенность характера которого - «ходить по краю» 6, 19. Да, в поле зрения Шукшина прежде всего человек. Но человек этот каждый раз столь конкретен, возникает так зримо, с массой таких снайперски точных бытовых и психологических деталей, что нам никогда не нужно заглядывать на последнюю страницу рассказа, чтобы узнать, когда он написан, к какому времени относится.

У писателя много средств для раскрытия характера, для мотивировки его развития: поступки и высказывания персонажа, портрет, мнения о нем других героев и др. Выразительным стилистическим приемом, несомненно, и сильно влияющим на интерпретацию читателем образа-персонажа, являются его номинации, вычленяемые в тексте как некая цепь; часто можно говорить о системе номинаций 4, 187.

Как уже говорилось, герои рассказов В.Шукшина - люди из народа, в основном сельские жители, поэтому среди собственных имен доминируют те, которые наиболее характерны для русских крестьян: Степан, Ермолай, Кондрат и др. Встречаются также герои, которые олицетворяют городского жителя. Тогда имя также соответствует образу, например, Бронька, Павел, Рита, Матвей, Алена и другие.

В рассказах Шукшина можно выделить несколько типов номинаций имен собственных, в частности антропонимов.

2.1 Номинации героев по имени

Самую многочисленную группу составляют наименования героев по имени (в различной форме). Они группируются, прежде всего, на две подсистемы: мужскую и женскую.

Мужская подсистема именника:

Ермолай: «Мы, ребятишки, рады были дождю, рады были отдохнуть, а дядя Ермолай, бригадир, недовольно поглядывал на тучу и не спешил» 65, 13; «Дядя Ермолай некоторое время смотрел на нас…Потом позвал с собой» 65, 15; «Дядя Ермолай из последних сил крепился, чтоб опять не взвиться. Опять сморщился…» 65, 16;

Филипп: « Обещал завезти Филипп одну лесинку…» 65, 21;

Павел: « Зовет Павел-то к себе, - сказала она Шурке и поглядела на него поверх очков» 65, 26;

Александр: « Ну, пока до свиданья. С приветом - Александр» 65, 33;

Степан: « Как тебе не стыдно, Степан, - сказал с укоризной один из лежачих» 65, 54;

Лазарь: « Ты вечно, Степка, наобумь Лазаря действуешь» 65, 70;

Северьян: « Этот разговор слышал дед Северьян, отец Егора» 65, 70; «Сам ты отсталый, Егор, - опять встрял Северьян. - Сейчас не глядят на это» 65, 70;

Николай: « Славка учился в большом городе в техническом вузе, родня им хвасталась, и, когда он приезжал на каникулы, дядя Николай, отец Славин, собирал вечер» 65, 78;

Егор: «Один очень рослый родственник Серегин, дядя Егор, наклонился к Сереге к уху, спросил: - Как ее величать?» 65, 79; «На вопросы этого дяди Егора Клара чуть пригнула в улыбке малиновые губы…» 65, 80;

Иван: «Дед Иван говорил: Счас хорошо живется бабе да корове, а коню и мужику плохо» 65, 82;

Кондрат: « Кондрат раскраснелся, снял свой бостоновый пиджак и сразу как-то раздался в ширину - под тонкой рубашкой угадывалось крупное, могучее еще тело» 65, 101; «Кондрат оглушительно захохотал» 65, 102;

Василий: « Стало: « Долетели. Василий» 65, 141;

Дмитрий: « Знал Чудик: есть у него брат Дмитрий, трое племянников» 65, 141; «Брату Дмитрию стало неловко» 65, 141; «Но тут с братом Дмитрием что-то случилось: он заплакал и стал колотить кулаком по колену» 65, 142;

Дмитрий: « Его звали Митька, Дмитрий, но бабка звала его Митрий, ласково Мотька, Мотя. А уж дружки переделали в Моню - так проще» 65, 185;

Прокопий: « Вот такое дело, Прокопий» 65, 217; «Помните только, что вы не Прокопий, Пронька, а тот самый деревенский парень» 65, 217;

Матвей: «Отец разбудил Матвея, велел поймать Игреньку (само шустрого меринка) и гнать во весь дух в деревню за молоком» 65, 344; «Как только она начинала звенеть в переулке, Матвей садился в кровати, опускал ноги на холодный пол и говорил: Все: завтра исключу из колхоза» 65, 344;

Кузьма: «Они с отцом и с младшим братом Кузьмой были напокосе километрах в пятнадцати от деревни, в кучугурах» 65, 344; « А маленький Кузьма задыхался уже, посинел» 65, 345;

Егор: « Сходить нешто за Егором» 65, 107; «Пришел Егор, соседский мужик» 65, 107; Степан: « Погоди, дядя Степан, маленько обогреюсь, тогда уж полезу к тебе» 65, 107.

Называя героев по имени автор употребляет эти номинации в разных формах. Например, имена с суффиксом -к-:

Гринька: «Гринька, по общему мнению односельчан, был человек недоразвитый, придурковатый» 65, 50; «Работал Гринька хорошо, но тоже чудил» 65, 51; «Гринька подъехал к конторе, поставил машину рядом с другими и пошел оформлять документы» 65, 51;

Гришка: « Гришка, Васьк…сознайтесь: не были на точке?»65,15;

Васька: « Гришка с Васькой, идите на точок - там ночуете» 65, 13;

Ванька: «Под конец Ванька всегда становился на руки и шел, сколько мог, на руках» 65, 17;

Шурка: « Шурка - внук бабки Маланьи, сын ее дочери» 65, 26; «Шурка взял ручку и, снисходительно сморщившись, склонился к бумаге» 65, 28;

Славка: « Приехал на каникулы двоюродный брат Серегин, Славка» 65, 78;

Минька: «Минька учился в Москве на артиста» 65, 99; «В прошлом году, когда Минька, окончив десятилетку, ни с того ни с сего заявил, что едет учиться на артиста, они поругались» 65, 100;

Мишка: « Перво-наперво: подай на Мишку на алименты» 65, 109;

Петька: « А Петьке чево сказать? - спросила старуха, вытирая слезы» 65, 109; «…Петьку не трогай - он сам едва концы с концами сводит» 65, 110;

Юрка: « За столом, обложенным учебниками, сидел восьмиклассник Юрка, квартирант Евстигнеича, учил уроки» 65, 111; «Юрка иногда удивляет его своими познаниями. И он хоть и не сдается, но слушать парнишку любит» 65, 111;

Славка: « Мать сняла со шкафа тяжелый баян, поставила Славке на колени» 65, 130; «Славку удивляло, что мать, обычно такая крикливая, острая на язык, с дядей Володей во всем тихо соглашалась» 65, 130; «Стараться надо, Славка» 65, 132;

Васятка: «Приземлились. Все в порядке, Васятка» 65, 141;

Петька: « Ах, Петька…сынок…» 65, 185;

Витька: Даже когда он надрывался и, между прочим, оскорблял всех, глаза оставались печальными и умными, точно они смотрели на самого Витьку - безнадежно грустно» 65, 204; « Ты знаешь, что у него персональная «Волга»?! - кричал Рашпиль (Витьку звали «Рашпиль»)» 65, 204;

Васька: « Дебил - это так прозвали в школе его сына, Ваську, второгодника, отпетого шалопая» 65, 209;

Колька: « - Имею право, - опять говорил Колька» 65, 344; «Что он, Колька, любит, что ли?» 65, 346; «…Встретив на другой день Кольку губастого, Матвей усмехнулся: - Что, брат, доигрался?» 65, 348;

В использовании этих имён употребляется народно-разговорная традиция. Такое именование помогает читателю характеризовать персонажа - персонаж воспринимается не как официальное, должностное, важное лицо, а как простой человек из народа, который живёт в сибирском селе, неопределённого возраста, принадлежит близкому социально-психологическому кругу. При этом возникает некое родство, близость читателя и персонажа.

Кроме этого, в разговорной речи героев употребляются упрощенные формы имен, как правило, более распространенные в повседневной жизни, нежели их производящие:

Паша: « Дорогой сынок Паша, если ты уж хочешь, чтобы я приехала, то я, конечно, могу, хотя мне на старости лет…» 65, 27;

Гена: « Между прочим, Гена, он тоже из Москвы, - сказала Настя» 65, 40;

Саша: « Саша? Саш! Как ты там!!!» 65, 50;

Володя: « Вошел дядя Володя, большой, носатый, отряхнул о колено фуражку и тогда только сказал: Здравствуйте» 65, 130; «Дядя Володя говорил как-то очень аккуратно, обстоятельно, точно кубики складывал» 65, 130;

Ваня: « Ваня, ты как здесь?» 65, 219;

Филя: «А этот черт, Филя-кузнец, гуляет» 65, 348; «Завтра поговорить надо с Филей» 65, 348.

Женская подсистема именника:

Маланья: « Бабка Маланья прочитала это, сложила сухие губы трубочкой, задумалась 65, 26;«У ворот бабка Маланья повстречала соседку и стала громко рассказывать: Зовет Павел-то в Москву погостить» 65, 26;

Клара: « Серега увидел Клару первый раз в больнице (она только что приехала работать медсестрой), увидел и сразу забеспокоился» 65, 74; «Клара засмеялась над самим его ухом…» 65, 75; « Хорошо, я скажу ему, что вы не велите ему стирать, - объявила Клара» 65, 77;

Лариса: « Он вдруг вспомнил, как зовут девушку - Лариса» 65, 150; «Эта Лариса теперь расскажет всем» 65, 150;

Марья: «Жена Ефима, Марья, сразу - по виду мужа - поняла, что обошлось хорошо» 65, 174; «Хватит лакать-то, обрадовался, сердито заметила Марья» 65, 174;

Груша: « - Пап, ничего не купил? - спросила дочь, старшая, Груша» 65, 206; « - Ну, Груша, повезло тебе. - Она протянула сапожок дочери» 65, 209;

Рита: « В общем, поговорили в таком духе, пришли к дому девушки. ( Ее звали Рита)» 65, 240; «Витя прямо тут же, за столом, целовал Риту, подружка смеялась одобрительно, а Рита слабо била рукой Витьку по плечу, вроде отталкивала, а сама льнула, обнимала за шею» 65, 240;

Алена: « Хватит смолить-то! - ворчала сонная Алена, хозяйка» 65, 344; «Он понимал, что есть на свете любовь, он сам, наверно, любил когда-то Алену (она была красивая девка), но чтоб сказать про это больше, нет» 65, 346; « Алена поняла, что муж не «хлебнувши», но опять долго молчала - она тоже не знала, забыла» 65, 346.

Как мужская, так и женская система именника пестрит именами с разнообразными суффиксами, а также именами и в упрощенной форме, которые являются более приемлемыми в разговорном обиходе:

Наташка: « На печке сидела маленькая девочка с большими синими глазами, играла в куклы. Это сестра Ваньки - Наташка» 65, 18; « Нету, сказала Наташка и снова стала наряжать куклу - деревянную ложку - в разноцветные лоскуты» 65, 18;

Эллочка: « В целинщину Эллочку» 65, 67;

Марфонька: «Чего пригорюнилась, Марфонька? - спросил Антип. - Все думаешь, как деньжат побольше скопить?» 305, 65;

Манька: « Маньке напиши, чтоб парнишку учила. Парнишка смышленый, весь «Интернационал»назубок знает» 65, 109;

Агнюша: « Агнюша, - с трудом сказал он…» 65, 110;

Манька: «Пойду Маньке шлык скатаю. Зараза» 65, 176;

Клавдя: «Клавдя и девочки вечеряли» 65, 206; «Клавдя смотрела на сапожок, машинально поглаживала ладонью голенище» 65, 208;

Нинка: «Глянется ему, конечно, Нинка - здоровая, гладкая» 65, 346; «Она тебя возьмет за рога, Нинка-то» 65, 348.

Маруся: « Я ей, например: « Здорово, Маруся!» 65, 36;

Настя: «Настя вышла из-за перегородки и подсела к ним» 65, 41; «Пока Настя записывала все это, Пашка незаметно, искоса разглядывал ее» 65, 40;

Соня: « - Да ну что тут!.. Да ладно… Сонь…Ладно уж…» 65, 144;

Валя: « - Да в чем же вы увидели нашу нескромность? - не вытерпела Валя» 65, 165;

Клава: « Сергунь! - ласково позвала Клава» 65, 209;

Номинация как конкретное соотнесение имени собственного с личностью героя в творчестве В. Шукшина нередко служит своеобразным ключом саморегуляции образа. Можно сказать, что стратегия образа в произведениях мастера в определенной степени связана с конкретным именем, которое носит тот или иной герой. Однако в отличие от приема «говорящих» имен и фамилий, который использовали и используют многие писатели, В.Шукшин в своем творчестве идет по пути обыгрывания имен некоторых своих героев и антропонимов, функционирующих в мифологических, фольклорных текстах, посредством создания ассоциативных или контрастивных связей.

Нередко Шукшин выносил в заголовок имя или прозвище героя: «Гринька Малюгин», «Артист Федор Грай», «Степка», «Дядя Ермолай», «Мужик Дерябин», «Алеша Бесконвойный», «Свояк Сергей Сергеевич».

Несомненно, такой прием является средством выделения героя из числа других действующих лиц. А выделение - это, как правило, обособление. Автор как будто хочет подчеркнуть «непохожесть» своих героев, их чудаковатость.

Выбор имен в произведениях Шукшина и форма их подачи не случайны. Флоренский считал, что характер человека и его судьба заключены в имени. Через имя Шукшин выходит на мифопоэтический и литературный контекст.

Рассказ «Беспалый» назван по прозвищу героя. Так его назвали односельчане после того, когда он отрубил себе пальцы.

По определению Ожегова, прозвище - «название человеку, даваемое по какой-нибудь характерной черте, свойству»37, 561. В первом предложении рассказа узнаем настоящее имя героя - Серега Безменов. Беспалый и Безменов - фамилия героя и его прозвище созвучны не случайно. Они указывают на отсутствие чего-либо. Можно предположить, что это отсутствие пальцев и еще какого-то качества у героя. Имя «Сергей» в переводе с греческого - «высокий, высочайший». Имя «Клара» восходит к латинскому «claudus - хромой». Шукшин тем самым включает в характеристику героини эту дьявольскую черту.

Еще более очевидной природа героини становится в сцене преследования Клары: «Прическа у Клары сбилась, волосы растрепались: когда она махнула через прясла, ее рыжая грива вздыбилась над головой.

Этакий огонь метнулся. И этот-то летящий момент намертво схватила память. И когда потом Серега вспоминал бывшую свою жену, то всяческий раз в глазах вставала эта картина - полет, и было смешно и больно»65, 81. «Полет» и «вздыбленные волосы» - это элементы дьявольского.

До встречи с Кларой автор называет героя Серегой, затем он обретает новое имя - Серый. Серый - это цвет безликости, так Серега из высокочтимого» становится никаким. Он явно одержим дьявольским наваждением после встречи с Кларой.

Вода, баня, стирка, слезы в мифопоэтическом мире Шукшиy символизируют очищение. Чтобы очиститься от дьявольского, Серега «бросил совсем выпивать, купил стиральную машину, а по субботам крутил бельишко в предбаннике, чтобы никто из зубоскалов не видел» 65, 76.

Сцену, где по одну сторону перегородки находится Славка и Клара, а по другую - Серега, можно представить в форме весов. Сначала перевесила чаша, где были Славка и Клара, а затем перевесила чаша Сереги, так как Славка и Клара убежали.

Имя Клары претерпевает свои изменения. Сначала - это просто жена. С точки зрения односельчан, она «злая, капризная и дура». С точки зрения Сереги, она «самостоятельная и начитанна», он считает ее «подарком судьбы».

Существует такое выражение: «несчастье свалилось на голову». Автор перефразировал: «по праву ли свалилось на его голову такое счастье», так возникает подтекст: Клара для Сереги принесет несчастье. На протяжении рассказа имя ее варьируется: Клара, Кларнетик, затем Клавдия Никаноровна. Неприятие Клары жителями села заявлено уже в первых фразах: «Все вокруг говорили, что у Сереги Безменова злая жена. Злая, капризная и дура». Клавдией Никаноровной ее называют гости за столом после того, когда она одержала победу в словесной дуэли со Славкой. Никанор (в переводе с греческого) - «победитель», т. е. Клара здесь победительница. Кларнетиком ее называет Серега. Кларнет - это духовой музыкальный инструмент. «Дух» и «душа» - однокоренные слова. Серега хочет увидеть в Кларе душу. Он играет с ней в доктора. Просит надеть белый халатик. Переодевание у Шукшина непосредственно связано с темой игры, театральностью. Серега зачастую не в состоянии провести четкую грань между реальностью и игрой. Но только в игре ему удается увидеть душу жены. Рождается мотив игры, неискренности, что указывает на отсутствие души у Клары. Кларнет - это еще и искусственный звук, внешний блеск. В описаниях Клары автор использует детали внешности, в которых обилие металлических вещей: медальон, часы. Волосы отливают дорогой медью, блестят очки. Клара получает статус музыкального инструмента. Так художественная деталь в поэтике Шукшина является ключом к раскрытию внутреннего мира героя. У Клары его просто нет.

В рассказе «Упорный» имя главного героя Дмитрия еще в начале произведения употребляется в разных вариациях, при этом автор тут же объясняет такое варьирование: «Его звали Митька, Дмитрий, но бабка звала его Митрий, ласково Мотька, Мотя. А уж дружки переделали в Моню - так проще» 65, 185.

2.2 Номинации героев по имени и фамилии

Не менее многочисленную группу становят наименования героев по имени и фамилии. Как правило, Шукшин так называет своих героев при знакомстве их с читателем в начале произведения и лишь один раз, при этом указывает на некоторые черты характера персонажей или внешнего вида.

Мужская система именника:

Егор Лизунов: «Часов в одиннадцать к ним пришел Егор Лизунов - сосед, школьный заводила» 65, 28, само одно слово «заводила» свидетельствует о человеке полном энергии и стремлении к движении;

Ермолай Прохоров: «Местный председатель колхоза Прохоров Ермолай возвращался из города на колхозном «газике» » 65, 34;

Федор Грай: «Сельский кузнец Федор Грай играл в драмкружке «простых» людей» 65, 62;

Глеб Капустин: «Глеб Капустин, толстогубый, белобрысый мужик лет сорока, деревенский краснобай, начитанный и ехидный» 65, 159;

Степан Емельянов: «Весной, в апреле, Степан Емельянов влюбился» 65, 67;

Кондрат Лютаев: «В общежитии его ждал отец, Кондрат Лютаев» 65, 99;

Степан Воробьев: « А Степана-то Воробьева помнишь?» 65, 142;

Илья Максимов: « А Максимов Илья? Мы ж вместе ходили» 65, 143;

Бронислав Пупков: «Бронька (Бронислав ) Пупков, еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, улыбчивый, легкий на ногу и на слово» 65, 151;

Сергей Духанин: «И Сергей Духанин увидел там в магазине женские сапожки» 65, 201;

Анатолий Яковлев: «Анатолия Яковлева прозвали на селе обидным, дурацким каким-то прозвищем - «Дебил»» 65, 209;

Максим Волокитин: «Максиму Волокитину пришло в общежитие письмо» 65, 334;

Ефим Валиков: «Но Ефиму Валикову особенно жалко было баню: новенькая баня, год не стояла, он в ней зимой пимы катал» 65, 170;

Андрей Ерин: «С неделю Андрей Ерин, столяр маленькой мастерской «Заготзерна», что в девяти километрах от села, чувствовал себя скверно» 65, 178;

Игнат Байкалов: «Вам к кому? К Байкалову Игнату» 65, 339;

Сергей Куликов: «И тут-то во время ужина нанесло неурочного: зашел Сергей Куликов, который работал вместе с Андреем в «Заготзерне»» 65, 183;

Матвей Рязанцев: «Дом Матвея Рязанцева, здешнего председателя колхоза, стоял как раз на том месте, где Колька выходил из переулка и заворачивал в улицу» 65, 344.

Номинируя героев по имени и фамилии, В.Шукшин кроме официального имени употребляет разговорную форму имени, например с суффиксом -к-:

Мишка Босовило: «Обыгрывает всех знаменитый Мишка Босовило - коренастый малый в огромной шапке» 65, 16, после этого представляется человек рослый, с немалой физической силой;

Пашка Холманский: «Весной, в начале сева, в Быстрянке появился новый парень - шофер Пашка Холманский» 65, 34;

Васька Семенов: «Потом на сцену вышел один нахальный парень, Васька Семенов, колхозный счетовод» 65, 68;

Ванька Колокольников: «Ванька Колокольников проигрался к обеду в пух и прах» 65, 17;

Гришка Коновалов: «Под конец, когда у него осталась одна бабка, он хотел словчить: заспорил с Гришкой Коноваловым, что сейчас его, Ванькина очередь бить» 65, 17;

Гришка Новоселов: «Знаешь человека вот с таких лет, приходишь в клуб, глядь - тот же Гришка Новоселов, скажем, бегает на сцене с бородой по пояс и орет дурным голосом: «Живьем тебя сгною, такой-сякой!..»» 65, 68;

Колька Завьялов: «Вон у Кольки Завьялова тоже права отбирали, сходил парень-то, поговорил» 65, 128;

Колька Скалкин: «Колька Скалкин пришел в совхозную контору брать расчет» 65, 166;

Митька Трифонов: «Вспомнил чего-то, как один раз, в войну, он, демобилизованный инвалид, без ноги, пьяный, возил костылем тогдашнего предсельсовета Митьку Трифонова и предлагал ему свои ордена, а взамен себе - его ногу» 65, 171;

Витька Кибяков: «Больше других орал Витька Кибяков, рябой, бледный, с большими печальными глазами» 65, 204;

Пронька Лагутин: «У Проньки Лагутина в городе Н-ске училась сестра» 65, 215;

Витька Борзенков: «Витька Борзенков поехал на базар в районный городок. Продал сала на сто рублей (он собирался жениться, позарез нужны были деньги), пошел в винный ларек «смазать» стакан-другой красного» 65, 237;

Колька Малашкин: «Сам Колька Малашкин, губастый верзила, нахально смотрел маленькими глазами и заявил: - Имею право» 65, 344;

Костя Бобиков: «Воли им дали много! - с сердцем сказал Костя Бобиков, невзрачный мужичок, но очень дерзкий на слово» 65, 82;

Володя Прохоров: «Студент медицинского института Прохоров Володя ехал домой на каникулы» 65, 145;

Серега Безменов: «Все кругом говорили, что у Сереги Безменова злая жена» 65, 74;

И совсем не большую группу составляют двухкомпонентные наименования женского именника: официальное имя и фамилия и имена в разговорных формах с фамилиями:

Агафья Журавлева: «К старухе Агафье Журавлевой приехал проведать, отдохнуть сын Константин Иванович с женой и дочерью» 65, 159;

Зоя Ерина: «Зое Ериной, хоть она тоже не выносила пьяных, тем не менее лестно было, что по селу говорят про ее мужа - ученый» 65, 184;

Настя Платонова: «… он увидел Настю Платонову, местную красавицу» 65, 37;

Нинка Кречетова: «Нинке Кречетовой советовали: - Да выходи ты скорей за него» 65, 343;

Из выше приведенных примеров можно еще раз убедиться, что номинация по имени и фамилии, как правило, знакомит читателя с героями, определяя в некоторых случаях наиболее привлекаемые черты характера персонажей..

2.3 Номинации героев по имени и отчеству

Знакомя читателя со своими героями, В.Шукшин называет действующих лиц и по имени и отчеству, что говорит об уважительном или официальном отношении к называемым героям, что, несомненно, при чтении произведения передается и читателю.

Мужская подсистема именника.

Ермолай Григорьевич: «Ермолай Григорьевич, дядя Ермолай… вечный был труженик, добрый, честный» 65, 16;

Павел Сергеевич: «Поклон Павлу Сергеевичу передавайте» 65, 31;

Николай Васильевич: «Нам Николай Васильевич рассказывал» 65, 33;

Иван Петрович: «Первые слова Федора в пьесе были: «Здравствуйте, Иван Петрович»» 65, 65;

Владимир Николаевич: « - Здравствуйте, Владимир Николаич, - приветливо откликнулась мать» 65, 130;

Константин Иванович: «Деревня Новая небольшая, и, когда Константин Иванович подкатил на такси, сразу вся деревня узнала: к Агафье приехал сын с семьей, средний, Костя, ученый» 65, 159;

Александр Иванович: «Знаешь что, - прервала Моню учительница, - чего мы гадаем тут: это нам легко объяснит учитель физики Александр Иванович такой…» 65, 196;

Николай Петрович: « А жить где будешь? - сполз с «радостного» тона Николай Петрович» 65, 219;

Вадим Петрович: «Вот поэтому адресу…спросите Вадима Петровича» 65, 342.

Еще одной важной деталью, которая привлекает внимание в этом именнике является то, что отчества подаются в усеченной форме, то есть выпадают определенные суффиксы, например суффикс -ов-:

Павел Егорыч: « Тебя как зовут-то? Меня-то? Павлом. Павел Егорыч» 65, 35;

Емельян Спиридоныч: «Отец Федора, Емельян Спиридоныч, один раз пришел в клуб посмотреть сына» 65, 63;

Егор Северьяныч: « Ну? Кого хочешь брать? - поинтересовался Егор Северьяныч, отец Степана» 65, 70;

Степан Егорыч: « Левачков, значит подбрасываем, Степан Егорыч?» 65, 72;

Александр Семеныч: «А этот без году неделя руководит коллективом - и уже: «Может, вам, Александр Семеныч, лучше на пенсию?» 65, 137;

Владимир Семеныч: «Владимир Семеныч побаивался жены, и его очень устраивало, что дело уже передано в суд, и, стало быть, чего тут еще говорить» 65, 171;

Для женской подсистемы этого именника, в отличие от мужской, это не характерно:

Маланья Васильевна: «Хорошее у тебя пиво, Маланья Васильевна» 65, 29;

Клавдия Никаноровна: « Клавдия Никаноровна? - забасил дядя Егор, расталкивая своим голосом другие голоса» 65, 79;

Софья Ивановна: «Софья Ивановна, сноха, выглянула из другой комнаты, спросила зло: А можно не орать?» 65, 141; « Чтоб завтра этого дурака не было здесь! - кричала Софья Ивановна» 65, 144;

Клавдия Николаевна: « Раз нужен, значит, дадим. А, Клавдия Николаевна» 65, 338;

2.4 Номинация героев по имени, отчеству и фамилии

Немного меньшее количество в рассказах В.М.Шукшина занимают трехкомпонентные номинации героев: по имени, отчеству и фамилии, которым свойственны как официальные имена, так и их формы:

Любавин Павел Игнатьевич: «Герою Советского Союза Любавину Павлу Игнатьевичу. От матери его из Сибири» 65, 33;

Малюгин Григорий Степанович: «…Вас зовут Григорий? - Малюгин Григорий Степанович…» 65, 59;

Василий Егорыч Князев: «…Звали его - Василий Егорыч Князев» 65, 145;

Официально автор обращается к героям не только тем, которые заслуживают уважения, а и к ограниченным людям, формалистам, бюрократам, демагогам, при присутствии так называемого иронического, сатирического «официоза»: «некто Синельников Вячеслав Михайлович», «А.Сильченко», «читатель», «мужчина», «некто Кузовников Николай Григорьевич»:

Синельников Вячеслав Михайлович: «Книжку должен был выдать некто Синельников Вячеслав Михайлович» 65, 166;

Гребенщикова Анна Кузьминична: «Гребенщикова Анна Кузьминична, молодая, гладкая дура, погожим весенним днем заложила у баньки пимоката, стена которой выходила в огород Гребенщиковых, парниковую грядку» 65, 170.

Или же автор называет анкетное имя героя для знакомства с персонажем:

Андрей Николаевич Голубев: «Но по дороге решил зайти к инженеру РТС Андрею Николаевичу Голубеву, молодому специалисту» 65, 191;

Андрей Иванович Козулин: «Утром выяснилось: стрелял ветфельдшер Александр Иванович Козулин» 65, 330.

2.5 Номинация героев по фамилии

Никак нельзя оставить без внимания группу персонажей, которых автор именует только по фамилии. В этом случае такая номинация применяется к названию определенных семей или одиночных лиц:

Платоновы: «Сейчас Пашку волновал один вопрос: есть у Платоновых собака или нет?» 65, 45;

Куксины: «дошел до ворот (она жила у стариков Куксиных), постоял, повернулся и пошел прочь» 65, 69; «У Куксиных огромный домина выстроен» 65, 71;

Емельяновы: «Смотрит на Емельяновых ласково и глупо» 65, 71;

Журавлев: «У Игнахи вон Журавлева тоже: напилась дура, опозорила мужика - вел ее через всю деревню» 65, 82;

Чаплины: «И гонорар на пятерых Чаплиных» 65, 165;

Гребенщиковы: «Пимокат Валиков подал в суд на новых соседей своих, Гребенщиковых» 65, 170; «Объяснение с Гребенщиковой вышло бестолковое: Гребенщикова навесила занавески на глаза и стала уверять страхового агента, что навоз загорелся сам» 65, 170;

Павлов: «Юрка подал старику книгу и показал Павлова» 65, 119; «С похмелья, я без Павлова знаю» 65, 119;

Мельников: « Мельников, проводи ее до прокурора, - сказал начальник» 65, 245; «Милиционер Мельников задумчиво молчал» 65, 245; «Милиционер Мельников ответил туманно: Вот когда украшают могилы: оградки ставят, столбики, венки кладут…» 65, 245.

2.6 Номинация героев по отчеству

И вовсе небольшую группу составляют наименования героев по отчеству. Как правило, по отчеству именуются герои мужского и женского пола в разговорах друг с другом приблизительно одного возраста, в основном старшего поколения, а также одного социального уровня. При этом употребляются опять же формы отчеств с выпавшим суффиксом:

Егорыч: «Я тоже по батьке Егорыч. Поехали ко мне, Егорыч?» 65, 35; « - Правильно, Егорыч, - поддакивал Ермолай, согнувшись пополам, стаскивая с ноги теплый сапог» 65, 36;

Евстигнеич: «Раз в месяц - с пенсии - Евстигнеич аккуратно напивался и после этого три дня лежал в лежку» 65, 111; «За столом, обложенным учебниками, сидел восьмиклассник Юрка, квартирант Евстигнеича, учил уроки» 65, 111;

Петрович: « Алле? - заговорил заведующий. - Петрович? Здоров. Я это, да. Слушай, у тебя нет…» 65, 341;

Михеевна: « - Я позову Михеевну - пособорует?» 65, 110; «Курку своей Михеевне задарма сунешь…» 65, 110.

2.7 Прозвища как особый тип номинации в рассказах В.М. Шукшина

Для создания определённого образа героя, а также правдивости сюжета, для того, чтобы показать в своём произведении быт и нравы эпохи, автор давал своим персонажам не только подходящие имена и фамилии, но и прозвища.

Прозвища в рассказах В.М.Шукшина можно разделить на несколько групп, а именно:

А) Прозвища, основанием для которых стали особенности внешнего вида:

Анфас: «Анна Афанасьевна (Анфас - называл её Солодников в письмах к бывшим сокурсникам своим, которых судьба тоже растолкала по таким же углам; они ещё писали друг другу, жаловались и острили) приходила в мелкое движение, смеялась» 65, 272; «…Хучь меня бей, хучь режь меня - я актер. А моя драгоценная Анфас - не аудитория. Нет» 65, 272;

Беспалый: «Положил на жердину левую руку и тяпнул топором по пальцам. Два пальца - большой и средний - отпали…С тех пор его прозвали на селе - Беспалый» 65, 81;

Б) Прозвища, основанием для которых стали особенности характера героев:

Чудик: «Жена звала его - Чудик, иногда ласково. Чудик обладал удивительной способностью: с ним постоянно что - нибудь случалось. Он не хотел этого, страдал, но то и дело влипал в какие - нибудь истории - мелкие, впрочем, но досадные» 65, 136; «Да почему же я такой есть-то? - вслух горько рассуждал Чудик» 65, 138;

Дебил: «Анатолия Яковлева прозвали на селе обидным, дурацким каким-то прозвищем - «Дебил». Дебил - это так прозвали в школе его сына, Ваську, второгодника, отпетого шалопая. А потом это слово пристало и к отцу. И ничего с этим не поделаешь - Дебил и Дебил» 65, 209;

Рашпиль: «Ты знаешь, что у него персональная «Волга»?! - кричал Рашпиль (Витьку звали «Рашпиль») 65, 204; «Сергей взял сапожок у Рашпиля» 65, 205;

В) Прозвища, возникшие как вариация имени героя:

Кларнетик: «Я прошу, Кларнетик. - Он ее называл Кларнетик. Или Кларнет, когда надо громко позвать» 65, 77; « Кларнети-ик, это я, Серый, вдруг пропел Серега, как будто он рассказывал сказку и подступил к моменту, когда лисичка-сестричка подошла к домику петушка, и так вот пропела: Ау-у! - еще спел Серега» 65, 81; от имени Клара;

Таля: « - Ну, как вы тут?..Таля?(она так зовет Наташку» 65, 21;

Серьга: «Говорили тебе, Серьга, злая она…» 65, 82, « Серьга, - поинтересовались, - а вот ты же это… любил ее…» 65, 82; « Во! - воскликнул Рашпиль. - Серьга…дал! Зачем ей такие?» 65, 205 от имени Сергей;

Моня: «Его звали Митька, Дмитрий, но бабка звала его Митрий,… . А уж дружки переделали в Моню - так проще, кроме того, непоседливому Митьке имя это, Моня, как-то больше шло, выделяло среди других. Подчеркивало его непоседливость и строптивый характер» 65, 185.

Г) Прозвища, которым автор не даёт объяснения:

Алеша Бесконвойный: «Его и звали-то - не Алёша, он был Костя Валиков, но все в деревне звали его Алёшей Бесконвойным» 65, 130;

Таким образом, прозвища - активное и действенное средство создания выразительности и эмоциональности в произведениях.

Создавая национальный характер В.М.Шукшин сосредоточил свое внимание на неповторимости, своеобразии человеческой личности. Отражением авторского поиска универсального национального характера является приверженность В.М.Шукшина к особому человеческому типу - обычному человеку с необычным складом души, «чудику». Создавая такой образ автор употребляет номинации персонажей, которые не были бы такими продуктивными, если б употреблялись отдельно от поэтики Шукшина.

Бронька Пупков, Андрей Ерин, Сергей Духанин, Монька Квасов, Василий Евгеньевич Князев, по меткому выражению критиков, «странные люди», «традиционные дурачки», «вечные шуты», «баламуты», «болтуны», «острословы», «мечтатели». Поступки «чудаков» противоречат «здравому смыслу», благоразумию. Герои Шукшина действуют в силу внутренних понятий. Чудик (герой одноименного рассказа) или Василий Евгеньевич Князев находит в магазине пятьдесят рублей и отдает их продавщице. Разобравшись, что деньги обронил он сам, стесняется попросить их обратно. Желая угодить снохе, Чудик раскрашивает коляску своего племянника: « … пустил журавликов - стайку уголком, по низу - цветочки разные, травку - муравку, пару петушков, цыпляток…» 65, 143.

Андрей Ерин («Микроскоп») приобретает микроскоп и, убедившись, что вокруг миллионы микробов, решает спасти человечество, уничтожив их раскаленной иглой или током.

Монька Квасов мечтает построить вечный двигатель («Упорный»). Александр Иванович Козулин («Даешь сердце») неожиданно потревожил ночную тишину села Николаевки, выстрелив два раза из ружья. Козулин в ту ночь салютовав в честь пересадки сердца в Кейптауне.

Бронька Пупков («Миль пардон, мадам!») любил рассказывать всякие охотничьи истории, особенно «насчет покушения на Гитлера». Рассказывал ярко, сочно, вплоть до гиперболического заострения и ловкого привирания. Однако жена Броньки Пупкова грозилась сельсоветом «за искажение истории». И его действительно «несколько раз вызывали в сельсовет, совестили, грозили принять меры…»

Как видим, герои шукшинских рассказов не поняты окружающими, в том числе и близкими людьми; в бытовых ситуациях они, как правило, терпят поражение. Не понят Василий Князев: не станет гулять сноха с разрисованной коляской, не принято; остановился «вечный двигатель» у Моньки Квасова; не смогла надеть красивые сапожки Клавдя: не полезли они «на крепкую крестьянскую ногу».

Нет понимания среди односельчан поступка Козулина. Для них он - «с приветом», «ненормальный», «контуженный пыльным мешком из-за угла».

Чудаковатость героев Шукшина - это, прежде всего, проявление их духовности. Это неповторимый строй их души, ума, судьбы, а также неповторимость его ответа обстоятельствам. Это стремление вырваться из заколдованного круга ежедневных забот и обязанностей. Это стремление что-то противопоставить заведенному раз и навсегда ходу событий. Это стремление показать себя, доказать что-то себе и окружающим - словом, подняться, восторжествовать над обыденностью.

Мысли о душе, о совести, о смысле жизни одолевают многих шукшинских героев. Этим привлекает писателя герой одноименного рассказа Алеша Бесконвойный. Алеша - это чудный деревенский человек с необыкновенно тонкой поэтической душой. По правде говоря, Алеша - это Костя Валиков, почему-то так случилось, что все в деревне зовут этого мужика Бесконвойным. Оказывается, зовут потому, что он человек с «особинкой»: «он - бесконвойный: неуправляемый, значит, вовсе человек, не имеющий над собой контроля, конвоя, то есть управы». Ни за что, к примеру, Алеша не соглашается по субботам работать на ферме. С самого утра начинает он в субботу топить свою баньку, а потом парится чуть ли не до ночи. Все это время мысли и воспоминания не покидают его. Тончайший психолог, Шукшин проникает в самую глубину человеческого душевного состояния: «мелкие мысли покинули голову, вселилась в душу некая цельность, крупность, ясность - жизнь стала понятной. То есть она была рядом, за окошком бани, но Алеша стал недосягаем для нее, для ее суетни и злости, он стал большой и снисходительный. Мудрость жизни снова подсказывает герою, что, пока жив, надо жить и что она, сама по себе - просто жизнь, данная человеку, и есть праздник».

Так художественная деталь в неразрывном единстве с именем героя в поэтике Шукшина является ключом к раскрытию внутреннего мира героя. Разные типы номинаций свидетельствуют о разностороннем функционировании русских имен, о мастерстве писателя в обыгрывании имен в разных ситуациях, что каждое имя в рассказах Шукшина имеет свою смысловую наполненность, что очень важно нам, читателям при исследовании шедевров мастера пера.

Глава 3. Типы антропонимической коннотации в рассказах В. Шукшина

Анализ личных имен собственных, отобранных из произведений Василия Шукшина методом сплошной выборки, показал, что писатель весьма реалистично подошел к подбору личных имен собственных для своих героев: все используемые им имена входят в русскую антропонимическую систему. В русском языке этого периода сохранилась прежняя тенденция более широкого разнообразия мужских имен (андронимов) по сравнению с женскими (мезатронимами).

Антропонимы как «совершенно особый класс слов» языка проявляют своеобразие на коннотативном уровне. Антропонимическая коннотация обладает двойственной природой: лингвистической и экстралингвистической. Отражая внеязыковую действительность и психическое восприятие человека, антропонимическая коннотация принадлежит и языку, и речи.

В.И. Говердовский выделяет четыре уровня коннотативного понятия для апеллятивной лексики. А так как граница между коннотациями в языке и речи не является строго установленной, то эти уровни приложимы и для характеристики антропонимической коннотации по этим уровням 15, 65.

3.1 Языковой тип лингвистического уровня (коннотации документальности, разговорности, народности)

Этот тип коннотаций находится в прямой зависимости от распространения имени собственного, освоения его языком и соответствия норме, которая задается системой и характеризуется стабильностью.

На языковом уровне документальная форма антропонима характеризуется коннотацией нормативности, она стилистически нейтральна и определяется самим большим количеством имен собственных однокомпонентных, двухкомпонентных и трехкомпонентных: «Он грузно прошел к двери, надел полушубок, шапку. - Поклон Павлу Сергеевичу передавайте» 65, 31; «Первые слова Федора по пьесе были: «Здравствуйте, Иван Петрович. А я все насчет клуба, ххе…Поймите, Иван Петрович, молодежь нашего села…» 65, 65; « - Клавдия Никаноровна! - забасил дядя Егор, расталкивая своим голосом другие голоса. - А, Клавдия Никаноровна!..» 65, 79; «Как тебе не стыдно, Степан, - сказал с укоризной один из лежачих» 65, 54; «Бабка Маланья прочитала это, сложила сухие губы трубочкой, задумалась» 65, 26; «Дед Иван говорил: счас хорошо живется бабе да корове, а коню и мужику плохо» 65, 82; «Гребенщикова Анна Кузьминична, молодая, гладкая дура, погожим весенним днем заложила у баньки пимоката, стена которых выходила в огород Гребенщиковых, парниковую грядку» 65, 170; «Но по дороге решил зайти к инженеру РТС Андрею Николаевичу Голубеву, молодому специалисту» 65, 191. Коннотация документальности, таким образом, сопряжена с нормативностью употребления имени.

Однако, как показали примеры, коннотация может становиться стилистически маркированной в речи, содержать положительный оценочный компонент. Например, именование по полной форме имени и отчества, или же просто по имени в речи деревенских жителей может приобретать оттенок уважительности: «Ермолай Григорьевич, дядя Ермолай… вечный был труженик, добрый, честный» 65, 16; « Вот по этому адресу…Спросите Вадиме Петровича. Не отчаивайтесь, поправится ваша мама» 65, 342; « Здравствуйте, Владимир Николаевич, приветливо откликнулась мать» 65, 130.

Разговорные, народные, просторечные и жаргонные формы имени содержат информацию о стилистически сниженном регистре общения и являются дополнительной характеристикой коммуникантов.

Разговорная форма представлена множеством примеров как однокомпонентных (имя), так и двухкомпонентных (имя и фамилия): « Перво-наперво: подай на Мишку на алименты» 65, 109; « А Петьке чево сказать? - спросила старуха, вытирая слезы; она тоже настроилась говорить серьезно и без слез» 65, 109; « Юрка взял было учебник химии, но старик застонал, обхватил руками голову» 65, 112; «Ванька Колокольников проигрался к обеду в пух и прах» 65, 17; «Потом на сцену вышел один нахальный парень, Васька Семенов, колхозный счетовод» 65, 68; «Воли им дали много! - сердцем сказал Костя Бобиков, невзрачный мужичок, но очень дерзкий на слово» 65, 82 и многие другие.

Изменения, происходящие с именем при образовании разговорной формы, сравнительно небольшие. Общая тенденция - упрощение имени для удобства произношения, быстроты названия: Валентина - Валя: «А эта-то, Валя-то, даже рта не открыла» 65, 165;, Анастасия - Настя: «… он видел Настю Платонову, местную красавицу» 65, 37;, Владимир - Володя: «Студент медицинского института Прохоров Володя ехал домой на каникулы» 65, 145;, Николай - Колька: «Колька Скалкин пришел в совхозную контору брать расчет» 65, 166;, Константин - Костя: «Воли им дали много! - сердцем сказал Костя Бобиков, невзрачный мужичок, но очень дерзкий на слово» 65, 82; Виктор - Витька: «Больше других орал Витька Кибяков, рябой, бледный, с большими печальными глазами» 65, 204;, Павел - Пашка: «Весной, в начале сева, в Быстрянке появился новый парень - шофер Пашка Холманский» 65, 34.

Народная форма представлена несколькими примерами, например, Алена от Елена: «Всю жизнь Матвей делал то, что надо было делать: сказали, надо идти в колхоз, - пошел, пришла пора жениться, - женился, рожал с Аленой детей, они выростали…» 65, 345; Маланья от Мелания: «Бабка Маланья Прочитала это, сложила сухие губы трубочкой, задумалась» 65, 26; Рита от Маргарита: «В общем, поговорили в таком духе, пришли к дому девушки. (Ее звали Рита) » 65, 240; Прокопий от Прокофий: «Помните только, что вы не Прокопий, Пронька, а тот самый деревенский парень» 65, 217; Егор от Георгий: «Часов в одиннадцать к ним пришел Егор Лизунов - сосед, школьный завхоз» 65, 28 и др.

Коннотации разговорности, народности соответственно закреплены за разговорными и народными формами имен. Граница между выделенными типами коннотаций проницаема. Некоторые народные и разговорные формы проникли в литературный язык, зафиксировались в нем и утвердились в употреблении как паспортные, документальные имена. К таким именам относятся народные Егор и Юрий от Георгий, Алена от Елена, Рита от Маргарита и т.д.

Особенность коннотаций второго типа состоит в потенциальной референтной тождественности всех производных форм имени на уровне речи по отношению к документальной форме. Дополнительные созначения появляются в имени, являющемся стилистическим инвариантом своей документальной формы.

3.2 Историко-языковой тип пост-лингвистического уровня (коннотации заимствованности, архаичности и новизны)

В произведениях Шукшина в основном преобладают традиционные имена, такие как Николай, Вадим, Сергей, Павел, Степан и многие другие, но им всем можно противопоставить новые имена - Элла: «Он узнал, что девушку зовут Элла, что она из города Воронежа, работает учетчицей в тракторной бригаде» 65, 69; Майя: «Была на их курсе Майя Якутина, гордая девушка с точеным лицом» 65, 257 и др.

Коннотация заимствованности характеризуется подвижностью и может полностью исчезать, о чем свидетельствует процесс адаптации христианских имен в русском языке: русский антропонимикон представлен в основном именами еврейского, греческого и латинского происхождения, проникшим из Византии через южнославянское посредничество вместе с принятием христианства, пройдя морфолого-фонетическую адаптацию 21, 69.

Из греческого языка были заимствованы имена Александр: «Знаете что, - прервала Моню учительница, - чего мы гадаем тут: это нам легко объяснит учитель физики Александр Иванович такой» 65, 196; Анастасия (в рассказах разговорная форма Настя): «Настя хотела засмеяться, но, увидев строгие Пашкины глаза, сдержала смех» 65, 39; Николай: « А тебя как зовут? - Ну, допустим…Николай Петрович» 65, 219 и др.

Из латинского - Константин: «К старухе Агафье Журавлевой приехал проведать, отдохнуть сын Константин Иванович с женой и дочерью» 65, 159; Сергей: «И Сергей Духанин увидел там в магазине женские сапожки» 65, 201; Наталия (разговорная форма Наташка): «Наташка старается, прикусив язык; вся выпачкалась в муке» 65, 22 и др.

Отмечаются также имена славянского происхождения, такие как Бронислав: « Бронька (Бронислав) Пупков, еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, улыбчивый, легкий на ногу и на слово» 65, 151; Вячеслав: «Книжку должен был выдать некто Синельников Вячеслав Михайлович» 65, 166 и др.

Анализ показал, что главной отличительной особенностью рассмотренных заимствованных имен является отсутствие понятной носителям русского языка характеристической информации в связи с потерей этимологических значений, обусловленной процессом заимствования, их мотивировка утрачивается, то есть значение исходного апеллятива как бы отчуждается от звукового комплекса имени. Носители языка могут оценить лишь их благозвучность, хотя выделяются примеры с именами Сергей, Мария, Вячеслав, когда актуализируется этимологическое значение имени в языковом сознании русских людей.

Коннотация архаичности отмечается у устаревших имен, выбывших из активного употребления, но зафиксированных в русских антропонимических словарях. Например, такие имена как Агафья: «К старухе Агафье Журавлевой приехал проведать, отдохнуть сын Константин Иванович с женой и дочерью» 65, 159; Северьян: «Этот разговор слышал дед Северьян, отец Егора» 65, 70; Игнаха: «У Игнахи вон Журавлева тоже: напилась дура, опозорила мужика - вел ее через всю деревню» 65, 82; Игнатий: «Игнатий боролся с каким-то монголом. Монгол был устрашающих размеров. - Игнат! - позвал Максим» 65, 339, Маланья: «У ворот бабка Маланья повстречала соседку и стала громко рассказывать:…» 65, 26, вышли из употребления, и, как видим из примеров, принадлежат в основном пожилым людям, при этом сопровождаются аппелятивами, указывающими на возраст носителя имени: «старуха Агафья», «дед Северьян», «бабка Маланья».

Ликвидации образовавшейся «семантической пустоты» заимствованных имен в сознании носителей русского языка стали содействовать следующие факторы: накопление индивидуальной и групповой ассоциативной информации, в том числе связанной с утверждением святцев, и вовлечение заимствованных имен в процессы фонетических, грамматических и формообразовательных модификаций, привносивших социальные оценки, дополнительные оттенки чувств и эмоций, способствовавших приобретению именами национально-культурного своеобразия.

3.3 Историко-культурный тип экстралингвистического уровня (коннотации социальности, популярности, иноязычности и национально-культурной специфики)

Имена способны выходить из общенациональной сферы употребления и приобретать социальные коннотации, которые не характеризуются стабильностью, как отражение социального расслоения общества, примером чего являются «княжеские» и «дворянские» имена из прошлого России.

Отсутствие социальной дифференциации общества проявилось в нивелировании социального компонента в современной антропонимике. Однако отмечается, что городские жители быстрее, чем сельские, реагируют на социально-политические и экономические изменения в обществе, мода на новые имена приходит в села позднее, что подтверждают примеры из анализируемых произведений: новые имена принадлежат городским жителям, тогда как такие традиционные имена Агафья, Ермолай, Маланья, Прокопий, Северьян, Кондрат, носят сельские жители: «Дядя Ермолай ушел за скирду…Опять, наверно, всплакнул» 65, 16; «Местный председатель колхоза Прохоров Ермолай возвращался из города на Колхозном «газике»» 65, 34; «Потом Глеб раза два посмотрел в сторону избы бабки Агафьи Журавлевой» 65, 160; «У ворот бабка Маланья повстречала соседку и стала громко рассказывать: - Зовет Павел-то в Москву погостить. Прямо не знаю, что делать» 65, 26; « Этот разговор слышал дед Северьян, отец Егора» 65, 70; «Сам ты отсталый, Егор, - опять встрял Северьян. - Сейчас не глядят на это» 65, 70.

Популярность имени прямо пропорциональна его распространенности и употребительности, чему способствуют такие факторы, как национальные и семейные традиции и предпочтения, благозвучность имени; немалую роль играют прецедентные имена и церковные календари.

Используя полевую модель, мы выделили в анализируемых произведениях наиболее употребительные имена, составляющие ядро антропонимикона писателя. Это такие мужские имена:

Александр: «Ну, пока до свиданья. С приветом - Александр» 65, 33; «Утром выяснилось: стрелял ветфельдшер Александр Иванович Козулин» 65, 330;

Сергей: «И тут-то во время ужина нанесло неурочного: зашел Сергей Куликов, который работал вместе с Андреем в «Заготзерне»» 65, 183; «И Сергей Духанин увидел там в магазине женские сапожки» 65, 201;

Николай: « Славка учился в большом городе в техническом вузе, родня им хвасталась, и, когда он приезжал на каникулы, дядя Николай, отец Славин, собирал вечер» 65, 78;

Павел: «Поклон Павлу Сергеевичу передавайте» 65, 31; « Тебя как зовут-то? Меня-то? Павлом. Павел Егорыч» 65, 35;

Иван: «Дед Иван говорил: Счас хорошо живется бабе да корове, а коню и мужику плохо» 65, 82; «Первые слова Федора в пьесе были: «Здравствуйте, Иван Петрович»» 65, 65;

Степан: «Погоди, дядя Степан, маленько обогреюсь, тогда уж полезу к тебе» 65, 107;

Егор: « Сходить нешто за Егором» 65, 107; «Пришел Егор, соседский мужик» 65, 107;

Василий: «…Звали его - Василий Егорыч Князев» 65, 145;

Андрей: «С неделю Андрей Ерин, столяр маленькой мастерской «Заготзерна», что в девяти километрах от села, чувствовал себя скверно» 65, 178;

Владимир: « - Здравствуйте, Владимир Николаич, - приветливо откликнулась мать» 65, 130 и др.

Ядро женских имен представлено следующими именами:

Маланья: «Бабка Маланья прочитала это, сложила сухие губы трубочкой, задумалась 65, 26;«У ворот бабка Маланья повстречала соседку и стала громко рассказывать: - Зовет Павел-то в Москву погостить» 65, 26;

Клара: «Серега увидел Клару первый раз в больнице (она только что приехала работать медсестрой), увидел и сразу забеспокоился» 65, 74; «Клара засмеялась над самим его ухом…» 65, 75; « - Хорошо, я скажу ему, что вы не велите ему стирать, - объявила Клара» 65, 77;

Клавдия: «Клавдя и девочки вечеряли» 65, 206; «Клавдя смотрела на сапожок, машинально поглаживала ладонью голенище» 65, 208; « Сергунь! - ласково позвала Клава» 65, 209;

Анастасия: «… он увидел Настю Платонову, местную красавицу» 65, 37; «Настя раскраснелась, ходила все так же медленно, плавно» 65, 37;

Нина: «Нинке Кречетовой советовали: - Да выходи ты скорей за него» 65, 343; «Глянется ему, конечно, Нинка, - здоровая, гладкая» 65, 347, а также Лариса, Валентина, Наталья, Софья, Анна и др.

Как одна из универсалий языка и культуры личное имя собственное выполняет функцию хранения и трансляции национальных традиций, в том числе традиций именования, а также культуры русского народа и, как отмечает Ф.А.Литвин, несет информацию о «национальной локализации номинантов» 68, 63.

Отсутствие в анализируемых произведениях иноязычных имен типа Серж, Джордж, Кэт и другие свидетельствуют о том, что русский народ ценит свои традиции и культурные достоинства.

Личные имена собственные, следовательно, несут информацию о национальной принадлежности референта. Коннотации популярности и иноязычности, как и коннотации социальности, подвижны, изменчивы.

Своеобразие антропонимической коннотации заключается в том, что она всегда национально маркирована. Национально-культурная окраска как бы обрамляет эмоциональные, оценочные, экспрессивные и стилистические компоненты, обусловленные национально-культурной сферой, и сопровождает имя постоянно, то есть служит семантическим признаком смысловой структуры русского личного имени собственного (в отличие от апеллятива) на фонетическом, морфологическом, деривационном, стилистическом и прагматическом уровнях и проявляется при сопоставлении с именами, принадлежащими иной языковой системе 21, 71. Например, звуковая форм имени Александр не совпадает с его словарным английским Aleksander и тем более не содержит того многообразия форм, которым богато русское имя для выражения целого спектра стилистических и прагматических значений: Саша, Шурка, Сашка, Сашуня, Сашенька и т.д.: « - Я представляю, что там сейчас будет! - кричал из кузова Саша» 65, 50; « А у Шурки тревожно и радостно сжалось сердце» 65, 26; или русской Сергей с английским Sergej - Серега, Серьга, Серый, Сергунь, Сережа: «Сергунь! - ласково позвала Клава» 65, 209; «Говорили тебе, Серьга, злая она…» 65, 82; «Серега от растерянности снова качнул головой - что не больно» 65, 75; «Клара стала называть его Серый. Ласково» 65, 75 и др.

Национально-культурная специфика антропонимов актуализируется через коннотативный потенциал, накопленный в процессе их функционирования в рамках определенной лингвокультурной общности. Содержательное насыщение коннотаций имеет, таким образом, постепенный характер. Культурный фон имени оказывает влияние на «энциклопедическую информацию» 55, 324, заключенную в имени, усиливая и закрепляя его национально-культурное своеобразие, которое фиксируется в сознании носителей русского языка.

3.4 Экспрессивно-оценочный тип психолингвистического уровня

Возникнув на базе языковой системы, антропонимические коннотации в то же время соприкасаются с эмоциональной, экспрессивной и оценочной сферой психики человека, использующего имя в речи, и имеют окказиональный характер. Однако они могут быть общими для группы или даже всех представителей данной лингвокультурной общности, то есть характеризоваться узуальностью. Л.И.Зубкова выделяет четыре коннотации этого типа: коннотация нормативности, оценочности, эмоциональности и экспрессивности 21, 66.

Следуя значению коннотации как наращению, то есть какой то дополнительной информации, которую несет имя собственное, выделенная коннотация нормативности не является такой, ведь нормативность - это то, что зафиксировано в словарях, можно сказать не подлежит изменению. Поэтому в анализируемых произведениях следует выделять коннотацию оценочности. эмоциональности и экспрессивности.

Эмоциональные, оценочные и экспрессивные компоненты в антропонимах тесно связаны и дополняют друг друга, они базируются на субъективной оценке и обладают значительной силой воздействия на реципиента, эмоциональным состоянием говорящего во многом продиктован выбор форм антропонимов. Например: «Клара стала называть его Серый. Ласково» 65, 75; « Я прошу, Кларнетик. - Он ее называл - Кларнетик. Илии Кларнет, когда надо громко позвать» 65. 77; «Его звали Митька, Дмитрий, но бабка звала его Митрий, ласково - Мотька, Мотя. А уж дружки переделали в Моню - так проще…» 65, 185; « - Сергунь! - ласково позвала Клава» 65, 209. Оценка отражает не признак денотата, а определенное отношение говорящего к нему и характеризует ситуацию общения, т.е. личные имена собственные становятся выражением оценки не в языке, а в речевом акте, в ситуации применения имени к конкретному референту.

Эмоциональность и оценочность трудно разграничить, поскольку если имя выражает положительное или отрицательное суждение, то оно обладает оценочным компонентом, который дополняет, уточняет, то есть эмоция участвует в передаче информации как смысловой компонент. Эмоционально-оценочный аспект является, таким образом, специфической частью прагматического потенциала антропонимов.

Под оценочным употреблением антропонима мы понимаем положительную или отрицательную культурно обусловленную характеристику референта в коммуникативной ситуации. Отождествляя имя с особенностями его носителя, оценка имени может закрепиться в функции вторичной номинации. Оценивая качества человека, его способности окружающие могут наделить его, кроме официального имени, еще и дополнительной характеристикой, также выражающая оценку к личности, а в последующем примере эта номинация передается по родственных отношениях: « Анатолия Яковлева прозвали на селе обидным, дурацким каким-то прозвищем - «Дебил». Дебил - это так прозвали в школе его сына, Ваську, второгодника, отпетого шалопая. А потом это словцо пристало и к отцу. И ничего с этим не поделаешь Дебил и Дебил. Даже жена сгоряча, когда ругалась, тоже обзывала - Дебил» 65, 209. Ассоциативное содержание антропонима Дебил связано с особенностями его носителя, явно отличающегося от других и, судя по данному прозвищу, вызывающего отрицательное отношение в окружающих.

На эмоционально-оценочном уровне коннотация имени зависит от времени, социально-исторического поля, в котором функционирует имя, от ареала его распространения, а также от сложившихся в обществе эстетических оценок, семейных традиций именования и индивидуальных взглядов.

В.И Болотов объясняет появление у личных имен собственных дополнительных коннотаций экспрессивно-эмоционального характера следующим образом: « Для идентификации денотата в социальном поле семьи достаточно одного имени личного. Избыточность форм приводит к избыточности содержания, но денотат меняется, следовательно, появляются дополнительные коннотации экспрессивно-эмоционального характера» 14, 341.

Для экспрессивно-эмоциональной коннотации выразительным средством являются многообразные суффиксы оценки. По подсчетам Е.Ф.Данилиной, в арсенале русского антропонимического образования употребляются 64 суффикса для различных форм личного имени 41, 155. Такого обилия словообразовательных средств нет ни в одном другом антропонимическом классе, да и ни в одной семантически единой группе аппелятивной лексики. По своей структурно-системной организованности личные имена, а точнее формы «субъективной» оценки могут не уступать обычной лексике языка, а иногда и превосходить ее. Большинство личных имен образуют формы с суффиксом -ка, который с давних пор несет пренебрежительное значение. К ним относятся как мужские, так и женские имена, а именно:

Мишка: «Перво-наперво: подай на Мишку на алименты» 65, 109;

Васька: «Потом на сцену вышел один нахальный парень, Васька Семенов, колхозный счетовод» 65, 68;

Гринька: Гринька, по общему мнению односельчан, был недоразвитый, придурковатый» 65, 50;

Ванька: «Ванька Колокольников проигрался к обеду в пух и прах» 65, 17;

Юрка: «За столом, обложенным учебниками, сидел восьмиклассник Юрка, квартирант Евстигнеича, учил уроки» 65, 111;

Нинка: «Нинке Кречетовой советовали: да выходи ты скорей за него» 65, 343;

Манька: «Маньке напиши, чтоб парнишку учила» 65, 109;

Наташка: «На печке сидела маленькая девочка с большими синими глазами, играла в куклы. Это сестра Ваньки - Наташка» 65, 18; и др.

Но, как видим из контекста, наличие суффикса -ка не всегда говорит о пренебрежительной форме, а вовсе наоборот - этот суффикс преобретает функции уменьшительно-ласкательного значения.

Не менее важное значение имеют суффиксы -ович-, -овна- в отчества героев свидетельствуют о признаке почета в народной среде:

Петрович: « Петрович? Здоров. Я это, да» 65, 341;

Михеевна: « - Я позову Михеевну - пособорует?» 65, 110;

Владимир Николаевич: « - Здравствуйте, Владимир Николаич, - приветливо откликнулась мать» 65, 130;

Ермолай Григорьевич: «Ермолай Григорьевич, дядя Ермолай… вечный был труженик, добрый, честный» 65, 16 и др.

Обилие суффиксальных образований национально-специфическая черта русского антропонимикона. Эмоциональные, оценочные и экспрессивные составляющие коннотативного значения не привязаны жестко к какой-либо одной форме антропонима: анализ суффиксальных форм имен не выявил прямой зависимости между суффиксом имени и определенным смыслом, так как одна и та же суффиксальная форма имени может иметь несколько значений, актуализируемых в различных контекстах. Антропонимические суффиксы содержат лишь потенциальные возможности для реализации определенных коннотативных значений.

3.5 Прагматический тип речевого уровня (коннотации антропонимических формул и стратегий обращений)

Помимо четырех типов Л.И.Зубкова выделяет пятый на речевом уровне. Существование любой антропонимической формулы именования русского человека (однокомпонентной - Степан, Лариса, Анатолий, двухкомпонентный - Степан Воробьев, Сергей Куликов, Клавдия Николаевна, Иван Петрович и трехкомпонентный - Малюгин Григорий Степанович, Гребенщикова Анна Кузьминична), а также степень ее распространенности объясняется экстралингвистическими и внутриязыковыми факторами. Национальное своеобразие трехкомпонентной (имя + отчество + фамилия) и двухкомпонентной (имя + отчество) формул обосновывается не количеством компонентов, а качественным их составом: отчество - это отличительная особенность только русского речевого этикета. Варьирование сочетаниями компонентов (не допускается лишь сочетание фамилии и отчества - Малюгин Степанович, Гребенщикова Кузьминична и препозиция отчества имени - Иванович Константин, Петрович Вадим), использование различной наполняемости однокомпонентной модели (имя в различных формах и вариантах - Андрей, Андрюха: «Андрей! ... Золотой памятник отольем!.. На весь мир прославим! А я с тобой рядом работал!.. Андрюха!» 65, 184; Дмитрий, Митрий, Мотька, Мотя, Моня: « Его звали Митька, Дмитрий, но бабка звала его Митрий, ласково Мотька, Мотя. А уж дружки переделали в Моню - так проще» 65, 185 и др., отчество в функции вокатива, фамилия) предоставляет коммуникантам возможность менять регистр общения. Экспрессивно-оценочные коннотации помогают реализовать прагматические категории, связанные с многоуровневым построением коммуникации.

Овладеть антропонимикой русского языка - значит не только усвоить употребительные в нем личные имена собственные, но и одновременно воспринять сопровождающие их ассоциации, то есть овладеть закрепленным в них национально-культурным богатством. Изучение антропонимов и их коннотаций дает возможность лучше понять духовную жизнь русского народа, рассматривать их как фрагмент языковой картины мира, сформировавшейся в русской лингвокультурной общности второй половины XX века.

Заключение

Талантливый художник всегда вносит нечто новое, неповторимо-индивидуальное в художественную ономастику, и по его умению совершенствовать стилистические функции имен можно судить о его мастерстве и даже о его творческом потенциале.

В.М. Шукшин предпочитал писать о сельской жизни. Однако этнографические приметы сельской жизни, внешность людей деревни, пейзажные зарисовки не особенно занимали писателя -- обо всем этом если и заходила речь в рассказах, то лишь попутно, бегло, вскользь. Его рассказы являли вереницу жизненных эпизодов, драматизированных сценок, внешне напоминавших ранние чеховские рассказы с их не натужностью, краткостью («короче воробьиного носа»), стихией беззлобного смеха. Персонажами Шукшина стали обитатели сельской периферии, незнатные, не выбившиеся «в люди», -- одним словом, те, кто внешне, по своему положению вполне соответствовали знакомому по литературе XIX века типу «маленького человека».

Однако каждый персонаж в изображении Шукшина имел свою «изюминку», противился усреднению, являл особый образ существования или оказывался одержимым той или иной необычной идеей. Шукшин создал целую галерею запоминающихся персонажей, единых в том, что все они демонстрируют разные грани русского национального характера. И это не безликая масса. Писатель подчеркивает, выделяет отдельные личности, он называет их, конкретизирует предельно и ясно.

Шукшин отбирал фамилии, имена, прозвища, запечатлевая знаки эпохи, исторические, социальные, психологические моменты. Закономерно, что у него, как и в реальной действительности, «сельские жители» более индивидуализированы в имени, нежели горожане, в их именах большая степень оценочности, экспрессии, большая зависимость от «молвы», «мнения народного».

Язык Шукшина пронизан субъективностью, потому субъективный, то есть человеческий фактор всё больше и больше перемещается в центр современных лингвистических исследований. При анализе образов-персонажей был определен субъективно-оценочный аспект языка, в том числе в исследовании номинации художественного текста. С помощью номинаций автор представил портреты персонажей. Не смотря на пестроту и количественное многообразие имен, фамилий, прозвищ, шукшинская антропонимика поддается четкой систематизации, художник номинирует своих героев в зависимости от отношений героев между собой, например только по имени, или по отчеству, что свидетельствует о действительно теплых отношениях персонажей. Таким образом, имена собственные в анализируемом тексте можно разделить на несколько типов, а именно:

1) номинация по имени;

2) номинация по имени и фамилии;

3) номинация по имени и отчеству;

4) номинация по имени, отчеству и фамилии;

5) номинация по фамилии;

6) номинация по отчеству.

Отдельно как особый тип номинации можно выделить прозвища. Прозвища - активное и действенное средство создания выразительности и эмоциональности в произведениях.

1) прозвища часто употребляются писателями в произведениях для именования персонажей.

2) прозвища несут в себе какую-либо особенную черту человека, характерную персонажу. Источником образования прозвищ могла быть любая причина из ранее перечисленных причин.

3) употребление прозвищ тесно связано с образом героя, бытом и нравами социальной группы, о которой идёт речь в произведении, с жанром и стилем литературы.

Номинации героев (однокомпонентные, двухкомпонентные, трехкомпонентные) автором, самими персонажами говорят о том, что имена собственные являются одними из главных языковых средств для характеристики героев, для выражения их стилистической функции и вообще для русского национального характера.

Кроме номинаций персонажей важным в создании образов героев являются антропонимические коннотации. Изучение антропонимических коннотаций имеет значение не только в теоретическом плане, но и в прикладном, поскольку «знание того, какими референтными и эмоционально-экспрессивными коннотациями обладают собственные имена, способность адекватно понять и употребить их в своей речи - одно из слагаемых речевой культуры» 43, 7. В рассказах В.М.Шукшина определены пять типов коннотаций, а именно:

1) языковой тип лингвистического уровня (коннотации документальности, разговорности и народности);

2) историко-языковой тип пост-лингвистического уровня (коннотации заимствованности, архаичности и новизны);

3) историко-культурный тип экстралингвистического уровня (коннотации социальности, популярности, иноязычности и национально-культурной специфики);

4) экспрессивно-оценочный тип психолингвистического уровня;

5) прагматический тип речевого уровня (коннотации антропонимических формул и стратегий обращений).

Антропонимические коннотации всех пяти выделенных уровней национально окрашены. Проявляясь как в языке (в редуцированном виде), так и в речи, антропонимическая коннотация вызывает в сознании носителей языка отнесенность имени к культурному пространству, указывает на национально-культурные стереотипы. Антропонимическая коннотация на уровне языка - это неотъемлемая часть содержания антропонима, дополнительный макрокомпонент значения, мотивированный ассоциативным переосмыслением имени собственного представителями лингвокультурной общности и имеющий узуальный характер, т.е. это культурно обусловленная ассоциативная норма. На уровне речи антропонимические коннотации отражают отношение говорящего к адресату или объекту речи через модификации звукового облика имени и использование вариантов и суффиксальных форм имени в широком диапазоне оценочных, эмоциональных, экспрессивно-образных и стилистических характеристик. Коннотации на уровне речи прагматически ориентированы и носят групповой и ситуативно-обусловленный характер.

Таким образом, антропонимическая коннотация - это комплексный, многоуровневый тип культурной коннотации, многогранное социально-лингвистическое явление, обусловленное лингвистическими и экстралингвистическими факторами. Она имеет образно-ассоциативный и звукосимволический мотив и формальные показатели - суффиксы субъективной оценки. Процессы образования форм и вариантов имен способствовали привнесению новых социальных оценок, дополнительных эмоциональных и эстетических оттенков, закреплявшихся в языковом сознании носителей русского языка.

Мотивированная ассоциативным переосмыслением в категориях определенной культуры, антропонимическая коннотация способна вызывать определенные представления о национально-культурной сфере, ситуациях использования форм и вариантов имени и ролевых отношениях между коммуникантами, внося дополнительные эмоциональные, оценочные, экспрессивные, стилистические оттенки и национально-культурное разнообразие в коммуникацию.

Определенные фоновые знания носителей языка могут обусловливать появление коннотаций; с другой стороны, сами коннотации указывают на национально-культурные стереотипы. Зафиксированные в общественном сознании, они оказывают влияние на функционирование имен в тот или иной исторический отрезок времени и сами могут претерпевать изменения под влиянием социо-культурных факторов, то есть не характеризуются стабильностью. Наличие культурного компонента в национальной антропонимике не подлежит сомнению. Антропонимическая коннотация всегда культурно маркирована, типична для носителей определенного языка, благодаря ей мы имели возможность проследить это на анализируемых произведениях В.М. Шукшина.

Таким образом, проведенный анализ показал, что антропонимикон произведений писателя разнообразен и многопланов. Калейдоскоп собственных имен, модернизирующих реальный мир, в рассказах В.М. Шукшина становится и проявлением особенностей индивидуального авторского, письма. Выбирая определенный ономастический материал (антропонимы) для построения своих текстов, автор тем самым воплощает особую ономастическую картину мира. Каждый оним, каждая модель занимают свое место, создавая целостное восприятие художественного пространства рассказов.

Библиография

1. Апухтина В.А. По страницам книг Василия Шукшина // Филологические науки. - 1979. №6. - С.18 - 22

2. Апухтина В.А. Современная советская проза 60-70 годы. - М.: Высшая школа, 1984. - 384c.

3. Белая Г. Искусство есть смысл…// Вопросы литературы. - 1973. №7. - С.14 - 21

4. Белая Г.А. Художественный мир современной прозы. - М.: Наука, 1983. - 191с.

5. Бондалетов В.Д. Русская ономастика. - М.: Просвещение, 1983. - 224с.

6. Быстров В.Н. В. Шукшин и Ф. Достоевский (К проблеме гуманизма) // Русская литература. - 1984. №4. С.17 - 22

7. Вартаньянц А.Д., Якубовская М.Д. О двух типах художественного пространства и времени в рассказах В.М. Шукшина // Филологические науки. - 1984. - №4. - С.17 - 23

8. Введенская Л.А., Колесников И.Л. От собственных имен к нарицательным. - М.: Просвещение, 1989. - 287с.

9. Веселковский С.Б. Ономастикон. Древнерусские имена, прозвища и фамилии. - М.: Наука, 1974. - 264с.

10. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963. - 315с.

11. Владимиров П.В. Введение в историю русской словесности. - К., 1986. - 414с.

12. Вопросы теории английского языка. М.: Наука, 1975. - 381с.

13. Воронов В. Художественная концепция. - М.: Наука, 1984. - 418с.

14. Восточнославянская ономастика. - М.: Просвещение, 1972. - 294с.

15. Говердовский В.И. Коннотемная структура слова. - Харьков, 1989. - 287с.

16. Григорьев В.П. Поэтика слова. - М.: Наука, 1976. 343с.

17. Европейское сознание: формирование мировоззренческой парадигмы в образном пространстве современной России. - Уфа: Изд-во БГПУ, 2002. - Ч.1. - 218с.

18. Зайцева К.Б. Английская стилистическая ономастика. - Одесса, 1973. - 289с.

19. Зинин С.И. Антропонимия «Войны и мира» Л.Н. Толстого // Русский язык в школе. М., 1978, № 4. - С.48 79.

20. Зинин С.И. Введение в русскую антропонимию. - Ташкент, 1972. - 278с.

21. Зубкова Л.И. Своеобразие и типы антропонимической коннотации // Филологические науки. - 2009. №1. С.65-73

22. Имена: код личности и судьбы. - К.: МЗУУП, 1992. - 256с.

23. Канторович В. Новые типы, новый словарь, новые отношения: О рассказах В. Шукшина // Сибирские огни. - 1987. №9. С.

24. Карпенко М.В. Русская антропонимика. - Одесса, 1970. - 387с.

25. Карпова В. Талантливая жизнь: Василий Шукшин - прозаик. - М., 1986. - 304с.

26. Коваль А.П. Життя і пригоди імен. - К.: Вища школа, 1988. - 198с.

27. Коробов В. Василий Шукшин. - М.: Наука, 1977. - 315с.

28. Лейдерман Н.Л. Современная русская литература: 1950-1990-е годы. - М.: Издательский центр «Академия», 2006. - 688с.

29. Магазинник Э.Б. Ономапоэтика или «говорящие имена» в литературе. Ташкент, 1978. - 246с.

30. Магазинник Э.Б., Ройзензон Л.И. Ономастилистика и ономапоэтика. Самарканд, 1974. - 321с.

31. Мельник Т. Фольклорні традиції в створенні В. Шукшиним образу «чудіка» // Філологічні науки. - 2006. Вип.1-2 (48-49). С.149-152

32. Мельник Т.В. «Чудики» Василия Шукшина // Зарубіжна література в школі України. - 2007. №12. С.16-19

33. Методика преподавания русского языка и литературы: Республиканский научно-методический сборник. - К., 1987. - 342с.

34. Михайлов В.Н. Экспрессивные свойства и функции собственных имен в русской литературе // Филологические науки. - 1966. - №2. - С.54-64

35. Никонов В.А. Имя и общество. М.: Наука, 1976. - 315с.

36. Овчаренко А. От Горького до Шукшина. - М.: Современный писатель, 1982. - 401с.

37. Ожегов С.И. Словарь русского языка. - М.: Русский язык, 1975. - 846с.

38. Ономастика (сборник статей). - М.: Наука, 1969. - 465с.

39. Ономастика и грамматика. - М.: Наука, 1981. - 375с.

40. Ономастика та етимологія: Збірник наукових праць на честь 65-річчя І.М. Желєзняка. - К., 1997. - 494с.

41. Ономастика. - М.: Наука, 1969. - 235с.

42. Ономастика. Типология. Стратиграфия. - М.: Наука, 1988. - 354с.

43. Отин Е.С. Словарь коннотативных собственных имен. - Донецк, 2004. - 476с.

44. Панкин Б. Строгая литература. - М., 1980. - 276с.

45. Подольская Н.В. Словарь русской ономастической терминологии. - М.: Наука, 1988. - 192с.

46. Поэтика и стилистика русской литературы. - Л.: Наука, 1971. - 408с.

47. Проблема советской литературы (метод, жанр, характер). - М., 1978. - 336с.

48. Проблема характера в советской литературе. - Челябинск, 1988. - 241с.

49. Русская литература ХХ в. - М.-Смоленск, 1995. - 432с.

50. Русская литература ХХ в. - Ч 2. - Смоленск, 1995. - 384с.

51. Русская ономастика и ее взаимодействие с аппелятивной лексикой. - Свердловск, 1976. - 376с.

52. Русская современная критика 1956 - 1983. - М., 1984. - 469с.

53. Силаева Г.А. Антропонимия романа Л.Н. Толстого «Война и мир». - М., 1979. - 267с.

54. Стрелкова И. Истина, правда, справедливость. О сокровенном в прозе В. Шукшина. // Литература в школе. - 2003. №6. С.20 - 23

55. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. - М.: Наука, 1973. - 324с.

56. Суслова А.В. О русских именах. - Л.: Лениздат., 1985. - 265с.

57. Творческие взгляды советских писателей. - Л.: Наука, 1981. - 286с.

58. Теория и методика ономастических исследований. - М.: Наука, 1986. - 256с.

59. Торопов И.Г. Вам жить дальше: Рассказы и повести. - М.: Современник, 1977. 511с.

60. Фольклор. Поэтическая система. - М.: Наука, 1977. - 343с.

61. Фонякова О.И. Имя собственное в художественном тексте. - Л., 1990. - 238с.

62. Хисамова Г.Г. Социально-психологические типы языковых личностей в рассказах В.М. Шукшина // Филологические науки. - 2008. №4. С.100-110

63. Черносвитов Е.В. Пройти по краю. Василий Шукшин: Мысли о жизни, смерти и бессмертии. - М., 1989. - 186с.

64. Шагивалиева А.Г. Русский национальный характер в изображении В.М. Шукшина // Филологические науки. - 1986. №4. - С.197201

65. Шукшин В.М. Беседы при ясной луне.- К.: Вэсэлка, 1991. - 350с.

66. Шукшин Василий. Три вещи надо знать о человеке: как он родился, как женился, как помер… Советский экран, 1975. - 375с.

67. Щетинин А.М. Слова, имена, вещи. Очерки об именах. - Ростов-на-Дону, 1966. - 416с.

68. Языки и картина мира. - Тула: Лань, 2002. - 532с.

69. Языковая номинация. Виды наименований. М.: Наука, 1977. - 298с.