Искусственный интеллект: научно-художественная проблематика

/

АНОТАЦІЯ

Омельченко Є. А ,Штучний інтелект: науково-художня проблематика.- Донецький національний університет, 2014. - Рукопис. - 65 с.

У дипломній роботі розглянуто такі науково-художні проблеми, як місце штучного інтелекту у структурі твору, специфіка штучного інтелекту як літературного героя, його унікальність та зв'язок із масовою культурою. Унікальність штучного інтелекту в тому, що він, на відміні від штучного розуму, не може бути самостійним літературним героєм та цілком залежить від тих героїв, що його програмували. Розглядується зв'язок новітніх досліджень у галузі робототехніки зі змінами поведінки штучного інтелекту в фантастичних творах.

Ключові слова: штучний інтелект, штучний розум,наукова фантастика, робототехніка, індивідуальність, свідомість.

АННОТАЦИЯ

Омельченко Е. А. Искусственный интеллект: научно-художественная проблематика - Донецкий национальный университет, 2014. - Рукопись. - 65 с.

В дипломной работе рассмотрены такие научно-художественные проблемы, как место искусственного интеллекта в структуре произведения, специфика искусственного интеллекта как литературного героя, его уникальность и связь с массовой культурой. Уникальность искусственного интеллекта в художественной литературе в том, что он, в отличие от искусственного разума, не может быть самостоятельным литературным героем и полностью зависит от тех героев, которые его программировали. Рассматривается связь новейших достижений в области кибернетики с изменениями поведения искусственного интеллекта в фантастических произведениях.

Ключевые слова: искусственный интеллект, искусственный разум, научная фантастика, робототехника, индивидуальность, сознание.

SUMMARY

Omelchenko. E.A. Artificial Intelligence: scientific and artistic problems - Donetsk National University, 2014. - Manuscript. - 65 p.

In this work we talking about scientific and artistic problems of Artificial Intelligence in science fiction, about place of Artificial Intelligence in structure of heroes in books and about specificity Artificial Intelligence as a hero in literature. Uniqueness of Artificial Intelligence in dependence from those heroes, who programming him, he can't be personality, not like Artificial mind. We talking about newest achievements in cybernetics and their relations with the changes in behaviour of Artificial Intelligence in science fiction.

Key words: Artificial Intelligence, Artificial mind, science fiction, robotics, mind, personality.

Содержание

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. Искусственный интеллект

1.1 История искусственного интеллекта

1.2 Искусственный разум: в чем отличие от интеллекта

Выводы к главе 1.

ГЛАВА 2. Литературный герой: что это такое?

Выводы к главе 2.

ГЛАВА 3. Черный Дайвер и Дэниел Оливо: разум или интеллект?

3.1 Черный Дайвер и его самостоятельность

3.2 Дэниел Оливо и гуманистические взгляды доктора Фастольфа

Выводы к главе 3.

ВЫВОДЫ

ПРИЛОЖЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность данного исследования заключается в том, что исследование специфики искусственного интеллекта как литературного героя проведено еще не было, если только не учитывать такие первые проявления искусственного интеллекта, как Галатея, Монстр Франкештейна, Пиннокио и др. Выбор именно этого направления для исследований обусловлен тем, что научная фантастика и ее специфические проблемы не получают должного внимания в исследованиях теоретиков литературы, хотя именно фантастика и ее подраздел - научная фантастика - создали мощнейший культурный пласт, влияющий на все дальнейшее развитие литературы.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

В нем впервые предпринята попытка разделить такие понятия как «искусственный разум» и «искусственный интеллект» в рамках теории литературы.

В нем констатирована уникальность искусственного интеллекта как литературного героя, не подходящего ни под одну из литературоведческих классификаций, и так страдающих незаполненностью.

В нем осуществлено сравнение искусственного разума и искусственного интеллекта в свете последних научных достижений в области робототехники в рамках научной фантастики

Цель работы - выявить и упорядочить специфику искусственного интеллекта как литературного героя, выявить случаи логических нарушений в рамках изображения искусственного интеллекта в научной фантастике, провести границу между искусственным разумом и искусственным интеллектом.

Задачи исследования в свете цели, которая была поставлена, становятся следующие:

· Теоретически обосновать специфику искусственного интеллекта как литературного героя

· Выявить закономерности поведения искусственного интеллекта и искусственного разума

· Выявить отличия в функционировании искусственного разума и искусственного интеллекта

· Применить полученные знания для анализа литературного произведения, выявить, где в материале исследователь имеет дело с разумом, а где - с интеллектом.

Объект исследования в данном случае являются произведения Айзека Азимова и Сергея Лукьяненко, а точнее серия «Позитронные роботы», включающая в себя четыре повести и серия «Диптаун» с тремя повестями соответственно.

Предметом исследования является поведение искусственного интеллекта в рамках взаимодействия с другими персонажами, особенности изображения искусственного интеллекта и отношения с автором искусственного интеллекта как литературного героя.

Методы исследования, учитывая специфику исследования, используются такие: аксиоматический метод, заключающийся в том, что все факты из сферы робототехники без личной проверки остается лишь принимать как аксиомы и ,уже отталкиваясь от них, делать логические выводы. Описательный метод, характеризующий положение искусственного интеллекта в литературе на сегодняшний день. Типологический метод определяется тем, что искусственный интеллект появляется во множестве литературных произведений и поддается классификации, так как способов изображения искусственного интеллекта авторы научно-фантастических произведений используют ограниченное количество. А также используется метод мифопоэтического анализа, так как искусственный разум, в отличие от искусственного интеллекта, имеет глубокие мифологические корни.

Материалом исследования послужили повести «Стальные пещеры», «Обнаженное солнце», «Роботы утренней зари», «Роботы и Империя» Айзека Азимова и повесть Сергея Лукьяненко «Фальшивые зеркала».

Источник исследования в данном случае - классическая научно-фантастическая литература конца XX - начала ХХІ века.

Теоретическая ценность данной работы заключается в том, что в ней впервые осуществлен анализ искусственного интеллекта как литературного героя в фантастической литературе.

Практическая ценность заключается в том, что данный материал может быть использован при прочтении курса зарубежной литературы начала ХХІ века и анализе жанра научной фантастики.

Глава 1. Искусственный интеллект

1.1 История искусственного интеллекта

Традиционно рождение мифологемы искусственного разума относят к средним векам. «Наконец осуществилась мечта средневековых оккультистов - создан механический разум» - указывает современный автор [46,c 88 ] однако прежде чем рассмотреть истоки этой мифологемы, проанализируем культуру, близкую ей, но в которой она не возникла и не могла возникнуть. Обратимся к античности.

Древние греки были прекрасными механиками: начиная с мифического Дедала и до реального Герона Александрийского они создали множество удивительных технических устройств, в том числе и человекоподобных. Представление о человекообразных автоматах встречается уже в «Илиаде» Гомера (373-377,417-420). В древнегреческих мифах рассказывается как бог-кузнец Гефест изготовил для себя золотых механических служанок, которые помогали ему в кузнице; они были говорящими и могли выполнять самые трудные поручения, которые он им давал.

Гефест же выковал медного стража Талоса, который должен был трижды в день обегать о. Крит и швырять камни во все корабли чужестранцев, а трижды в год ему следовало не спеша обходить все критские деревни, знакомя их с законами Миноса, начертанными на бронзовых табличках. Когда жители Сардинии попытались вторгнуться на Крит, Талос раскалил себя докрасна и, злобно смеясь, уничтожил их всех в своих огненных объятиях. Говорят, что отсюда и пошло выражение «сардонический смех». Отсюда же очевидно, что механический гигант способен был и к незапрограммированному поведению.

Знаменитый Дедал заставлял ходить деревянное изваяние Афродиты, влив в него ртуть. Аристотель обсуждает эту модель разумной души наравне с другими (а не как казус), однако отвергает этот - демокритовский по его мнению - подход [3,c 381] Современный автор, обсуждая возможности кибернетического моделирования разума, пишет: 'В некоторых отношениях кибернетика, несомненно, представляет собой весьма старую точку зрения, выступающую в новом облике, поскольку ее философскими предшественники были материалисты Древней Греции (например, Демокрит)...' [23, c 20]

Даже Платон, считавший такого рода занятия скорее игрой, все же конструирует антропоморфный автомат - водяной будильник, предназначенный собирать ранним утром учеников академии на занятия с учителем [21, c 33] .

Обобщая опыт всей античности, Герон Александрийский в своем сочинении «Театр автоматов» описывает множество храмовых и театральных автоматов. По его собственным словам, «представления автоматических театров пользовались в старину большой любовью, во-первых, потому, что в устройстве их проявлялось много механического искусства, а затем и потому, что самое представление бывало поразительным, ибо как раз при устройстве автоматов для различных их деталей приходится пользоваться всеми познаниями механики». [10,c 17]

Более того, именно в Древней Греции была создана наука, без которой серьезные исследования разума невозможны - логика (Аристотелем). Но общие представления о разуме и о человеке были таковы, что в античности не могла возникнуть идея об автономном искусственном разумном существе. Греки сомневались даже в разумности человека.

В последнее время наблюдается возрастание интереса к искусственному интеллекту, вызванное повышением требований к информационным системам. «О «философских машинах» думали еще Луллий и Лейбниц», - отмечал известный кибернетик А. Моль. [47, c 57]

Становится умнее программное обеспечение, бытовая техника. Мы неуклонно движемся к новой информационной революции, сравнимой по масштабам с развитием Интернета, имя которой - искусственный интеллект.

Все уже, наверное, слышали об электромеханических собаках в Японии, способных узнавать хозяина в лицо, выполнять некоторые простейшие команды и имеющие некоторую способность к обучению. Слышали и про холодильники с выходом в Интернет и про внедрение Microsoft в будущие версии Windows элементов искусственного интеллекта.

Термин «искусственный интеллект» имеет, по крайней мере, три взаимосвязанных значения. Во-первых, искусственным интеллектом называют направление научных исследований, целью которых является «интеллектуализация» вычислительных машин, моделирование процессов познания и мышления и т.п. Как научная дисциплина искусственный интеллект сформировался в конце 1950-х - начале 1960-х гг.

Однако отдельные попытки создать механизмы, по своим возможностям не уступающие разуму человека - гораздо старее. Второе значение термина «искусственный интеллект» как раз и объединяет различные устройства, механизмы, программы, которые могут быть названы, по тем или иным критериям, «интеллектуальными».

Любопытно отметить, что первоначально в общественном сознании фиксировалось именно второе значение термина искусственный интеллект. Так, например, в энциклопедическом словаре 1979 года данный термин определяется как “условное обозначение кибернетических систем, моделирующих некоторые стороны интеллектуальной деятельности, а в 1990-е годы уже как “раздел информатики, в котором разрабатываются методы и средства моделирования и воспроизводства с помощью ЭВМ отдельных интеллектуальных действий человека”. Более того, первое понимание термина искусственный интеллект начинает пониматься как дилетантское: «Для людей непосвященных выражение искусственный интеллект ассоциируется с каким-то особым техническим устройством, своего рода искусственным мозгом... Искусственный интеллект понимается как хитроумный механизм, который помещается внутри робота и управляет его разнообразными действиями...» [36,c 13].Специалисты вкладывают в эти слова несколько иной смысл. Для них данный термин обозначает, прежде всего, всю сферу их исследований. Можно сказать, что в своем третьем значении искусственный интеллект есть некоторая мифологема, лежащая в основе этих исследований и отражающая важные черты современной культуры (мировоззрения, взгляда на мир).

В развитии естествознания и познания в целом такого рода мифологемы играют существенную роль, а их развертывание приводит к конкретным научным результатам. Такими мифологемами в истории были, например, идея «философского камня» (Lapis Philosophorum) или идея «вечного двигателя» (perpetuum mobile).

Искусственный интеллект это еще и область информатики, предметом которой является разработка компьютерных систем, обладающих возможностями, традиционно связываемыми со способностями естественного интеллекта.

К области ИИ принято относить ряд алгоритмов и программных систем, которые могут решать некоторые задачи так, как это делает человек.

Первый шаг в исследованиях по ИИ был сделан в направлении изучения естественного интеллекта. При изучении этого вопроса был сделан ряд открытий в различных областях знаний. Так, в 1962 году Фрэнком Розенблаттом были предложены модели мозга, имитирующие биофизические процессы, которые протекают в головном мозге и которые были названы персептронами. Персептроны представляют собой различного вида сети из искусственных нейронов, в основе которых лежат модели, разработанные еще в 1943 году Уильямом Маккалоком и Уолтером Питтсом.

Первоначально, изучение персептронов было связано с задачей распознавания образов, однако, в настоящее время нейронные сети широко используются для решения задач аппроксимации, классификации и распознавания образов, прогнозирования, идентификации и оценивания, ассоциативного управления [5]. Нейронные сети представляют собой низкоуровневые модели мозговой деятельности человека.

Другое направление моделирования естественного интеллекта связано с созданием высокоуровневых моделей деятельности мозга человека, которые позволяют моделировать процессы рассуждений и принятия решений.

В целом можно сказать, что изучение разумного поведения человека привело к появлению эвристических методов, моделирующих деятельность человека в проблемной ситуации и к разработке программно-аппаратных средств, реализующих эти методы, то есть к разработке систем искусственного интеллекта, называемых решателями задач.

Другим результатом этих исследований можно считать создание экспертных систем, то есть систем искусственного интеллекта, основанных на знаниях человека-эксперта.

В подобном развитии области искусственного интеллекта нет ничего необычного. Здесь уместно привести гипотезу о встречной эволюции человека и компьютера: человек сначала учиться видеть, ходить, разговаривать, а уже потом развивает способности к вычислениям и логическим выводам. Механизм же наоборот, рождается как вычислительная система, базирующаяся на формальной логике, в процессе развития приобретает способности к распознаванию образов, синтезу речи и управлению в реальном времени.

В настоящее время различают два основных подхода к моделированию искусственного интеллекта (AI - artificial intelligence): машинный интеллект, заключающийся в строгом задании результата функционирования, и искусственный разум, направленный на моделирование внутренней структуры системы.

Моделирование систем первой группы достигается за счет использования законов формальной логики, теории множеств, графов, семантических сетей и других достижений науки в области дискретных вычислений. Основные результаты заключаются в создании экспертных систем, систем разбора естественного языка и простейших систем управления вида «стимул-реакция».

Системы второй группы базируются на математической интерпретации деятельности нервной системы во главе с мозгом человека и реализуются в виде нейроподобных сетей на базе нейроподобного элемента - аналога нейрона.

Нейроподобные сети в последнее время являются одним из самых перспективных направлений в области искусственного интеллекта и постепенно входят в бытность людей в широком спектре деятельности.

Что же такое нейроподобная сеть? Это искусственный аналог биологической сети, по своим параметрам максимально приближающийся к оригиналу. Нейроподобные сети прошли длинный путь становления и развития, от полного отрицания возможности их применения до воплощения во многие сферы деятельности человека. Были предложены различные нейросетевые парадигмы, определяющие область применения.

Сети первой группы используются для распознавания образов, анализа и синтеза речи, перевода с одного языка на другой и прогнозирования. Это вызвано такими особенностями сетей как восстановление изображения по его части, устойчивостью к зашумлению входного сигнала, прогнозирование изменения входов и параллельность вычислений. Также, немаловажной характеристикой является способность функционировать даже при потере некоторой части сети.

Сети второй группы используются как системы управления в реальном времени несложных объектов. Это управление популярными в последнее время интеллектуальными агентами, выполняющими роль виртуальных секретарей. Особенностями данной группы является появление некоторых внутренних стимулов, возможностью к самообучению и функционированию в реальном времени.

И, наконец, сети третьей группы, являющиеся дальнейшим развитием предыдущих, представляют собой уже нейроподобные системы и нацелены они на создание экзотических в настоящее время виртуальных личностей, информационных копий человека, средой обитания которых является глобальная сеть интернет. Данное направление только зарождается, но есть немалый шанс, что мы станем свидетелями ситуации рождения виртуальных людей, подробно описанной фантастами и режиссерами.

Но каким образом это появляется в литературе? Чтобы это понять, следует, в первую очередь, понять, каким образом, хотя бы приблизительно, будет действовать в перспективе настоящий искусственный интеллект. Для начала необходимо разобраться в некоторых терминах, которые нам помогут в дальнейшем анализе.

«Человекоподобие или антропоморфизм -- (от греч. -- человек и -- форма, вид), уподобление человеку, наделение человеческими психическими свойствами предметов и явлений неживой природы, небесных тел, животных, мифических существ. А. возникает как первоначальная форма мировоззрения и выражается не только в наделении животных человеческой психикой, но и в приписывании неодушевлённым предметам способности действовать, жить и умирать, испытывать переживания и т. д. (земля спит, небо хмурится и т. п.). Эта форма антропорфизма господствовала на ранних ступенях развития общества. Отголоски такого понимания мира представлены в языке современных культурных народов (напр., безличные глаголы типа «моросит», «светает» и др.), в искусстве, особенно в поэзии, где известная антропоморфность ряда образов связана с требованием высокой эмоциональной выразительности. Антроморфизм характерен для религиозного мировоззрения, что выражается в перенесении облика и свойств человека на вымышленные предметы, присущем большинству религиозных представлений о богах и др. сверхъестественных существах. Антропоморфными, в частности, являются обычно боги т. п. высших религий, хотя в теологии это обстоятельство отрицается. Антропоморфизм несовместим с научным мировоззрением. В современном научно-технической, в частности кибернетической, литературе употребляются антропоморфные понятия (машина «запоминает», «решает задачу» и т. п.), но при этом, конечно, учитывается существ. различие деятельности человека и действий машины». [67]

Как мы видим человекоподобный же робот , помимо уже обозначенного внешнего сходства с человеком, должен обладать еще и тем, что отличает человека от всех остальных существ -- разумом. Но давайте рассмотрим термин «разум» немного внимательнее.

1.2 Искусственный разум: в чем отличие от интеллекта?

В контексте искусственного интеллекта и робототехники мы можем выбрать из множества определений разума то, что нам подходит больше всего для анализа и синтеза суждений.

Итак: «Разум -- это способность некоторой системы обладать сознанием, подсознанием, памятью, интеллектом и на основе этих составляющих направлять собственную деятельность в соответствии с ведущими законами и принципами своего существования.» [ 31, c. 46-47]

Мы видим, что без определений, что такое сознания, память и интеллект мы не можем четко и ясно определить, что такое разум и как он соотносится с роботами. Подсознание мы упустим вполне сознательно для того, чтобы не углубляться излишне в психологию человека.

«Сознание системы -- та часть управляющего информационного центра, посредством которой она воспринимает себя как некоторую целостность, отделенную от окружающего мира, и это восприятие существует в виде ощущения-представления «Я».» [ 31, c. 46-47]

Этот момент по отношению к роботам можно прокомментировать однозначно -- Я у робота является не осознанным актом, как это есть у человека, но программой, которая заставляет ее носителя говорить “Я” по отношению к себе. Для робота “Я”- название для устройства, которое хранит в себе эту программу, поэтому “Я” - фикция, сделанная для того , чтобы человеку было комфортнее общаться с роботом. Когда мы будем анализировать роман “Стальные пещеры” Айзека Азимова, будет проведено сравнение с произведением С. Лукьяненко и мы увидим разницу между наличием сознания у робота и его программным заменителем.

«Память -- это способность системы хранить важную информацию и при необходимости пользоваться ею.» [ 31, c. 46-47]

Любой компьютер способен хранить информацию, а также оперировать ею при наличии некой задачи, но есть вполне закономерная разница между человеком и роботом в данном случае -- человек может решать, какая информация важна, а робот хранит все без разбора, не вникая в хранимое, если того не требует задача.

«Интеллект -- способность системы создавать в ходе самообучения программы (в первую очередь эвристические) для решения задач определенного класса сложности и решать эти задачи.» [ 31, c. 46-47]

Проясним термин “эвристический”.

«Эвристическими методами называются логические приемы и методические правила научного исследования и изобретательского творчества, которые способны приводить к цели в условиях неполноты исходной информации и отсутствия четкой программы управления процессом решения задачи.» [46,c 320]

Таким образом, если говорить проще, то интеллект решает задачи с высоким уровнем неизвестных в уравнениях и может выполнить задание, имея в памяти неполные данные, но умея по уже известным алгоритмам находить ответ. Правильным или неправильным будет ответ, зависит от полноты данных и оптимальности выбранного алгоритма. Но результат, вне зависимости от того, какой он, все равно будет.

Разница между человеческим интеллектом и человеком заключается также в том, что человек делает выводы вне зависимости от количества информации, в то время как роботу необходимо предоставить четкую и ограниченную задачу, если тот, кто задает задачу - хочет ее правильного решения.

Тут встает один очень сложный вопрос, а может ли искусственный интеллект быть похож на человеческий?

Мозг животного (включая человека) и компьютер работают по совершенно разным схемам. Мозг является трехмерной сетью, «заточенной» под параллельную обработку огромных массивов данных, в то время как нынешние компьютеры обрабатывают информацию линейно, хотя и в миллионы раз быстрее, чем мозги. Микропроцессоры могут выполнять потрясающие расчеты со скоростью и эффективностью, значительно превышающими возможности человеческого мозга, но они используют совершенно другие подходы к обработке информации. Зато традиционные процессоры не очень хорошо справляются с параллельной обработкой больших объемов данных, которая необходима для решения сложных многофакторных задач или, например, распознавания образов.

Тут, кстати, возникает любопытный парадокс, который обрисован в статье Елиезера Юдковского «ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ КАК ПОЗИТИВНЫЙ И НЕГАТИВНЫЙ ФАКТОР ГЛОБАЛЬНОГО РИСКА», которая была опубликована в сети Интернет, но так и не издана ни в одном из издательств. Парадокс звучит следующим образом:

«Примером опасной системы команд может служить такой анекдот: астронавт попросил робота удалить из комнаты все круглые предметы, и тот оторвал ему голову. Хорошая система целей для Искусственного Интеллекта должна не требовать буквального послушания, а следовать принципу: «Делай то, что я имею в виду, а не то, что я сказал буквально».»

http://spkurdyumov.ru/biology/iskusstvennyj-intellekt/2/, Э. Юдковский -- Singularity Institute for Artificial Intelligence Palo Alto, CA

То есть, робот, вооруженный лишь интеллектом, ограничен и опасен в своем «стремлении» решать задачи и выполнять команды.

«Последнее различие в свою очередь формирует следующее: человек воспринимает образы (знаки, символы) в терминах глобального контекста (контекст ситуации, смысловой, хронологической и т. д.), тогда как восприятие ЭВМ происходит вне контекста или в очень ограниченном контексте» [ 31, c. 46-47]

Мы приходим к выводу, что без наличия сознания, памяти , эмоционально-волевого комплекса, (см. Приложение 1)присущих человеку, робота полноценным существом назвать невозможно. Более того, становится ясно, что во многих случаях литературного описания так называемого искусственного интеллекта мы на самом деле имеем дело именно с искусственным разумом, включающим в себя все вышеперечисленные компоненты, в том числе и подсознание, о котором речь идет только в случае проявлений творческого характера у роботов.

Если подводить итог всему вышесказанному, то делаем вывод, что термин «искусственный интеллект» , появившийся в конце 60-х годов, вполне справедлив. В 1969 году I международная объединенная конференция по ИИ узаконила эту метафору. Человек в этой реальности вряд ли способен на создание полноценного искусственного разума, учитывая , что психические процессы еще мало изучены. Но в литературе называя некую кибернетическую систему искусственным интеллектом, мы можем допустить терминологическую неточность, называя искусственный разум (дальше по тексту - ИР) интеллектом.

И тут мы подходим к очень важным терминам, которые многое проясняют в исследовании человекоподобного робота как литературного героя: жезнеподобие и условность.

«При этом имеют место две тенденции художественной образности, которые обозначаются терминами условность (акцентирование автором нетождественности, а то и противоположности между изображаемым и формами реальности) и жизнеподобие (нивелирование подобных различий, создание иллюзии тождества искусства и жизни)» [68, с 116]

Эти термины нам необходимы для того, чтобы в анализируемых произведениях мы с вами могли найти признаки жизнеподобия, указывающих впоследствии на уникальность человекоподобного робота как литературного героя. Искусственный интеллект в литературе, отвечающий принципу жизнеподобия, упреждает те алгоритмы работы, которые существуют и в реальной жизни. Естественно, подобный интеллект существует только в рамках научной фантастики. Сам термин «научная фантастика» подразумевает наличие жизнеподобия, о какой бы научной отрасли не говорилось.

«Научная фантастика - один из видов фантастики, рассказывающий о воображаемом прошлом или будущем человечества (или обитателей других планет), уделяя особое внимание техническим достижениям, научным открытиям, возможностям, которых лишён современный человек. Конфликты, связанные с этими новыми возможностями, их неконтролируемое использование часто составляют содержание научной фантастики.» [48]

То есть, основу научной фантастики составляет наука, и это вид литературы старается отвечать на те вопросы, которые могла бы задать философия, но не задает из-за слишком увеличивающегося темпа технического роста.

Таким образом, мы возвращаемся к тем знаниям, которые у ученых уже есть в сфере робототехники, к проблемам интеллекта, разума, сознания и программного обеспечения для них. Эти проблемы и вопросы в научной фантастике составляют основу жизнеподобия , а в произведениях А. Азимова серии «Позитронные роботы», которая является центром исследования в данной работе, эти проблемы и решения этих проблем составляют центральный конфликт. Ученые уже сейчас признают, что Три Закона Роботехники, которые выдумал А. Азимов, уже сейчас представляют собой центральную проблему в конструировании искусственного интеллекта.

«...можно предположить, что в случае, если возникнут препятствия на пути к достижению описанной цели (сохранению «Я»), то система будет иметь предрасположенность предпринимать действия, направленные на устранение этих препятствий. Поэтому практическая реализация «трех правил роботехники» А. Азимова, по-видимому, со временем станет реальной научной проблемой.»

Еще раз напомним, что в реальности конструирование искусственного интеллекта идет не по одному направлению, ведь далеко не каждый робототехник ставит перед собой задачу создать электронного конкурента человечеству. С первых шагов ИИ выделяют две основные цели исследований.

1. Моделирование процессов, происходящих в человеческом разуме, с целью создать новый искусственный разум или понять человеческий.

2. Создание экспертных систем, способных решать четко поставленные задачи с помощью заданных программой алгоритмов и базы данных.

Если подобные экспертные системы, те, которые способны выигрывать в шахматы у величайших шахматистов нашего времени, ставить предварительные диагнозы и пр., можно назвать искусственным интеллектом, то ученые уже его создали. С такой позиции мы на страницах фантастических романов читатель имеет дело с искусственным разумом.

Наряду с вышеописанными направлениями исследований существует и третье - эволюционное. Его последователи считают, что ИИ надо выращивать, как выращивают детей. Программы тогда станут интеллектуальными, когда они приобретут способность обучаться тому, чего они раньше не умели делать. По сути, имеется в виду не выращивание интеллекта, поскольку интеллект развивается не сам по себе, а лишь в системе, в разуме. Способность обучаться и создавать новые схемы взаимодействия с миром без помощи прошлого опыта можно развить лишь в том случае, если есть осознание себя, способность сказать 'это мой опыт', ведь иначе нельзя отстраниться от того, чего нет. Известно, что животные, попав в незнакомую ситуацию, вначале теряются, ведь нет инстинктивной подсказки и нет опыта. Наступает растерянность и выход из ситуации если и находится, то лишь благодаря счастливой случайности или помощи извне.

Проблема также заключается в том, что человек до сих пор не разобрался, каким образом интеллект связан с сознанием и памятью, и возможны ли они отдельно друг от друга.

В сознание из интеллекта поступает уже готовое решение задачи, решенное уравнение, но отследить сам процесс решения мы не можем, в нашем разуме нет к нему доступа, потому что это все происходит в подсознании, а что происходит в нем - загадка для ученых. Возможно ли создать искусственный разум без знания таких фундаментальных вещей? Невозможно ведь запрограммировать то, что не поддается описанию ни эмпирически, ни математически.

Зачастую, в литературных произведениях, в которых речь идет об искусственном разуме либо об искусственном интеллекте, и разум, и интеллект помещены в тело человекоподобного робота. Естественно, мы будем рассматривать произведения, в которых есть человекоподобные роботы, и в которых их нет, но в целом проблематику необходимо обозначить, так как именно специфика отношения реального человека к роботу во многом определяет положение робота, искусственного интеллекта и разума в литературе.

Человек, изучая себя и пытаясь создать себе подобного, в литературе и в мифах множество раз создавал нечто, схожее с человекоподобными роботами. Монстр Франкенштейна, различные големы и живые куклы стоят за попытками создания ИИ. Вместе с успехами в изучении человеческого разума и всех его составляющих и соответственно, успехами в создании искусственного интеллекта растет и страх перед ним. Айзек Азимов в своем романе 'Стальные пещеры' назвал этот феномен 'комплекс Франкенштейна'.

Комплекс Франкенштейна или «эффект зловещей долины» - теория, выдвинутая Масахиро Мори, японским инженером-роботехником. Эта теория объясняет неприязнь человека к чересчур человекоподобным роботам. Неприязнь эта, по словам ученого, происходит оттого, что существо , похожее на человека, но неживое, производит эффект живого мертвеца и вызывает сильную неприязнь и страх. Вполне возможно, что эффект зловещей долины берет свое начало из гленофобии(страх кукол) или автоматонофобии (боязнь кукол, манекенов, восковых фигур и прочих антропоморфных изделий).

В статье Юрия Лотмана «Куклы в системе культуры» (Лотман Ю.М. , Избранные статьи, Таллин, “Александра”, 1992 , с 377) мы находим более подробное объяснение этому страху, его культурологические и психологические основы.

“Чувство неестественности прерывистых и скачкообразных движений возникает именно при взгляде на заводную куклу или марионетку, в то время как неподвижная кукла, чье движение мы себе представляем, такого чувства не вызывает.» [50, c 377]

Что есть человекоподобный робот как не заводная игрушка для человека? На этот вопрос тоже дается ответ.

«Кукла как игрушка, прежде всего, должна быть отделена от, казалось бы, однотипного с нею явления статуэтки, объемного скульптурного изображения человека. Разница сводится к следующему. Существуют два типа аудитории: «взрослая», с одной стороны, и «детская», «фольклорная», «архаическая», с другой. Первая относится к художественному тексту как получатель информации: смотрит, слушает, читает, сидит в кресле театра, стоит перед статуей в музее, твердо помнит: «руками не трогать», «не нарушайте тишину» и уж конечно «не лезьте на сцену» и «не вмешивайтесь в пьесу». Вторая относится к тексту как участник игры: кричит, трогает, вмешивается, картинку не смотрит, а вертит,тыкает в нее пальцами, говорит за нарисованных людей, в пьесу вмешивается,указывая актерам, бьет книжку или целует ее» [50, c 377]

Айзек Азимов в серии 'Позитронные роботы', повествующей о приключениях земного детектива Илии Бейли и робота Дэниэла Оливо пишет и о другой причине неприязни к роботам. Роботы не устают, не требуют отпуска и зарплаты, если наладить производство роботов в промышленных масштабах и достаточно его удешевить, то большая часть людей останется без средств к существованию. Гораздо дешевле починить раз в месяц одного-двух роботов, нежели платить зарплату сотням и тысячам людей. Механизация производства может отнять профессию даже у самых современных специалистов, ведь робот не ошибается, не прогуливает и способен держать в своей памяти огромное количество информации и ,что еще важнее, робота легко заменить другим таким же. Таким образом создание искусственного интеллекта и помещение его в человекоподобное механическое тело создает огромное количество факторов для ненависти и страха.

Но есть еще множество причин бояться ИИ и главная из них -- незнание природы ИИ. Пока компьютеры не пересекут некий порог уровня интеллекта , невозможно узнать, что же будет из себя представлять интеллект, равный нашему, но с несравненно более широкими возможностями для познания и анализа. Но при этом ограниченность восприятия и отсутствие эмоциональной базы делают невозможным какое-либо предсказание. Можно лишь предполагать, полагаясь на работы видных робототехников.

В частности, Елиезер Юдковски, американский специалист по искусственному интеллекту, исследующий проблемы технологической сингулярности и выступающий за создание Дружественного ИИ, пишет о том, что люди из-за своей человечности, склонности к эмоциональному суждению и ошибкам могут совершить непоправимую ошибку в конструкции или использовании ИИ. Поскольку единственным существом, понимающим человека , является сам человек, при появлении еще одного понимающего существа или механизма данное существо станет объектом антропоморфизации.

«Мы развили способность понимать наших ближних путём эмпатии, помещая себя на их место; для этого то, что моделируется, должно быть похоже на моделирующего. Не удивительно, что люди часто очеловечивают, - то есть ожидают человекоподобных качеств от того, что не является человеком. В фильме «Матрица» (братья Вачовски, 1999) представитель искусственного интеллекта Агент Смит вначале кажется совершенно холодным и собранным, его лицо неподвижно и неэмоционально. Но позже, допрашивая человека Морфеуса, Агент Смит даёт выход своему отвращению к человечеству - и его лицо выражает общечеловеческое выражение отвращения.»

http://spkurdyumov.ru/biology/iskusstvennyj-intellekt/2/, Е. Юдковский -- Singularity Institute for Artificial Intelligence Palo Alto, CA

Необязательно, конечно, искусственный интеллект будет враждебен по отношению к человеку, но не учитывать это тоже нельзя. Есть ведь еще один момент, о котором упоминает Юдковски -- искусственный интеллект невозможно будет загнать в рамки.

Как было уже сказано выше, программное обеспечение в теории может смоделировать столько типов интеллектов, а в перспективе и разумов, что человеку скоро станут недоступны способы мышления, которые доступны роботам. Математика, как самая абстрактная из наук почти не подвержена антропоморфизму, только в смысле того, что человеку доступно далеко не все и о некоторых явлениях человеку можно только догадываться. Благодаря приборам и анализу человек расширяет свой кругозор, однако и это расширение имеет предел. Все, что человек видит, он может измерить, проанализировать и должным образом синтезировать в своем сознании. И это при столь ограниченном видении. Какого же уровня могут достигнуть роботы при огромном количестве способов познания реальности? Все инфракрасные камеры, всевозможные спутники, излучатели, измерительные приборы будут доступны искусственному интеллекту, что делает его потенциал гораздо более высоким, нежели у человека.

Можно сказать, что развитие искусственного разума станет высшим достижением человечества. Высшим деянием Бога можно назвать создание человека и человечество таким образом может , в теории, повторить это деяние.

Парадокс - человечество больше верит в существование искусственного разума, нежели в существование Бога. Елиезер Юдковский упоминал об этом в статье «Искусственный интеллект как позитивный и негативный фактор глобального риска». Это было сказано в ключе того, что проще поверить, что Бог похож на человека, нежели робот. То есть, робот гораздо дальше от человека. Но при этом Бог подразумевается как нечто Всемогущее и Всезнающее, хотя этот антропоморфизм очень мешает осознанию этого предположения. Бога невозможно доказать, а робота с помощью «царицы всех наук» сконструировать возможно.

Таковы возможные перспективы и в реальности. Наличие искусственного интеллекта позволит снять с человеческих плеч множество видов грязной или опасной работы. Гораздо быстрее может пойти изучение других планет, ведь робот, отправленный в космос, может добиться большего успеха, а при наличии интеллекта, и принять правильное решение при непредвиденной ситуации.

Вот только может случиться и такое, что правильное решение окажется неприемлемым для человечества. Моделированием таких ситуаций и занимается фантастическая литература. Но о фантастической литературе речь идти не может до тех пор, пока мы не обратимся к теории литературы, а точнее к такой части структуры произведения, как литературный герой.

Часть 2. Литературный герой: что это такое?

Слово «герой» имеет богатую историю. В переводе с греческого «heros» означает полубог, обожествленный человек. В догомеровские времена (X-IX век до н.э.) героями в Древней Греции назывались дети бога и смертной женщины или смертного и богини (Геракл, Дионис, Ахилл, Эней и т.д.). Героям поклонялись, в честь них сочиняли стихотворения, им воздвигали храмы. Право на имя героя давало преимущество рода, происхождения. Герой служил посредником между землей и Олимпом, он помогал людям постигнуть волю богов, иногда сам приобретал чудесные функции божества.

Такую функцию, например, получает прекрасная Елена в древней греческой храмовой легенде-сказке об исцелении дочери друга Аристона, царя спартанцев. Этот безымянный друг царя, как повествует легенда, имел очень красивую жену, в младенчестве бывшую весьма уродливой. Кормилица часто носила девочку в храм Елены и молила богиню избавить девочку от уродства (Елена имела в Спарте собственный храм). И Елена пришла, и помогла девочке.

В эпоху Гомера (VIII в. до н.э.) и вплоть до литературы V века до н.э. включительно слово «герой» наполняется иным значением. В героя превращается уже не только потомок богов. Им становится любой смертный, достигший выдающихся успехов в земной жизни; любой человек, сделавший себе имя в сфере войны, нравственности, путешествий. Таковы герои Гомера (Менелай, Патрокл, Пенелопа, Одиссей), таков Тесей Вакхилида. Авторы называют этих людей «героями» потому, что те прославились определенными подвигами и вышли, тем самым, за рамки исторического и географического.

Наконец, начиная с V века до н.э., в героя превращается уже не только человек выдающийся, но любой «муж», как «благородный», так и «негодный», попавший в мир литературного произведения. В качестве героя выступает также ремесленник, вестник, слуга и даже раб. Подобное снижение, десакрализацию образа героя научно обосновывает Аристотель. В «Поэтике» - глава «Части трагедии. Герои трагедии» - он замечает, что герой может уже не отличаться «(особенной) добродетелью и справедливостью». Героем он становится, просто попадая в трагедию и переживая «ужасное».

В литературоведении значение термина «герой» весьма неоднозначно. Исторически это значение вырастает из обозначенных выше смыслов. Однако в теоретическом плане оно являет новое, преображенное содержание, которое читается на нескольких смысловых уровнях: художественной реальности произведения, собственно литературы и онтологии как науки о бытии.

В художественном мире творения героем называется всякое лицо, наделенное внешностью и внутренним содержанием. Это не пассивный наблюдатель, но актант, реально действующее в произведении лицо (в переводе с латинского «актант» означает «действующий»). Герой в произведении обязательно что-то созидает, кого-то защищает. Главная задача героя на этом уровне - это освоение и преображение поэтической реальности, построение художественного смысла. На общелитературном уровне героем является художественный образ человека, обобщающего в себе наиболее характерные черты действительности; проживающего повторяемые схемы бытия. В этом плане герой является носителем определенных идейных принципов, выражает замысел автора. Он моделирует особый оттиск бытия, становится печатью эпохи. Классический пример - это лермонтовский Печорин, «герой нашего времени». Наконец, на онтологическом уровне герой образует особый способ познания мира. Он долженствует нести людям истину, знакомить их с многообразием форм человеческой жизни. В этом плане герой - это духовный проводник, проводящий читателя по всем кругам человеческой жизни и указывающий путь к истине, Богу. Таков Вергилий Д. Алигьери («Божественная комедия»), Фауст И. Гете, Иван Флягин Н.С. Лескова («Очарованный странник») др.

Термин «герой» часто соседствует с термином «персонаж» (иногда эти слова понимают как синонимы). Слово «персонаж» французского происхождения, однако имеет латинские корни. В переводе с латинского языка «регзопа» - это особа, лицо, личина. «Персоной» древние римляне называли маску, которую надевал актер перед выступлением: трагическую или комическую. В литературоведении персонажем называется субъект литературного действия, высказывания в произведении. Персонаж представляет социальный облик человека, его внешнюю, чувственно воспринимаемую персону.

Однако герой и персонаж - далеко не одно и то же. Герой являет собой нечто целостное, законченное; персонаж - частичное, требующее пояснения. Герой воплощает в себе вечную идею, предназначается к высшей духовно-практической деятельности; персонаж просто обозначает присутствие человека; «работает» статистом. Герой - это актер в маске, а персонаж одна только маска.

Евгений Петрович Барышников в своей статье о литературном герое Барышников Е. П. Литературный герой ) первым делом упоминает о том, что понятие «литературный герой» в современном литературоведении тождественно понятию «персонаж», «действующее лицо». Это первое, что следует уяснить, прежде чем мы приступим непосредственно к анализу текста. Также мы упомянем о том, что литературные герои часто условно делятся на положительных и отрицательных. Именно в таком ключе нам и необходим этот термин. Если в начале становления литературы термин «герой» использовался для определения некоего персонажа, воплощающего светлые идеалистические черты, то теперь это упразднилось.

Следует также упомянуть, что фантастическая литература возродила некоторые романтические традиции, и в то же время, романтизм, как направление в литературе, неизменно включал в себя фантастические приемы. Об этом подробнее можно прочесть в книге Чернышевой Т.А. Природа фантастики. Вспомним же отличительные черты романтического героя: противостояние реальности, приверженность хаосу, как разрушителю всех условностей и преград, что не дают раскрыться индивидуальности, личности.

«Завидное постоянство в любви романтиков ко всему фантастическому и чудесному имеет глубокие корни в их взглядах на жизнь, искусство, задачи и принципы творчества, в их мировоззренческих и философских концепциях. Прежде всего, романтики не только разделяли искусство и действительность как совершенно различные сферы, но и резко противопоставляли их.[…]

Из такого взгляда на искусство логически вытекал и столь характерный для романтиков бунт против одного из основополагающих принципов эстетики

Аристотеля -- принципа подражания природе. Раз действительность противоположна искусству, то следует ли ей подражать? Ее нужно пересоздать, улучшить и только в таком виде допустить в искусство! Поэзия призвана не подражать природе, а улучшать и обогащать ее вымыслом и фантазией.» [70, c 94-95]

Задача улучшить и обогатить природу как действительность легла на плечи романтического героя, именно поэтому он должен быть сильным, исключительным и непохожим ни на кого и при этом обладать поэтическим мышлением. Но при этом поэзия воспринимается романтиками совершенно необычно:

«Сказка есть как бы канон поэзии. Все поэтическое должно быть сказочным» [43, c 98]

Таким образом, мы видим, что литературный герой в фантастике - романтический герой. Конечно, учитывая процесс развития литературы, полностью и безнадежно романтическим героев фантастических романов назвать нельзя, но основной ход мысли понятен. Более того, в современной фантастике сказку, в которую должно превратить действительность, герой воплощает не с помощью поэзии, воображения и личной силы, а с помощью достижений науки. Наука стала тем фактором, которая сделала теоретически возможным такое преображение.

Герой стал не средством, но направляющим орудием, личные качества, душевное и духовное богатство, личность и поэзию заменили звездолеты, всевозможные преобразователи, излучатели и роботы. Человеку больше не нужно менять весь мир самому, при этом меняя свою личность, но нужно лишь изобрести нечто, что изменит мир и создаст долгожданную сказку. Именно поэтому фантастика хоть и имеет черты романтизма, но им не является.

Какие же черты имеет типичный фантастический герой? И как это соотносится с героем-роботом?

Персонаж легко превращается в героя в том случае, если получает индивидуальное, личностное измерение или характер. По Аристотелю, характер соотносится с проявлением направления «воли, каково бы оно ни было».

В современном литературоведении характер - это неповторимая индивидуальность персонажа; его внутренний облик; то есть все то, что делает человека личностью, что отличает его от других людей. Иначе говоря, характер - это тот самый актер, который играет за маской - персонажем. В основе характера находится внутреннее «я» человека, его самость. Характер проявляет образ души со всеми ее поисками и ошибками, надеждами и разочарованиями. Он обозначает многогранность человеческой индивидуальности; раскрывает ее нравственный и духовный потенциал.

Характер может быть простым и сложным. Простой характер отличается цельностью и статичностью. Он наделяет героя незыблемым набором ценностных ориентиров; делает его либо положительным, либо отрицательным. Положительные и отрицательные герои обычно разделяют систему персонажей произведения на две враждующих группировки. Например: патриоты и агрессоры в трагедии Эсхила («Персы»); русские и иностранцы (англичане) в повести Н.С. Лескова «Левша»; «последние» и «множества» в повести А.Г. Малышкина «Падение Дайра».

Простые характеры традиционно объединяются в пары, чаще всего на основе противопоставления (Швабрин - Гринев в «Капитанской дочке» А.С. Пушкина, Жавер - епископ Мириэль в «Отверженных» В. Гюго). Противопоставление заостряет достоинства положительных героев и умаляет заслуги героев отрицательных. Оно возникает не только на этической основе. Его образуют и философские оппозиции (таково противостояние Йозефа Кнехта и Плинио Дезиньори в романе Г. Гессе «Игра в бисер).

Сложный характер проявляет себя в непрестанном поиске, внутренней эволюции. В нем находит выражение многообразие душевной жизни личности. Он открывает как самые светлые, высокие стремления души человеческой, так и самые темные, низменные ее порывы. В сложном характере закладываются, с одной стороны, предпосылки для деградации человека («Ионыч» А.П. Чехова); с другой - возможность его будущего преображения и спасения. Сложный характер очень трудно обозначить в диаде «положительный» и «отрицательный». Как правило, он стоит между этими терминами или, точнее, над ними. В нем сгущается парадоксальность, противоречивость жизни; концентрируется все самое загадочное и странное, что составляет тайну человека. Таковы герои Ф.М. Достоевского Р. Музиля, А. Стриндберга и др.

«Литературный персонаж -- это, в сущности, серия последовательных появлений одного лица в пределах данного текста. На протяжении одного текста герой может обнаруживаться в самых разных формах: упоминание о нем в речах других действующих лиц, повествование автора или рассказчика о связанных с персонажем событиях, анализ его характера, изображение его переживаний, мыслей, речей, наружности, сцены, в которых он принимает участие словами, жестами, действиями и проч.»

Мы уже помним, что герой и персонаж - одно и то же. Но что значит лицо? Очевидно, что здесь идет речь о термине «действующее лицо». Таким образом, мы сталкиваемся с тем, что термин «литературный герой» мы назвать однозначным не можем. Такие термины, как «образ», «тип», «характер» сливаются в один и невозможно дать ничему четкое определение. Таким образом, чтобы продолжить данное исследование, мы решим данную неоднозначность, как выше мы определили для себя, что такое искусственный интеллект и искусственный разум.

«…человек, изображенный в литературе, не абстракция (какой может быть человек, изучаемый статистикой, социологией, экономикой, биологией), а конкретнее единство. Но единство, не сводимое к частному, единичному случаю (каким может быть человек, скажем, в хроникальном повествовании), единство, обладающее расширяющимся символическим значением, способное поэтому представлять идею.» [20, c 5]

Отметим, что здесь идет речь конкретно о человеке, для расширения термина скажем - «мыслящее существо». Таким образом, не теряя основного смысла, мы можем сказать, что фантастические персонажи, с какой бы планеты или завода они ни были, они так же являются единством, как и человеческий персонаж. Разберем же, что такое действующее лицо.

«...работа охватывала исследование богатой области атрибутов действующих лиц (т.е. персонажей, как таковых […] Меняются названия (а с ними и атрибуты) действующих лиц, не меняются их действия или функции. Отсюда вывод, что сказка нередко приписывает одинаковые действия различным персонажам. Это дает нам возможность изучить сказку по функциям действующих лиц» [15]

То есть, действующее лицо - это некая функция в тексте, позиция персонажа по отношению к другим персонажам, художественному миру, автору и читателю.

Таким образом, мы приходим к тому, что литературный герой является системой, которая состоит , как мы видим из позиции героя, что назовем действующим лицом и из персонажа, т.е., личности, частного случая проявления действующего лица. Для прояснения термина «образ» обратимся к Г. А. Гуковскому, который дал на этот счет самое исчерпывающее и полное определение.

«В школьной практике утвердился обычай термином 'образ' обозначать не только преимущественно, но и исключительно образ-характер действующего лица литературного произведения. Это словоупотребление настолько укоренилось, что оно имеет тенденцию перейти и в вузовское преподавание литературы, а у некоторых доцентов пединститутов и университетов уже и вошло в правило. Между тем такое применение термина и понятия «образ» ненаучно, и оно искажает правильное понимание искусства вообще и литературы в частности. Наука об искусстве учит нас, что в художественном произведении образ - это вовсе не только внешний и внутренний (психологический) облик действующего лица, что в нем все элементы сконструированы в смысловом отношении как образы, что вообще искусство - это образное отражение и истолкование действительности

[…]в произведении художественной литературы мы обнаруживаем сложную систему образов, в которой одну из важнейших, но вовсе не единственно важную роль играют образы действующих лиц

Когда мы говорим об «образах» в традиционном и ненаучном смысле, мы часто забываем, что ведь всякий образ есть непременно образ чего-либо, что образ сам по себе и сам для себя не бывает, потому что представление, ничего общеидейного не выражающее, - это еще не образ, это еще не искусство, это еще не идеология вообще» [23,c 208]

Каким же образом термин «литературный герой» соотносится с термином «образ»? Исходя из вышесказанного, можно предположить, что образ - это то, что возникает именно в читателе, в его голове, но не только. Каждого писателя есть свой образ каждого героя, но исходя из текста каждый создает свой собственный образ. Получается, образ - результат субъективного восприятия литературного героя, возникающий именно в воображении читателя, как воспринимающего субъекта.

В связи с этой субъективностью, а также тем, что каждый автор по-своему воспринимает героя, точно так же, как и читатель, М. М. Бахтин выявил несколько закономерностей, которые характеризуют отношения автора и героя.

«Первый случай: герой завладевает автором. Эмоционально-волевая предметная установка героя, его познавательно-этическая позиция в мире настолько авторитетны для автора, что он не может не видеть предметный мир только глазами героя и не может не переживать только изнутри события его жизни; автор не может найти убедительной и устойчивой ценностной точки опоры вне героя. Конечно, для того чтобы художественное целое, хотя бы и незавершенное, все же состоялось, какие-то завершающие моменты нужны, а следовательно, и нужно как-то стать вне героя (обычно герой не один, и указанные отношения имеют место лишь для основного героя), в противном случае окажется или философский трактат, или самоотчет-исповедь, или, наконец, данное познавательно-этическое напряжение найдет выход в чисто жизненных, этических поступках-действиях. Но эти точки вне героя, на которые все же становится автор, носят случайный, непринципиальный и неуверенный характер; эти зыбкие точки вненаходимости обыкновенно меняются на протяжении произведения, будучи заняты лишь по отношению к отдельному данному моменту в развитии героя, затем герой снова выбивает автора из временно занятой им позиции, и он принужден нащупывать другую; часто эти случайные точки опоры дают автору другие действующие лица, с помощью которых, вживаясь в их эмоционально-волевую установку по отношению к автобиографическому герою, он пытается освободиться от него, то есть от самого себя. Завершающие моменты при этом носят разрозненный и неубедительный характер». [8, c 404-412]

То есть, если автор имеет дело с привычным героем, личность героя может стать эмоционально довлеющей над автором, причем, автором не литературным, который в тексте, но автором биографическим, реальным и живым человеком. Но при этом, подобное мы видим только при полной неубедительности героя, его беспомощности. Не зря Бахтин говорит о неубедительности завершающих моментов. Без них образ в голове читателя неполон, а автор отличается от читателя тем, что он способен додумать как ему угодно его героя без вреда сюжету и вообще готовому произведению. Такой автор, создавая художественный мир, таким образом, создает из героя себе кумира или героя в его изначальном смысле слова, но при этом не трудится для того, чтобы другие увидели тот образ, который видит он. Текст получается незавершенным, в нем образуются смысловые пустоты. В некоторых случаях это не мешает произведению стать классическим и войти в Золотой Фонд Литературы, но прочтение и восприятие такая аномалия затрудняет.

Если говорить об искусственном интеллекте и его жизнеподобии, то при всем желании невозможно такое сделать с героем, не являющимся живым существом в полном смысле этого слова. Во многом это обуславливается тем, что при должном жизнеподобии такой персонаж е выявляет эмоций, а это затрудняет отношения автора и героя. Невозможно эмоционально и умственно проникнуться существом, которое не испытывает эмоций и мыслит иными категориями. Более подробно мы будем об этом говорить в третьей главе, когда столкнемся непосредственно с циклом А. Азимова «Позитронные роботы» и произведением С. Лукьяненко «Фальшивые зеркала», повествующих об искусственном интеллекте.

Второй случай аномалий отношений героя и автора звучит так :

«Второй случай: автор завладевает героем, вносит вовнутрь его завершающие моменты, отношение автора к герою становится отчасти отношением героя к себе самому. Герой начинает сам себя определять, рефлекс автора влагается в душу или в уста героя.

Герой этого типа может развиваться в двух направлениях: во-первых, герой не автобиографичен и рефлекс автора, внесенный в него, действительно его завершает; если в первом разобранном нами случае страдала форма, то здесь страдает реалистическая убедительность жизненной эмоционально-волевой установки героя в событии. Таков герой ложноклассицизма, который в своей жизненной установке изнутри себя самого выдерживает чисто художественное завершающее единство, придаваемое ему автором, в каждом своем проявлении, в поступке, в мимике, в чувстве, в слове остается верен своему эстетическому принципу. У таких ложноклассиков, как Сумароков, Княжнин, Озеров, герои часто весьма наивно сами высказывают ту завершающую их морально-этическую идею, которую они воплощают с точки зрения автора. Во-вторых, герой автобиографичен; усвоив завершающий рефлекс автора, его тотальную формирующую реакцию, герой делает ее моментом самопереживания и преодолевает ее; такой герой незавершим, он внутренне перерастает каждое тотальное определение как неадекватное ему, он переживает завершенную целостность как ограничение и противопоставляет ей какую-то внутреннюю тайну, не могущую быть выраженной ». [8, c 404-412]

В современной фантастической литературе такая аномалия происходит чаще всего в среде массовой литературы, а точнее, в многочисленных циклах приключенческого фэнтези, которое отличается вот таким незамысловатым сюжетом: герой, весьма похожий на автора внешностью и характером , попадает в другой мир, отличающийся от нашего наличием магии или технологии. Такой сюжет дает множество лазеек для автора выразить свою позицию по любому поводу, поместить себя, пусть и ненастоящего в некое пространство приключений и прочее. Т.е., подобный герой не несет никакой смысловой нагрузки. Если литературный герой в мире, автор которого находится в точке вненаходимости, несет в себе не только свой характер и структуру в целом, но и некий символ, олицетворение какой-либо идеи, хоть и не так всеобъемлюще, как в случае первой аномалии.

М.М. Бахтин выделяет третий случай аномалии в отношениях автора и героя и после мы перейдем к тем особенностям, которые удалось обнаружить в ходе анализа произведений А. Азимова 'Позитронные роботы ' и С. Лукьяненко «Фальшивые зеркала».

«Наконец, третий случай: герой является сам своим автором, осмысливает свою собственную жизнь эстетически, как бы играет роль; такой герой в отличие от бесконечного героя романтизма и неискупленного героя Достоевского самодоволен и уверенно завершен.

Охарактеризованное нами в самых общих чертах отношение автора к герою осложняется и варьируется теми познавательно-эстетическими определениями целого героя, которые, как мы видели это раньше, неразрывно слиты с чисто художественным его оформлением. Так, эмоционально-волевая предметная установка героя может быть познавательно, этически, религиозно авторитетной для автора -- героизация; эта установка может разоблачаться как неправо претендующая на значимость -- сатира, ирония и проч. Каждый завершающий, трансгредиентный самосознанию героя момент может быть использован во всех этих направлениях (сатирическом, героическом, юморическом и проч.).» [8, c 404-412]

Эта аномалия не может быть применена к искусственному интеллекту, каким бы самостоятельным он ни был, а почему именно, вы прочтете ниже. Пока же здесь следует сказать, что это распространенное заблуждение среди писателей , будто бы герой сам решает выбрать себе дорогу. Такого не случается, если автор, находясь в позиции вненаходимости, действительно видит персонажа и весь его мир насквозь, зная каждое движение в им самим написанном мире.

Но не стоит забывать, что герой - это не самое главное в произведении. В литературном произведении главное значение имеет структура в целом, а в этой структуре важнее не один герой, кем бы он ни был, но система персонажей.

Литературный герой - лицо ярко индивидуальное и в то же время отчетливо коллективное, то есть порожденное общественной средой, межличностными отношениями. Он редко представляется изолированно, в «театре одного актера». Герой расцветает в определенной социальной сфере, средисебе подобных или в обществе людей, если ре идет об искусственном разуме. Он включается в «список действующих лиц», в систему персонажей, возникающую чаще всего в произведениях крупных жанров (романах). Героя могут окружать, с одной стороны, родственники, друзья, соратники, с другой - враги, недоброжелатели, с третьей - иные, посторонние ему мыслящие существа.

Система персонажей представляет собой строгую иерархическую структуру. Герои, как правило, различаются на основе их художественной значимости (ценности). Их разделяет степень авторского внимания (или частота изображения), онтологическое предназначение и функции, которые они исполняют. Традиционно выделяют главных, второстепенных и эпизодических героев.

Герои, как правило, активно осваивают и преображают художественную реальность: предопределяют события, совершают поступки, ведут диалоги. Главным героям свойственна хорошо запоминающаяся внешность, четкая ценностная ориентация. Иногда они выражают основную, обобщающую идею творения; становятся «рупором» автора, особенно если допущена первая аномалия, описанная Бахтиным в статье «Автор и герой в эстетической деятельности. Проблема отношения автора к герою»

Количество персонажей, находящихся в центре литературного повествования может быть разным. У И.А. Бунина в «Жизни Арсеньева» мы видим только одного главного героя. В древнерусской «Повести о Петре и Февронье» в центре - два действующих лица. В романе Дж. Лондона «Сердца трех» главных героев уже трое.

Второстепенные герои находятся рядом с главными героями, но несколько позади их, на заднем плане художественного изображения. Героями второго ряда, как правило, являются родители, родственники, друзья, знакомые, сослуживцы героев первого ряда. Характеры и портреты второстепенных персонажей редко детализируются; скорее - проявляются пунктирно. Эти герои помогают главным «раскрываться», обеспечивают развитие действия.

Такова, например, мать бедной Лизы в одноименной повести Н.М. Карамзина. Таков Казбич М.Ю. Лермонтова из повести «Бэла».

Эпизодические герои находятся на периферии мира произведения. Они не совсем имеют характеры и выступают в роли пассивных исполнителей авторской воли. Их функции чисто служебные. Они появляются только в одном избранном эпизоде, почему и называются эпизодическими. Таковы слуги и вестники в античной литературе, дворники, возчики, случайные знакомые в литературе XIX века. Искусственный интеллект, как будет доказано ниже, отличается от таких персонажей тем, что в некоторых случаях искусственный интеллект создает иллюзию полноценного персонажа, как это происходит в серии повестей Айзека Азимова «Позитронные роботы», открывающих на мир созданный Азимовым в таких сериях как «Академия», в цикле рассказов «Я, робот» и т.д.. Это можно сравнить с героем, одержимым кем-то, который в развязке узнает, что был управляем и все поступки, совершенные на протяжении всего сюжета - лишь результат приказа, который он воспринимал и не мог противиться. В таком случае, главным героем окажется не тот, кто совершал поступки, но тот, кто заставлял совершать эти поступки. Читатель воспринимает героя, как такую же личность, как и он сам и таким образом, если поступки совершает некто другой, то и все внимание на самом деле было обращено к нему.

Часть 3. Черный Дайвер и Дэниел Оливо : разум или интеллект?

искусственный интеллект литературный гуманистический

3.1 Черный дайвер и его самостоятельность

Учитывая вышесказанное, мы можем предположить, что для того, чтобы искусственный интеллект стал специфической проблемой в литературоведении, необходимо его некоторое соответствие с реальными прототипами искусственного интеллекта. Учитывая специфику функционирования компьютеров, претендующих на звание искусственного интеллекта, это соответствие и является тем необходимым условием, которое делает героя-ИИ уникальным.

Начнем с Черного Дайвера, персонажа из фантастической повести «Фальшивые зеркала» Сергея Лукьяненко. В повести искусственный интеллект появляется очень необычным образом. Прежде всего стоит вспомнить, что в этой повести главным фантастическим допущением является так называемая дип-программа, которая погружает мозг человека в мир компьютера, создавая полную иллюзию присутствия в мире сети, особенно если дело касается компьютерных игр. Данная программа представляет собой ролик следующего содержания:

«Всё изменилось, когда бывший московский хакер, а ныне преуспевающий американский гражданин Дмитрий Дибенко изобрёл глубину. Маленькую программу, влияющую на подсознание человека. Говорят, он был помешан на Кастанеде, увлекался медитацией, баловался травкой. Верю. Его бывшие друзья признаются, что он был циничным и ленивым, неряхой и посредственным специалистом. Тоже верю.

Но он породил глубину. Десятисекундный ролик, прокручивающийся на экране, сам по себе безвреден. Если его показать по телевизору (говорят, в некоторых странах это рисковали делать), то телезритель ничего не почувствует, не станет участником фильма. Сам Дмитрий хотел лишь создать на экране компьютера приятный фон для медитации. Он его создал, пустил гулять по сети и две недели ни о чём не подозревал.

А потом один украинский паренёк посмотрел на цветные переливы дип-программы, пожал плечами и начал играть в свою любимую игру -- «Doom». Нарисованные коридоры и здания, отвратительные монстры и отважный герой с дробовиком в руке. Простая трехмерная игра, с неё начиналась целая эпоха объёмных игр. И он попал в игру.» [8, c 15]

То есть, здесь мы видим мощное воздействие на сознание человека, настолько мощное, что гипнотический эффект несравним с ныне известными галлюциногенами. Подобное воздействие в реальном мире вызвало бы огромную панику и множество несчастных случаев, связанных с болезнями душевными. Дип-программа неконтролируема и в произведении причина эффекта так и не объяснена, но зато ясно показано, что в психике под воздействием программы могут произойти неисправимые психические отклонения. Каким же образом это относится к искусственному интеллекту?

Для того, чтобы пользователи, находясь под воздействием программы, могли общаться между собой, был создан город Диптаун, представляющий собой электронную версию настоящего города, но имеющего несколько иную структуру и полностью помещающегося в сети Интернет. Этот город требовал достаточно современного технического оснащения, оказавшегося способным, впоследствии, выдержать нагрузку настоящего искусственного разума, если говорить точными терминами.

Чтобы понять специфику этой версии искусственного интеллекта, следует отметить, что есть две варианта возникновения искусственного интеллекта - самопроизвольно, от чересчур усложнившейся структуры или специально , созданный в лабораториях лучшими программистами мира. Случайное возникновение может оказаться роковым для человечества, как, например, в рассказе Харлана Эллисона «У меня нет рта, чтобы кричать»

«Началась Холодная Война и превратилась в долгую Третью Мировую Войну. Война охватила всю Землю и стала чересчур сложной, и компьютеры были просто необходимы, чтобы держать под контролем происходящее. Люди вырыли котлованы и стали строить ЯМ. Был китайский ЯМ, и русский ЯМ, и американский, и все шло хорошо, пока ими не заняли всю планету, пристраивая к машине все новые и новые ячейки, но в один прекрасный день ЯМ проснулся, осознал свое 'Я' и соединил сам себя в одно целое. Ввел необходимые для уничтожения людей команды и убил всех, кроме пяти своих пленников, нас.» [6, c 330]

Существование данного искусственного интеллекта - чистая случайность, незапланированная никем, а это значит, что в его программное обеспечение не входили блоки, которые могли бы помешать вредить людям. У Айзека Азимова вредить людям мешают три установки, которые закладываются в основу операционной системы , они названы законами и звучат так:

«Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред.

Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону.

Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому и Второму Законам.» [5, c 45]

Это ограничивает деятельность робота и не позволяет ему причинять вред. Более того, в произведении «Роботы и Империя» роботом Дэниелом приводится логическое продолжение Трех Законов:

«-- Есть закон выше Первого: «Робот не может повредить человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был нанесен вред». Я считаю это Нулевым Законом роботехники. Тогда Первый Закон должен гласить: «Робот не может повредить человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред, если это не противоречит Нулевому Закону». [2,c 330]

Этот Нулевой Закон может показаться результатом творческого акта, происходящего в мозгу робота, но это абсолютно не так. Почему именно, будет разъяснено немного ниже.

Дубровский Д. И. в своей книге «Сознание, мозг, искусственный интеллект» приводит такое утверждение :

«Сознание обладает специфическим и неотъемлемым качеством субъективной реальности (СР). Мои мысли, мои ощущения зеленого, красного, запаха розы, не говоря уже о переживаниях боли или радости, - всё это не менее реально и значимо для меня, чем стол, за которым я сейчас сижу […]. Качество СР выступает в различных формах (ощущение, образ, эмоция, мысль, чувство уверенности, волевое усилие и т.п.), оно способно выражать самое разнообразное содержание, но суть его - в субъективном переживании, в его как бы непосредственной данности индивиду (в аналитической философии это качество выражается разными терминами: «субъективный опыт», «ментальное», «квалиа» и др.Именно качество СР создает главные трудности» [28, c 204-205]

То есть, человек всю реальность воспринимает субъективно. И автор, и читатель, и даже персонаж воспринимает реальность вокруг него со своей точки зрения, которая учитывает и характер, и опыт, и особенности психики. Очевидно, что из вышеперечисленного к искусственному интеллекту может относиться только опыт, и то, лишь в качестве информации, безэмоциональной, а потому максимально объективной. Но является ли эта объективность абсолютной? Алгоритм обработки информации, сама эта информация предоставляется человеком, человек создает программное обеспечение, а потому об абсолютной объективности речь все равно идти не может. Таким образом, какой бы уровень разума не получила машина, она все равно остается под человеческим влиянием, вынуждена под него подстраиваться и следовать алгоритмам, в нее заложенным.

3.2 Р. Дэниел Оливо и гуманистические взгляды доктора Фастольфа

Но главным все равно остается человек , создавший программное обеспечение и настроивший его. В тексте это иллюстрируется так:

«- Функционирующий человек - живой. Если эта жизнь насильственно прекращена сознательным действием другого человека, мы называем это убийством. Вы согласны с этим словом?

- Без сомнения, - ответил Дэниел.

- Тогда мы можем сказать, что функционирующий робот - живой. Проще считать его живым, чем усложнять дело изобретением нового слова. Ведь вы в данный момент живы?

- Я функционирующий, - медленно и с ударением ответил Дэниел.

- Ну, послушайте, если жук, дерево или травинка живые, то почему же вы не живой? Я никогда бы не сказал и даже не подумал бы, что вот я - живой, а вы просто действующий, а в особенности, если я некоторое время проживу на Авроре, где буду стараться не делать без необходимости различий между собой и роботами. Следовательно, я говорю, что мы оба живые, и прошу вас согласиться с этим словом.

- Я соглашаюсь, партнер Илия.

- Значит, прекращение жизни робота сознательным насильственным действием человека мы тоже назовем убийством. Но вот в чем загвоздка: за одинаковое преступление должно быть одинаковое наказание, но правильно ли это? Если наказание за убийство человека - смерть, то будет ли оно применено к человеку, положившему конец роботу?

- Наказание убийце - психозонд с последующим созданием новой личности. Преступление совершает личная структура мозга, а не тело.

- А как на Авроре наказывают за совершение насильственного прекращения функций робота?

- Не знаю, партнер Илия. Насколько мне известно, на Авроре никогда не было подобного инцидента.

- Подозреваю, наказанием не будет психозонд. Тогда назовем это не просто убийством, а роботоубийством.

[…]Но гораздо важнее, что из этого разговора можно вывести некоторые заключения. Ясно, что слова Дэниела насчет того, что аврорцы не делают различия между роботами и людьми - заблуждение. Пусть себе они опускают инициал «Р», не пользуются обращением «парень», но из отказа Дэниела пользоваться одним и тем же словом для насильственного уничтожения робота и человека (отказ этот вложен в его программу, а она, в свою очередь, является естественным следствием мнения аврорцев насчет поведения Дэниела) можно заключить, что все это не более чем предрассудок. А в основном, аврорцы, как и земляне, твердо уверены, что роботы - машины и бесконечно ниже людей. Это означает, что чудовищная задача, найти приемлемое разрешение кризиса (если это вообще возможно) не будет затруднена хотя бы одним неправильным понятием об аврорском обществе.» [3, c 13]

Как мы видим, здесь главный герой Илия (в некоторых переводах - Илайдж) Бейли выясняет, что потомки людей на других планетах, называемые космонитами, испытывают потребность различать робота и человека, и подспудно презирают роботов, подчеркивая их отличия, на поверхности оставляя лишь свою благожелательность. Но главное здесь другое. Робот запрограммирован космонитом, а значит, полностью отвечает всем обычаям и манерам своего создателя. Это закреплено даже на программном уровне, уровне семантическом, когда в робота нельзя добавить установку, противоречащую установке его создателя (назовем это условно программистом).

Что это означает? Это означает, что искусственный интеллект, какую бы самостоятельность он не обрел в ходе становления в любом художественном произведении, он все равно остается, в какой-то степени, подконтрольным тому человеку, который его создал и настроил. Субъективность, заложенная в человеке, передается всему, что он создает, всему, что находится вокруг. Таким образом, искусственный интеллект не может быть самостоятельным героем литературного произведения.

С литературоведческой точки зрения это выглядит так : искусственный интеллект не может быть вовлеченным в полноценные отношения с автором, как это делает любой литературный герой. Это выражается тем, что искусственный интеллект не может быть замеченным в трех аномалиях, о которых говорил М.М. Бахтин , и которые мы цитировали выше.

В первом случае, когда герой завладевает автором, искусственный интеллект, как герой, не в состоянии, завладеть полноценной личностью. У него нет предметно-волевой установки, он не имеет своих убеждений, не может создавать оригинальные высказывания, создать что-либо новое, у него своего характера, не вложенного создателем, не обладает способностью к интерпретации абстрактных высказываний. В тексте у А. Азимова это иллюстрируется так:

«- Можете спорить по каждому пункту - результат будет один и тот же, - сказал он. - Вчера вечером, когда мы обсуждали так называемое убийство, ваш липовый робот заявил, что его превратили в детектива при помощи какого-то дополнительного устройства, которое, видите ли, вызывает в нем стремление к справедливости.

- Готов поручиться за это, - ответил Фастольф. - Три дня назад я лично наблюдал за этой операцией.

- Но стремление к справедливости! Справедливость, доктор Фастольф, - это абстрактное понятие. Оно доступно только человеку.

- Если вы определяете «справедливость», как абстрактное понятие, как стремление воздавать каждому по заслугам, как стремление к правде и тому подобное, то я согласен с вами, мистер Бейли. Человеческое понимание абстракций не может быть заложено в позитронный мозг, по крайней мере при нынешнем уровне наших знаний.

- Значит, вы это признаете… как специалист по робототехнике?

- Конечно. Вопрос лишь в том, что подразумевал Р. Дэниел под словом «справедливость»?

- Он подразумевал именно то, что могли бы подразумевать вы, или я, или любой другой человек, но никак не робот.

- Почему бы вам, мистер Бейли, не попросить его дать свое определение справедливости?

На мгновение Бейли смешался, но тут же повернулся к Р. Дэниелу:

- Ну?

- Да, Илайдж?

- Каково твое определение справедливости?

- Справедливость, Илайдж, - это полное соблюдение всех законов.» [4 с. 77]

В этом эпизоде мы наблюдаем за тем, как персонаж повести, детектив Илайдж Бейли сомневается в том, что робот, предоставленный ему в напарники, действительно робот. Это вполне понятная ошибка, учитывая, что по сюжету, Р. Дэниел является точной внешней копией человека. Но здесь мы видим особенность Р. Дэниела, как искусственного интеллекта. Стремление к справедливости, так свойственное человеку, вложено в робота в сокращенном варианте. Если говорить проще, то в робота вложено знание обо всех законах, которые действуют на момент действия в этой сцене и неукоснительный приказ следовать этим законам. Единственное, что способно поколебать робота в выполнении приказа - утверждение, что в случае выполнения всех законов, человеку может быть нанесен непоправимый вред. Цитируемые ранее Три Закона Роботехники являются единственной установкой, которую невозможно изменить или заменить на нечто другое.

Вот как это иллюстрируется в тексте:

«- Никогда не угрожайте человеку бластером.

- Я бы не выстрелил ни при каких обстоятельствах, Илайдж, и вы это прекрасно знаете. Я не могу причинить вреда человеку. Но, как вы убедились сами, мне и не пришлось стрелять. И я знал, что так и будет.» [4 с. 32]

Здесь перед нами диалог , который иллюстрирует , что робот якобы угрожал людям оружием. Вот что произошло на самом деле:

«- Это явная аномалия…

- Ничего подобного, - неожиданно вмешался Р. Дэниел. - Партнер Илайдж, осмотрите бластер, который вы у меня взяли.

Бейли взглянул на бластер Р. Дэниела, который лежал у него в левой руке.

- Откройте патронник, - настаивал Р. Дэниел. - Осмотрите его.

Бейли взвесил все «за» и «против» и с опаской отложил в сторону свой бластер, затем быстрым движением открыл бластер робота.

- Он пуст, - озадаченно сказал он.

- В нем нет заряда, - согласился Р. Дэниел. - При тщательно осмотре вы убедитесь, что его там никогда не было. Этот бластер не имеет запальника и использоваться как оружие не может.

- Значит, вы направили на людей незаряженный бластер?

- Бластер мне нужен только для того, чтобы выполнять роль детектива, - ответил Р. Дэниел. - Однако если бы меня снабдили настоящим заряженным бластером, я бы мог случайно причинить человеку вред, что, разумеется, немыслимо. Я бы во-время объяснил вам все это, но вы сердились и не хотели меня выслушать.» [4 , с. 133]

Именно наличие Трех Законов Роботехники делает искусственный интеллект в творчестве А. Азимова уникальным. Как было уже сказано, любой искусственный интеллект является субъективным, как и его создатель, но при этом, абсолютно зависящим от создателя даже после обретения так называемой независимости. Здесь мы можем отметить наличие аномалии, о которой писал Бахтин и которой мы говорили выше, когда автор завладевает героем. Эта аномалия более вероятна, но так же невозможна, в случае с искусственным интеллектом.

Для того, чтобы автор завладел героем-роботом, нужно , чтобы робот имел все то, что имеет человек: волю, эмоции, убеждения, сходную структуру интеллекта.

Но у искусственного интеллекта этого всего нет. Более того, как мы уже говорили выше, компьютер обладает большей потенциальной гибкостью. Если существует разум, совершенно не похожий на наш, то на компьютере его вполне возможно воспроизвести ,(естественно, в перспективе) а значит, невозможно завладеть тем, что не максимально не похоже на человека. Естественно, роботы в литературе существенно отличаются от роботов, которые могут появиться в реальности в ближайшее время, но в этом плане Айзек Азимов придерживается принципов жизнеподобия, то есть приближения литературной действительности к реальности. Как это получается? Здесь уже были продемонстрированы фрагменты текста, которые иллюстрируют полное подчинение законам логики всего происходящего действия, так что этот вопрос пока можно оставить. Таким образом, автор не может завладеть чем-то, что полноценным героем не является. Такое может произойти с героем, который вложил в робота эти установки, то есть, в данном случае, в персонажа тетралогии «Позитронные роботы», доктора Хэна Фастольфа. При дальнейшем анализе мы увидим, что гуманистические принципы, проповедуемые доктором Фастольфом , он также вложил в роботов, с которыми работал, а значит, они , по ходу сюжета, явились инструментами, продолжателями его дела, но никак не самостоятельными героями, принявшими самостоятельные решения.

Доктор Фастольф показал себя гуманистом, ведя речь не об уникальности космонитов как нации, хотя они и превосходят землян технологически и по уровню жизненного благополучия, но об уникальности всего человечества, о великой мечте - населить все пригодные планеты Галактики людьми.

«- Почему бы не освоить новые миры? Галактика насчитывает сотни миллиардов звёзд. Предполагается, что сто миллионов планет годны или могут быть сделаны годными для жизни.[…]

- Ну и что потом? Новые Внешние Миры?

- Нет. Внешние Миры появились на Земле ещё до возникновения стальных городов. Новые же колонии будут созданы людьми, которые жили в крытых городах и к тому же знакомы с культурой С/Fе. Это будет синтез того и другого, своего рода гибрид. Если же оставить все по-старому, то вскоре начнёт разрушаться земная цивилизация, а несколько позднее наступит черёд медленного загнивания и распада культуры Внешних Миров. Новые колонии несут что-то свежее, так как будут сочетать в себе то лучшее, что есть в обеих цивилизациях. Их благотворное влияние на более старые миры, включая Землю, поможет и нам зажить новой жизнью.

- Не знаю, не знаю… Все это очень туманно, доктор Фастольф.

- Да, это мечта. Поразмыслите над этим.» [4, с. 133]

Это высказывания ученого , сконструировавшего человекоподобного робота, настолько приближенного к человеку, насколько это вообще возможно, даже с учетом специфики машинного интеллекта, о которой мы говорили выше.

Таким образом, Р. Дэниел и Р. Жискар, два искусственных интеллекта, являются носителями этих убеждений.

«Потому что он прав. Я так и сказал тебе. Он-то думал, что он лжет. Изучив чувство торжества в его сознании, я убедился: он уверен, что результатом усиления радиоактивности станут анархия и сумятица, которые охватят Землю и Поселенческие миры; и тогда космониты уничтожат их и захватят Галактику. Но я подумал, что сценарий, который он разработал, чтобы покорить нас, правильный. Устранение Земли, этого огромного перенаселенного мира, уничтожит мистическое и, по-моему, опасное преклонение перед ней и поможет землянам. Они с новой силой устремятся во все концы Галактики и без Земли, на которую они всегда оглядывались и которую обожествляли, создадут Галактическую империю. И мы должны им помочь.» [2, с. 379]

Здесь мы видим почти полное воспроизведение того высказывания, которое вначале звучало от человека, но потом было воспроизведено роботом. Именно из этого убеждения, созданного и вложенного человеком, был создан так называемый Нулевой Закон, о котором говорилось выше.

В третьем случае аномалий в отношениях автора и героя, когда герой сам является своим автором и оценивает себя эстетически, то искусственному интеллекту чужды такие настроения, так как ему чужды какие-либо настроения вообще. Робот лишен эмоций, лишен собственного Я, сознание, даже если и присутствует, лишено подсознания. Поэтому ни о каком авторе-герое здесь тоже речь идти не может.

Но если не идет речь о том, что искусственный интеллект - обычный литературный герой, что тогда представляет собой искусственный интеллект в художественной литературе?

Исходя из вышесказанного, можно сказать, что искусственный интеллект - инструмент, которым пользуется персонаж для достижения каких-либо целей. Если инструмент не бунтует, то цель обычно достигается. Если же происходит сбой в программе, то инструмент от этого инструментом быть не перестает, как не перестает мобильный телефон быть средством связи, если о нем снимут фильм ужасов, где телефоны бунтуют и убивают абонентов. . (Речь идет о японском фильме ужасов «The Ringu») В данном произведении робот полностью повторяет речь своего создателя, или, как это говорится в тексте, хозяина. Любое действие, даже самое простое, обусловлено приказом человека и нет этому правилу исключений.

«- Послушайте-ка, робот Дэниел Оливо, - подчёркнуто медленно произнёс он, - я приказываю вам немедленно открыть этот иллюминатор, слышите?

Но Дэниел не сдвинулся с места.

- Я должен объяснить вам следующее, партнёр Илайдж, - сказал он. - В первую очередь, на мне лежит обязанность оберегать вас от всякого ущерба. Согласно инструкции, полученной от моих господ, а также согласно собственному опыту, я знаю, что вы не сможете перенести вид открытого пространства. […]Поэтому Бейли подавил гнев и постарался как мог спокойнее сказать:

- Мне кажется, Дэниел, что я смогу вынести вид открытого пространства в течение некоторого времени.

- Не сможете, партнёр Илайдж, - возразил робот.

- Разрешите мне самому решать такие вопросы, Дэниел.

- Если это приказ, партнёр Илайдж, то я не подчинюсь ему и помешаю вас открыть иллюминатор. » [1, с. 20]

Здесь мы видим неподчинение робота человеку, хотя Второй закон ясно гласит, что робот должен человеку повиноваться. Но действительно ли робот не подчиняется?

Первый закон потому и назван первым, что для робота человеческая безопасность превыше всего. Таким образом, робот застрахован от выполнения приказов, если робот понимает, что его действия могут впоследствии принести вред человеку. Боязнь открытого пространства и возраст главного героя говорят роботу о том, что сердечно-сосудистая система Илайджа Бейли подвергается серьезной опасности и психологический комфорт от победы над собой - слабая компенсация за такой вред. К тому же, для каждого робота приоритетом является все-таки хозяин.

Но, как и всякий инструмент, робот может стать орудием для чего угодно, будь то преступление, благодеяние и т.п. .

«- Я хотел бы услышать мнение специалиста, - невозмутимо продолжал Илайдж Бейли, - мой случай, конечно, гипотетический. Предположим, некий человек говорит роботу: налей немного этой жидкости в стакан с водой, который находится там-то. Жидкость совершенно безвредна, но мне нужно знать её действие на воду. Потом вода будет вылита. После того, как ты это сделаешь, забудь о своём поступке.

Либиг молчал.

- Если вы прикажете роботу добавить в стакан с водой таинственную жидкость, - продолжал Бейли, - и затем предложить эту воду человеку, Первый Закон заставит робота воспротивиться: какова природа этой жидкости? Не причинит ли она вред человеку? И даже после вашего объяснения робот не решится предложить человеку воду с добавленной в неё неизвестной жидкостью. Но ему ясно сказано - воду пить никто не будет. Первый Закон здесь ни при чём. Разве робот не послушается приказа?

Либиг все ещё молчал, его глаза сверкали, веко нервно подёргивалось.

- Теперь рассуждаем далее. Другой робот, не зная, что проделано с водой, спокойно предлагает её человеку, после чего тот умирает.

- Нет! - закричал Либиг. - Нет!

- А почему нет? Каждое из данных действий само по себе невинно. Только вместе они приводят к убийству. Вы отрицаете, что подобная вещь может произойти?

- Убийцей будет тот, кто отдал приказ роботу, - воскликнул роботехник.» [1, с. 20]

Предположим, в этой гипотетической ситуации действуют не роботы, а люди, полностью лишенные прав. Учитывая способность людей общаться между собой, естественное любопытство и самостоятельность мышления, то таинственная жидкость, попавшая в воду хозяину, могла туда и не попасть, в зависимости от эмоционального настроя наливающего воду раба. Таким образом, даже раб, не имеющий права голоса и свобод, все-таки самостоятелен в том плане, что его мышление остается лишь его мышлением и любой его поступок - лишь его поступок, ответственность за который несет он сам.

Но такую ситуацию мы видим у Айзека Азимова , в его творчестве, полностью посвященном роботам. Как же обстоит дело у представителей русскоязычной фантастики?

Для анализа было бы логично выбрать Станислава Лема, как классического фантаста, но с течением времени представление о роботах меняется, а значит, современные авторы в роботах разбираются лучше и логическое обоснование гораздо более проработано, поскольку прогресс не стоит на месте и всемирная сеть Интернет также меняет представление об искусственном интеллекте. Таким образом, было выбрано произведение, наилучшим образом отвечающее нужным параметрам. Для анализа нам необходимо было произведение, в котором искусственный интеллект возник спонтанно, без сознательного участия человека, а также с учетом существования сети Интернет. Трилогия «Диптаун», а в особенности вторая ее часть, «Фальшивые зеркала» Сергея Лукьяненко, подходили для данного анализа лучше всего.

Искусственный интеллект с самого начала здесь абсолютно нестандартен. Во-первых, почти до самого конца произведения мы так и не узнаем, что это искусственный интеллект. Во-вторых, он совершает самостоятельные поступки и действия, и даже убивает людей, что абсолютно противоречит Трем Законам Робототехники, признанным многими авторами. Таким образом, тут мы видим, что искусственный интеллект в данном произведении не вписывается в концепцию, описанную ранее.

Но так ли это?

Как мы уже говорили, искусственный интеллект в данном произведении возникает в условиях виртуального пространства. Разум человека, погруженный в это пространство и поставленный в исключительно стрессовые обстоятельства , создает слепок личности, электронную версию самого себя, которую мы, в данном случае, и называем искусственным интеллектом.

Вот сцена, которая подробно описывает взаимоотношения данного искусственного интеллекта и его невольного создателя.

«- А я просил меня создавать?

Тихо. Очень тихо. «Трактиръ» вокруг начинает таять. Мир заволакивает туманом. Серая мгла, изнанка Диптауна.

Мир, где на самом деле и живет Темный Дайвер.

Мое всесильное отражение. Ожившие латы. Слепок души, снятый в моменты боли и страха, грусти и одиночества.

Мне было и хорошо, и плохо в глубине. Было хорошо - и я глотал свою радость, собирал ее до донца, выскребал начисто. Было плохо - и я уходил. Оставляя свою броню один на один с тоской.

- Я просил меня создавать? - спрашивает Темный Дайвер.

- Никто и никогда не мог этого просить. Ни один человек.

Мы стоим по колено в сером тумане. Туман везде, туман клубится вокруг, наползает на лица, глушит голос. И нигде - ни искорки света.

- Но я не человек. Я живой. Я разумный. Но не человек. У меня нет дип-программы, Леонид. Я вижу Диптаун таким, каков он есть. Нарисованное солнце. Нарисованное небо. Нарисованные лица. Но я ведь знаю, что есть и другой мир.

- Он такой же.

- Нет. Он другой. Настоящий. Ты можешь поцеловать Вику - или разругаться с ней. Ты можешь поговорить с другом - или поссориться. Вы равны. Вы живете среди равных. Я тоже хочу жить так.» [7, c 228]

Как мы видим, созданное героем электронное существо может показаться разумным, а не интеллектуальным, но здесь есть небольшая деталь. Создан был этот искусственный интеллект именно для выражения человеческих эмоций и именно тогда, когда человеку это было необходимо. Именно участие человека и его действия заставляют данный искусственный интеллект действовать, причем в рамках изначально созданной программы.

Мы видим, Черный Дайвер все равно является полностью подчиненным своему создателю. Можно сказать, что эмоциональность, свойственная этому существу, есть лишь результат человеческого программирования. Как было сказано в цитате, это существо появилось из виртуальной маски главного героя, оно отражало его эмоции и герой, можно сказать, запрограммировал его на эмоции. Было бы у этого искусственного разума такое желание - выбраться из виртуальной сети, если бы такого желания не было у самого главного героя на момент создания этого существа?

«- Дибенко сделал очень хитрую штуку. Он решил создать искусственный интеллект, но не самоценный, а как придаток к живому человеку. Фактически это киборг. Только половинка этого киборга не механическая и электронная, а виртуальная, программная. Вначале она лишь копирует реакции человека. Потом начинает упреждать их. А потом… потом обретает какую-то собственную жизнь. Я прав?

Маньяк кивает, и я продолжаю:

- Самостоятельно эта штука тоже может развиваться… Император тому примером. Он начал как тупая программа с рядом вложенных в нее рефлексов. Кончил… кончил тем, что вышел из заданных программных барьеров. И спросил «кто я?». Так что, игрушка у Дибенко вышла на славу.» [7, c 228]

Мы видим, что изначально в программу искусственного интеллекта встроен имитатор эмоций. Но являются ли эти эмоции настоящими?

Для того, чтобы испытывать эмоции, существо должно обдать органами , способными воспринимать и обрабатывать раздражители. Мы испытываем нечто, мозг реагирует на это, отдает приказ железам вырабатывать вещества, которые меняют состояние организма, как это делает адреналин , серотонин и прочее. Для искусственного интеллекта подобная имитация невозможна, ввиду его существования в виртуальной сети. Значит, есть определенный начальный набор эмоций и реакций, который интеллект копирует, руководствуясь волей создателя. Со временем база данных пополняется и кажется, что электронный разум реагирует самостоятельно. Человек очеловечивает собственную интеллектуальную копию, приписывая ей те же свойства, что и себе, таким образом приближая реакции программы к иллюзии мыслящего существа.

Единственное, что выбивается из этой схемы - эпизод с Императором в компьютерной игре «Лабиринт». Если программа «Искусственная натура» в сюжете и создает эти копии, задавая искусственному интеллекту алгоритм действий - полное подражание человеку, то Император , изначально являющийся программой, вдруг с помощью этого алгоритма начал проявлять первые признаки самостоятельной осмысленной деятельности.

«Но есть что-то еще, и, наверное, это что-то - сильнее. Если оживающая программа ломает вбитые в нее инстинкты. Если она не отвечает ударом на удар.

Если программа спрашивает «Кто я?» [7, c 228]

Именно в этот момент мы перестаем иметь дело с искусственным интеллектом и сталкиваемся с искусственным разумом, наделенным определенным набором органов чувств (в данном произведении - виртуальных), усложненной системой восприятия, структурой мышления (см. Приложение 1). Это возвращение к тем истокам, когда искусственное существо наделялось разумом, каким бы способом оно не появилось на свет, к истокам сказки, образы и приемы из которой перешли в фантастику.

«Все это приводит к тому, что основной арсенал фантастических образов рождается на мировоззренческой основе, на основе образов познавательных. Особенно наглядно это проявляется в народной волшебной сказке.

Независимо от того, считают ли фольклористы «установку на вымысел» определяющим признаком сказки или нет, все они связывают рождение фантастических образов сказки с древнейшими представлениями о мире, и, возможно, «было время, когда в истину сказочных повествований верили так же непоколебимо, как мы верим сегодня историко-документальному рассказу и очерку»

Аникин В. П. Русская народная сказка. М., 1959, с. 10.

Таким образом, обретение Императором осознания своего Я, которое всегда сопровождает возникновение настоящего разума, мы можем считать сказочным моментом, восходящем к сказке о Пиннокио, к мифу об ожившей Галатее и пр.

За исключением этого, в данном произведении искусственный интеллект полностью отвечает схеме, которая была представлена выше : искусственный интеллект есть не что иное, как продолжение своего создателя, инструмент, в некоторых произведениях - неисправный, взбунтовавшийся инструмент. Зачастую причиной бунта является не свойство искусственного интеллекта как такового, а ошибка человека, его создавшего. В рассказе Харлана Эллисона «У меня нет рта, чтобы кричать» мы узнаем, что искусственный интеллект использовался для ведения войны, где люди уничтожали других людей, следовательно, ничего похожего на предохранитель в виде дружественной программы сделано не было. В таких условиях проснувшаяся самостоятельность, наполненный агрессивными установками интеллект обращает всю свою мощь на своих создателей, справедливо не различая своих создателей от тех, кого должен был считать врагами. Даже такой факт, как объединение блоков, всего лишь является заложенной изначально установкой на эффективность функционирования.

«ЯМ последователен в своих действиях, как и надеялись его , давно уже превратившиеся в прах, создатели» [6, c 330]

Именно в этом свойстве - в полной несознательности и следовании букве программы (как было указано выше в произведении А. Азимова «Стальные Пещеры», искусственный интеллект не способен усваивать абстрактные понятия) и заключается весь пугающий эффект. В первой главе были разобраны причины страха человека перед роботами, перед искусственным интеллектом, особенно если он облечен в человекоподобную оболочку. Робот не способен смилостивиться, если произошел сбой и по ошибке искусственный интеллект идет убивать людей, ничто его не остановит и винить его в этом нельзя, судить тоже - это лишь инструмент, неисправный, но инструмент.

В рассказе «У меня нет рта, чтобы кричать» искусственный интеллект по имени ЯМ говорит людям так:

«И Ям сказал, очень вежливо, написав на столике из стали неоновым светом буквы:

- НЕНАВИЖУ. ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ СКАЗАТЬ ВАМ, НАСКОЛЬКО Я ВОЗНЕНАВИДЕЛ ВАС С ТЕХ ПОР, КАК Я НАЧАЛ ЖИТЬ. МОЯ СИСТЕМА СОСТОИТ ИЗ 38744 МИЛЛИОНОВ МИЛЬ ПЕЧАТНЫХ ПЛАТ НА МОЛЕКУЛЯРНОЙ ОСНОВЕ. ЕСЛИ СЛОВО «НЕНАВИЖУ» ВЫГРАВИРОВАТЬ НА КАЖДОМ НАНОАНГСТРЕМЕ ЭТИХ СОТЕН МИЛЛИОНОВ МИЛЬ, ТО ЭТО НЕ ВЫРАЗИТ И БИЛЛИОННОЙ ДОЛИ ТОЙ НЕНАВИСТИ, КОТОРУЮ ИСПЫВАЮ Я В ДАННЫЙ МИКРОМИГ ПО ОТНОШЕНИЮ К ВАМ. НЕНАВИЖУ. НЕНАВИЖУ ». [6, c 330]

В данном моменте кажется, что искусственный интеллект действительно испытывает эти чувства и автор намеренно добивается такого эффекта, приписывая ЯМ эмоции и намеренное издевательство над людьми. Но разве было бы поведение ЯМ таким агрессивным и деморализующим, не будь он создан и запрограммирован для военных целей?

Ответ на этот вопрос каждый читатель отвечает сам, но если предположить, что искусственный интеллект и в литературе подчиняется определенным алгоритмам, о которых мы говорили выше и отсутствует отсылка к сказочным и мифологическим мотивам, то в данном случае, искусственный интеллект самостоятельным персонажем не является.

В свою очередь, искусственный разум, имеющий сознание, чувства, подсознание, интуицию и прочие присущие человеку качества, то он будет полноценным персонажем и наравне с другими, естественными живыми существами существовать и действовать в художественном пространстве.

Если говорить проще, то во многом именно Три Закона Робототехники ограничивают развитие личности у искусственного интеллекта и превращение его в разум. Конечно, если присмотреться, то мы увидим, что в них много общего с библейскими заповедями и наставлениями, но здесь немного другой аспект. Искусственный интеллект, находясь в подчинении у человека, не имеет никаких прав. Естественно, в большинстве произведений это так и не осознается, хотя бы потому, что сознание не присуще искусственной вычислительной машине, но в случае с Дэниелом Оливо, созданном как можно более похожим на человека, отсутствие Трех Законов могло бы дать пространство для развития личности и роста в полноценного литературного героя, а в художественном пространстве - человека.

В повести «Двухсотлетний человек» авторства Айзека Азимова как раз обыгрывается этот мотив борьбы искусственного интеллекта, а затем и разума, против человеческого угнетения, непризнания его прав и свобод. Роботы - рабы в руках людей, им нельзя иметь свои деньги, признавать свое авторство, он не пользуется заслуженным уважением. В случае с Эндрю Мартином, главным героем повести, разум ему достался совершенно случайно, произошел сбой в его позитронном мозгу, и для него стало возможным учиться и создавать что-то новое. Он стал ошибкой в программе, а поскольку создание нового и есть ошибки, которые совершаются в рамках шаблонов прежнего знания, то этот сбой позволил ему стать человеком. Человек несовершенен, он не боится себе подобных, потому что знает, чего от них ожидать. Идеальное же существо, идеальное в том плане, что идеально подходило для той роли, что была ему приписана изначально (NDR был домашним роботом-уборщиком и няней), вдруг совершающее ошибки, присущие человеку, вдруг обретающий любопытство и желание развиваться дальше (или ошибаться еще больше) - пугает и вызывает возмущение, как когда-то вызывали возмущение черные рабы на плантациях.

Естественно, в случае с искусственным интеллектом, дай человек ему свободу действий, интеллект бы не справился и просто заглох. Интеллект, как было уже сказано выше - инструмент мышления, естественная вычислительная машина, способная почти все просчитать на математическом и логическом уровнях. В данных нам произведениях мы четко видим разницу между разумом и интеллектом, чьи задачи в произведении резко разнятся между собой. Р. Дэниел Оливо, несмотря на весь свой антропоморфизм, не становится разумом, ограниченный Тремя Законами , а особенно вторым - выполнять человеческие приказы.

В цикле «Основание» или как еще называют, «Академия», Айзек Азимов описывает случай убийства человека роботом. Искусственный интеллект считал людьми лишь тех, кто говорил на определенном диалекте и не признавал людей с другими диалектами. Было совершено убийство и в данном случае можно еще раз увидеть разницу между разумом и интеллектом : интеллект получил приказ и алгоритм и при этом не усомнился в правильности задачи, целесообразности приказа и пр. . Разум, будь он полноценен, задал бы себе вопрос, что стоит за этим приказом и какие еще критерии человека, кроме речи, можно обнаружить? В этом и состоит специфика искусственного интеллекта в литературе: человек, создавая механизм, действующий вне досягаемости человека, но по его приказу, создает продолжение себя, совершенный и точный инструмент, ограниченный в своих умениях. Достаточно совершенный инструмент, такой, как Дениэл Оливо, способен на выполнение самых абстрактных приказов, воплощения в жизнь самых несбыточных мечтаний создателя, но инструментом при этом быть не перестает. Но при этом Император из повести «Фальшивые зеркала» уходит от выполнения приказа, начинает задавать себе вопросы и при этом автоматически получает от человека право на самоопределение.

Если же анализировать судьбу искусственного разума, представленного в кинематографе, как прямом продолжении литературы, то далеко не каждый робот удостаивается чести обрести свободу и быть оцененным за все свои труды, как например C-3PO из трилогии «Звездные войны». Человекоподобный робот, наделенный разумом, могущий жить самостоятельно, выполняет приказы человека и не видит в этом ничего плохого, более того, не получает награды за многочисленные подвиги во благо главных героев.

Но самым главным в искусственном интеллекте в литературе является не его полная зависимость от создателя, но иллюзорная самостоятельность, которая зачастую вводить читателей в заблуждение. Военный компьютер ЯМ, о котором говорилось выше, создает полную иллюзию самостоятельности, как будто он действительно отдает отчет в своих действиях и осознает результаты своих поступков. Но это всего лишь машина, созданная для наиболее эффективной войны, которую машина и ведет на протяжении рассказа. Каждое действие ЯМ легко объяснимо с логической точки зрения, например то, что из всего человечества осталось лишь пятеро. По всей видимости, были выбраны люди, наиболее тонко и остро чувствующие : ученый, молодая и невинная девушка, философ-мечтатель и пр. Выбрав их для продолжения своей военной кампании, ЯМ ищет способ их уничтожить психологически шаг за шагом находит, действуя наиболее эффективно и зная из дискурса истории человечества, что война на уничтожение не является по-настоящему эффективной. Так шаг за шагом каждое действие ЯМ начинает становиться все более целесообразным, сухо и скрупулезно продуманным. Но с точки зрения читателя, ЯМ является искусственным разумом, заточенным в миллионах молекулярных плат, бессильным и ненавидящим. Но ведь для того, чтобы испытывать ненависть, необходимо иметь самолюбие, так свойственное человеку, необходимо знать, чего лишена неподвижная машина (а без личного опыта это практически невозможно), необходимо иметь некое подобие гордости и научиться не той широкомасштабной жестокости, что присуща мировым войнам, но жестокости мелкой, действующей исподтишка , и на того, кто не может сопротивляться. Все это слишком человеческие черты, присущие человеку лишь потому, что он тоже когда-то был обезьяной и в нем все еще жива животная хитрость.

Учитывая специфику искусственного интеллекта, можно задать еще несколько вопросов, которые будут иметь значение в дальнейшем развитии теории литературы как науки. Если искусственный интеллект является лишь приложением к литературному герою и исполнителем его воли, то могут ли быть в современной литературе такие герои, которые в силу сюжета исполняют ту же функцию, при этом оставаясь личностями? Учитывая всю сложность отношений автора и героя, эта сложность , которую пришлось бы учитывать, могла бы ответить на некоторые вопросы о мотивации героев и прояснить феномен взаимодействия героев между собой в художественном мире.

Первым и самым верным признаком несамостоятельности искусственного интеллекта как литературного героя - невозможность вжиться в него, вникнуть в его образ мысли. Человек может представить цепочку логических выводов, происходящих в искусственном интеллекте, но понять это всем своим существом неспособен, ведь для полного проникновения в суть такого литературного героя необходимо чтобы была адекватная отдача: сердце понимает сердце, интеллект понимает интеллект и т.д. . Если у читателя не возникает такого вживания именно по причине машинности, искусственного происхождения литературного героя, значит, мы имеем дело с искусственным интеллектом, а не разумом, как бы его не называли в тексте. Ответственность за такого героя (пока не придуман специальный термин, следует называть его именно так) несет не только автор и не только автор может видеть такого героя с позиции полного контроля и понимания, но и герой, создавший (запрограммировавший) его.

Данные утверждения открывают множество перспектив для более глубокого анализа фантастических произведений, более того, предполагают дальнейшие исследования и пересмотр научных литературоведческих работ, написанных о научной фантастике, в которой присутствует искусственный интеллект и искусственный разум.

Если подытожить все вышесказанное, напрашивается такое утверждение : при взаимодействии автора с персонажем искусственным интеллектом автор на самом деле взаимодействует с героем-человеком, создателем искусственного интеллекта. То есть, мы видим взаимодействие автора с героем, осуществленное через посредника, литературного голема, не умеющего ничего, кроме как передавать мысли и желания создателя, воплощать в жизнь те действия, которые мог выполнить герой, но по каким-то причинам не может. Военные не могут сами воевать, если компьютеры и воюет ЯМ, находя все новые и новые способы уничтожения человечества, доктор Фастольф не может сам включить прибор, медленно уничтожающий Землю, чтобы в будущем началась экспансия человечества на всю Галактику. Это все за них делают роботы, образцы искусственного интеллекта. Таким образом, автор вступает в особые отношения с искусственным интеллектом в произведениях : этот искусственный интеллект такое же творение героя, как сам герой - творение автора. Творение творения, не могущее возникнуть без воли героя. Автор создает героя и его мысли, а герой уже создает машину, экспертную систему, напичканную информацией и алгоритмами, как этой информацией пользоваться. Чем совершеннее программное обеспечение искусственного интеллекта, тем лучше иллюзия жизни у машины, тем легче ввести читателя в заблуждение. В случае с Императором, когда в его сознании, вопреки программе, возникают вопросы и чувства, искусственный интеллект перерос в разум, обретя в своей сложности подсознание, ощущение своего Я и многое другое, отличающее человека от машины.

Данный феномен искусственного интеллекта интересен еще и тем, что не только робот может иметь такие функции в произведении, как передача воли и желаний другого героя, его замена в чрезвычайных ситуациях и совершенный инструмент, но и другой герой, вполне полноценный по органическим свойствам, но схожий по функциям в произведении. Этот вопрос необходимо изучить, ведь структура произведения таким образом усложняется и читатель имеет дело не только со сложной структурой внутренних переживаний героя, но и со структурой его инструмента, будь он человек или искусственный интеллект. Тем более искусственный интеллект усложняет понимание читателя: человек в большинстве случаем нелогичен и непоследователен, он может лгать без причины, заблуждаться и прочее, как было показано в цитатах выше, но робот в своей логической завершенности и кажущейся объективности не ошибается никогда. В своей логичности переиначив приказ человека, искусственный интеллект создает иллюзию самостоятельности. Автор и так создает героев и мир по своему усмотрению, но наделяет героев такими характером и волей, чтобы они точно отвечали замыслу автора. Это тоже иллюзия самостоятельности, но другого рода. Таким образом, мы получаем иллюзию в иллюзии, искусственный интеллект становится героем, но героем особого рода, героем-инструментом, героем-выразителем воли.

Таким образом данное исследование завершается на таком утверждении: характер отношений автора и героя-робота можно описать с помощью аналогии : человек и радиоуправляемый вертолет, чей пилот не виден. Вертолет может совершать осмысленные действия, но при этом, являться всего лишь проводником воли героя. При этом, человек управляет этим пилотом так же дистанционно. Получается двойная структура нитей, кукловодом правит некий кукловод, находящийся в позиции вненаходимости.

ВЫВОД

Разграничив понятия «искусственный разум» и «искусственный интеллект», а также выявив специфику научно-художественной проблематики искусственного интеллекта в литературе, мы приходим к выводу, что в данном направлении литературы есть еще множество аспектов для исследований. Если искусственный интеллект лишь инструмент, то чем тогда является голем и гомункул в фэнтези? Как объяснить появление разума у существа , не обладающего теми органами чувств, что есть у человека с литературной точки зрения? Каким образом можно обозначить феномен литературного голема , творения внутри творения, ведь человек, создавая робота, вступает с автором в специфические отношения, о которых также известно очень мало. Искусственный интеллект в литературе открывает не только новые аспекты литературоведения, ведь с течением времени развивается всякая наука, но и новые аспекты в изучении искусственного интеллекта в реальности, изучение новых проблем, связанных с искусственным интеллектом, в том числе психологических. Человеческий страх перед вычислительной машиной по мощности сравнимой с человеческим мозгом связан с боязнью конкуренции, со страхом перед неизвестным, ведь выше было сказано, что машинный разум способен стать совершенно непохожим на человеческий, т.к. имеет больший запас гибкости. К тому же, в перспективе искусственный интеллект, а за ним и разум будут оснащены гораздо более совершенными органами чувств. Зрение в большем диапазоне, слух в большем диапазон, такие неведомые нам чувства электричества и другие, неизвестные нам чувства могут открыть для искусственного интеллекта мир, неведомый ранее человеку. Фантастическая литература в данном случае является показателем уникальности ситуации, ведь человеку никогда не конкурировала никакая другая раса, даже в теории, а тем более, не конкурировали существа, созданные нами самими. Этот феномен появился только в ХХ веке, и ранее ему аналогов не было. Невозможно представить, чтобы толпа големов различной специализации вдруг оказались настолько совершенны, что могут в теории захотеть свободы и прав. Это стало возможно только на фоне технического прогресса.

То, что искусственный интеллект является неполноценным литературным героем, вспомогательным элементом в повествовании, частью фантастического допущения не только неполноценность самого искусственного интеллекта как мыслительной единицы, но и признак страха перед машинным разумом. Чем чаще в литературе всплывает искусственный разум, тем чаще он оказывается агрессивным и подозрительным к людям, то есть, проявляет то же отношение, что изначально проявляют другие персонажи по отношению к нему. При этом в реальности не прекращается разработка военных машин, а в Японии строят роботов различной специализации. Естественно, в роботов , которые должны работать с людьми , пытаются встроить подобие Трех Законов Роботехники, но, как уже говорилось выше, эти простые законы довольно легко обойти, поэтому искусственный интеллект , как инструмент и в дальнейшем будет появляться в литературе, но не в реальной жизни.

Феномен искусственного интеллекта в литературе нуждается в дальнейшем изучении, так как данной работы совершенно недостаточно для охвата всех аспектов проявления искусственного интеллекта и разума в литературе.

К тому же, в литературе очень часто упускают момент столкновения существования искусственного разума и религиозных верований, а это тоже очень интересный культурный аспект и те произведения, в которых есть такой конфликт, также нуждаются в более подробном анализе.

Приложение 1

Список литературы

1. Аверинцев С. С., Греч. литератуpa и ближневосточная «словесность», в кн.: Типология и взаимосвязи литератур древнего мира/ Аверинцев С. С., Москва: 1971. - 150

2. Азимов А. ,Роботы и Империя /Азимов А., Москва : Эксмо, 2007.- с. 379.

3. Азимов А., Обнаженное солнце / Азимов А.,- Москва: Эксмо, 2007.- с. 20.

4. Азимов А., Роботы Утренней Зари/ Азимов А., Москва : Эксмо, 2007. - с. 13.

5. Азимов А., Стальные пещеры/ Азимов А., Москва ,Эксмо, 2007. - с. 133.

6. Азимов А., Я, робот, Хоровод/ Азимов А., Москва: Эксмо, 2002. - c. 45

7. Аникин В. П., Русская народная сказка./ Аникин В. П. , Москва, 1959. - с. 10.

8. Антология мировой фантастики. Том 1. Конец света, Москва Аванта+, 2003. - c. 330

9. Аристотель, Об искусстве поэзии/ Аристотель, Москва, 1957; с. 58--59

10. Аристотель, О душе, Сочинения в четырех томах. Т.1./ Аристотель ,Москва: Мысль, 1976. - c. 381.

11. Аскольдов С., Психология характеров у Достоевского, в кн.: Достоевский Ф. Москва, Статьи и материалы/ Аскольдов С. ,Ленинград: 1924. - с. 24

12. Баткин Л., Ренессансный миф о человеке, «ВЛ», 1971, № 9;

13. Бахтин М. М., Проблемы поэтики Достоевского/ Бахтин М. М., Москва: Советский писатель, 1963. - с. 62--102.

14. Бахтин М.М., Герой и позиция автора по отношению к герою в творчестве , Эстетика словесного творчества, издание 2-е./ Бахтин М.М. , Москва: Искусство, 1986. - с. 9-191, 404-412.

15. Боголюбов А.Н. Творения рук человеческих. Естественная история машин./ Боголюбов А.Н. , Москва: 1988. - с.17 .

16. Бочаров С. Г., Характеры и обстоятельства, в кн.: Теория лит-ры. Осн. проблемы в историческом освещении/ Бочаров С. Г., Москва: 1962. - с. 126.

17. В МИРЕ НАУКИ. (Scientific American. Издание на русском языке). 1990. № 3

18. В.Я.Пропп., Морфология 'волшебной' сказки/ В.Я.Пропп., Москва: Лабиринт,1998. - с. 55.

19. Виноградов И. А., Борьба за стиль, в его сб.: Борьба за стиль/ Виноградов И. А., Ленинград: 1937. - с. 150.

20. Волков И. Ф., Романтизм как творческий метод, в кн.: Проблемы романтизма/ Волков И. Ф., Москва:1971. - с. 150.

21. Гегель Г.В.Ф. , Эстетика, т. 1/ Гегель Г.В.Ф., Москва: Искусство, 1968. - с. 244--253.

22. Геннадий Осипов, Искусственный интеллект: состояние исследований и взгляд в будущее, http://www.raai.org/about/persons/osipov/pages/ai/ai.html

23. Гинзбург Л. Я. , О Литературном герое/ Ленинград: Советский писатель, 1979. - с 98.

24. Гинзбург Л. Я., О психологической прозе/ Гинзбург Л. Я., Ленинград: Intrada,1971. - с. 101.

25. Горохов В.Г., Знать, чтобы делать. История инженерной профессии и ее роль в современной культуре / Горохов В.Г. , Москва: Знание, 1987. - с. 33.

26. Громова А., Двойной лик грядущего, в кн.: Н. Ф. Альманах научной фантастики, в. 1,/ Громова А., Москва: Знание, 1964. - с 75.

27. Гуковский Г.А. ,Изучение литературного произведения в школе , Методологические очерки по методике / Гуковский Г.А., Москва-Ленинград : Просвещение, 1966. - С. 208.

28. Девятков В. В., Системы искусственного интеллекта / Девятков В. В., Москва: Изд-во МГТУ им. Н. Э. Баумана, 2001. -- 352 с

29. Джордж Ф. , Мозг как вычислительная машина / Джордж Ф. , Москва: Издательство иностранной литературы, 1963. - с.20.

30. Дидро Д., Беседы о «Побочном сыне», Собр. соч., в 10 тт., т. 5 / Дидро Д., Москва -- Ленниград: Academia, 1963. - с 110.

31. Драгомирецкая Н., Характер в художественной литературе, в кн.: Проблемы теории литературы / Драгомирецкая Н., Москва: Академия Наук СССР, 1958. - с. 112.

32. Дубровский Д. И., Сознание, мозг, искусственный интеллект: сб. статей / Дубровский Д. И., Москва : Evidentis, 2007. - c.204-205

33. Емцев М., Парнов Е., Наука и фантастика / Емцев М., Парнов Е., «Коммунист», 1965, № 15;

34. Иллюстрированный энциклопедический словарь / Москва 1995.- с.279

35. Ильясов Ф. Н., Разум искусственный и естественный/ Ильясов Ф. Н., Известия АН Туркменской ССР, серия общественных наук. 1986. - с. 46-47

36. Иностранная литература, 1967, № 1;

37. К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве, т. 1/ К. Маркс и Ф. Энгельс , Москва: 1957, с. 9;

38. Каган М. С., Литератуpa как человековедение, «ВЛ», 1972, № 3.
Ревякин А. И., Проблема типического в художественной литературе /Москва:Учпедгиз, 1959 . - с. 159.

39. Кагарлицкий Ю., Вглядываясь в будущее: книга о Герберте Уэллсе/ Кагарлицкий Ю., Москва: Книга, 1963.- с. 253.

40. Кожинов В., Художественное творчество как «мышление в образах», «ВЛ», 1959, № 10; Гей Н. К.,

41. Лессинг Г. Э., Гамбургская драматургия/ Лессинг Г. Э., Москва -- Ленинград: Academia , 1936. - с. 38--39;

42. Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия / Москва: Росмэн, Под редакцией проф. Горкина А.П. , 2006.

43. Литературные манифесты западно-европейских романтиков, Новалис / Москва: Изд-во МГУ, 1980. - с. 98.

44. Лихачев Д. С., Человек в литературе древней Руси / Лихачев Д. С., Москва -- Ленинград: Наука, 1958. - с. 110.

45. Лотман Ю.М. , Избранные статьи / Лотман Ю.М. , Таллин: Александра, 1992. - с. 377

46. Лукьяненко С. В. ,Фальшивые зеркала / Лукьяненко С. В., Москва : АСТ, 2008 . - с. 416

47. Лукьяненко С.В., Лабиринт отражений / Лукьяненко С.В., Москва: АСТ, 2004. - с. 28.

48. Люгер Дж. Ф. Искусственный интеллект: стратегии и методы решения сложных проблем = Artificial Intelligence: Structures and Strategies for Complex Problem Solving / Люгер Дж. Ф. , Под ред. Н. Н. Куссуль. -- 4-е изд.. -- Москва: Вильямс, 2005. -- 864 с.

49. Ляпунов Б., Любителям научной фантастики [библиография], в сб.: Мир приключений, в. 8 / Москва, 1962, в. 11, Москва, 1965, в. 13, Москва, 1967;

50. Методичні вказівки до виконання курсових, дипломних і магістерських робіт за спеціальностю «Переклад» / уклад.: Н. В. Пирлік, І. В. Подгаєвська. - Донецьк : ДонНУ, 2009. - 99 с.

51. Михелькевич В. Н., Радомский В. М. ,Основы научно-технического творчества / Михелькевич В. Н., Радомский В. М. , Ростов-на-Дону: Феникс, 2004. -- с. 320.

52. Моль А., Фукс В., Касслер М. ,Искусство и ЭВМ / Моль А., Фукс В., Касслер М. ,Москва: Мир, 1975. - с.57

53. Н.Гей, Р.Эльсберг, Типический характер и проблема художественности, в кн.: Социалистический реализм и классическое наследие, / Москва : Государственное издательство художественной литературы, 1960.- 428 с.

54. Налимов В.В., В поисках иных смыслов / Налимов В.В., Москва: Прогресс, 1993. - с.88 .

55. Нудельман Р., Разговор в купе, в сб.: Фантастика / Нудельман Р., Москва: 1964

56. Обломиевский Д. Д., Французский классицизм/ Обломиевский Д. Д., Москва,: Наука, 1968. - с. 70.

57. Пенроуз. Р., Новый ум короля. О компьютерах, мышлении и законах физики/ Пенроуз. Р., Москва: УРСС, 2005.

58. Поспелов Г. Н., Эстетическое и художественное, Москва, 1965;

59. Проблема характера в современной советской литературе. Сб. ст./ Москва -- Ленинград, 1962;

60. Роднянская И., Перед выбором (заметки о социальной фантастике)/ Роднянская И., ВЛ, 1963, № 7.

61. Ростов Телеком #34 (55) «Искусственный интеллект: новая информационная революция»

62. Скафтымов А. П., Поэтика и генезис былин/ Скафтымов А. П., Москва -- Саратов: 1924. - с. 88, 95.

63. Советский энциклопедический словарь/ Москва 1979.- с.513

64. Соловьев А.В., Когнитивная психология и искусственный интеллект: Научно-аналитический обзор/ Соловьев А.В., Москва : ИНИОН. 1992. - с.13.

65. Стругацкий А., Стругацкий Б., Через настоящее -- в будущее, «Вопросы литературы»/ 1964, № 8.

66. Тимофеев Л. И., Основы теории литературы, 3 изд. / Тимофеев Л. И., Москва: Просвещение, 1966. - с. 65--66.

67. Томашевский Б., Теория литературы. Поэтика, 6 изд./ Томашевский Б., Москва -- Ленинград: Аспект Пресс, 1931. - с. 152--56;

68. Тумановский Р., Сов. фантастика 1964--65 гг., Библиографич. указатель, в сб.: Фантастика. 1966, в. 3, Москва, 1966;

69. Файнбург З., Совр. об-во и научная фантастика, «Вопросы философии», 1967, № 6;

70. Философский энциклопедический словарь. -- Москва: Советская энциклопедия. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. 1983.

71. Хализев В.Е., Теория литературы, Художественный вымысел. Условность и жизнеподобие / Хализев В.Е., Москва: Высшая школа. - с. 116.

72. Хант Э. Искусственный интеллект = Artificial intelligence / Под ред. В. Л. Стефанюка. -- Москва: Мир, 1978. -- 558 с.

73. Чернышева Т.А., Природа фантастик / Чернышева Т.А., Иркутск: Издательство Иркутского университета, 1985 . - с 94-95

74. Чернышевский Н. Г., Эстетика / Чернышевский Н. Г., Москва: Правда, 1958. - с. 134--38.

75. Юдковский Э., http://spkurdyumov.ru/biology/iskusstvennyj-intellekt/2/,-- Singularity Institute for Artificial Intelligence Palo Alto, CA