Блок а. а. - Он весь — дитя добра и света. .. ".

    Как-то в разговоре с Блоком Ахматова передала ему замечание молодого поэта Бенедикта Лившица, 'что он, Блок, одним своим существованием мешает писать стихи'. Блок не засмеялся, а ответил вполне серьезно: 'Я понимаю это. Мне мешает писать Пев Толстой'. В другой раз, на одном литературном вечере, где они выступали вдвоем, Ахматова сказала: 'Александр Александрович, я не могу читать после вас'. Он с упреком в ответ: 'Анна Андреевна, мы не тенора'. Сравнение это, надолго запечатлевшееся в памяти, было, может быть, подхвачено через много лет в стихотворении, где Блок предстает как 'трагический тенор эпохи'. Ахматова рассказывает дальше: 'Блок посоветовал мне прочесть 'Все мы бражники здесь'. Я стала отказываться: 'Когда я читаю 'Я надела узкую юбку', смеются'. Он ответил: 'Когда я читаю: 'И пьяницы с глазами кроликов' — тоже смеются'.
    Когда я думаю о Блоке,
    Когда тоскую по нему,
    То вспоминаю я не строки,
    А мост, пролетку и Неву...
    Наверное, эти стихи связываются с обликом неповторимого поэта России оттого, что он сумел с редкой художественной силой и убедительностью выразить в своем творчестве и себя, и то время, в которое жил. Личное и общественное так тесно переплелись в его поэзии, что их невозможно отделить друг от друга.
    Гоголевская птица-тройка преображается у Блока в 'степную кобылицу' в цикле 'На поле Куликовом'.
    И вечный бой! Покой нам только снится
    Сквозь кровь и пыль...
    Летит, летит степная кобылица
    И мнет ковыль...
    И нет конца! Мелькают версты, кручи...
    Остановись!
    Идут, идут испуганные тучи,
    Закат в крови!
    Когда читаешь эти стихи, возникает ощущение, что бешеная, захлебывающаяся скачка, которую невозможно остановить, должна завершиться катастрофой. Россия неудержимо несется к своим страшным годам. Это прозрение Блока особенно подчеркивается последними строками, которые означают уже не только человеческий бунт, но и бунт неба.
    У Блока много печальных, тревожных стихов. Он жил в такое время, когда невозможно было ограничиться 'мягкой' лирикой, описаниями красот природы и любовных страданий.
    Поэт спешил жить. И мечтал охватить своими стихами буквально все.
    О, я хочу безумно жить,
    Все сущее — увековечить,
    Безличное — вочеловечить,
    Несбывшееся — воплотить!
    'Над городами стоит гул, в котором не разобраться и опытному слуху, — писал Блок в своем известном докладе 'Народ и интеллигенция', — такой гул, какой стоял над татарским станом в ночь перед Куликовской битвой, как говорит сказание'. После Октябрьской революции поэт снова вспомнил о 'грозном и оглушительном гуле, который издает поток... Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию'. К этому гулу он прислушивался, когда писал 'Двенадцать': 'Во время и после окончания 'Двенадцати' я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг — шум слитный...'
    Пусть душит жизни сон тяжелый,
    Пусть задыхаюсь в этом сне...
    'Блок ждал Командора, — записала Ахматова в своих дневниках. — Это ожидание — также признак людей, обреченных погибнуть вместе со старым миром и чувствующих приближение гибели'.
    Конечно, тонко чувствующая поэтесса меньше всего думала об идеологической концепции стихов Блока, о его личном отношении к переменам в России. Тут все и несколько проще, и несколько сложнее. Ведь настоящий художник — нерв эпохи, провод, по которому пропускает свой ток современность.
    Рожденные в года глухие
    Пути не помнят своего.
    Мы — дети страшных лет России —
    Забыть не в силах ничего.
    Испепеляющие годы' Безумья ль в вас, надежды ль весть?.. Любовь несовместима с жалостью, она же давала поэту твердую веру в Россию, в то, что она выстоит, не погибнет, несмотря на кровь и страдания. Пусть будет больше одной слезой, но все равно все те же 'лес и поле, да плат узорный до бровей' — у России. Кровавый отсвет от дней войны и 'дней свободы' не может затуманить ее 'прекрасные черты'.
    Вообще-то поэт — всегда романтик. Особенно такой поэт, каким был Блок. Вечный поиск красоты, которому он посвятил всего себя, наложил отпечаток и на его творчество, на его художественное мастерство.
    Скамья ладьи красна от крови
    Моей растерзанной мечты,
    Но в каждом доме, в каждом крове
    Ищу отважной красоты.
    Ю.Тынянов писал: 'Блок — самая большая лирическая тема Блока. Об этом лирическом герое и говорят сейчас. Он был необходим, его окружает легенда, и не только теперь — она окружала его с самого начала, казалось даже, что она предшествовала самой поэзии Блока...'
    Как здорово сказано: Блок — тема Блока! Тема самопознания важна для истинного писателя; познав себя, человек познает вселенную. Образ художника всегда многопланов и всегда глубоко индивидуален.
    Простим угрюмство — разве это
    Сокрытый двигатель его?
    Он весь — дитя добра и света,
    Он весь — свободы торжество!