Маяковский в. в. - Я хочу быть понят моей страной. .. "

    Поэт не 'прошел стороной над родной страной'. Он прочно стоит на центральной площади столицы России, он на книжных полках почти каждой квартиры, он в наших сердцах.
    Хотя почему-то не собираются у его памятника, как раньше, безумные российские поэты. Но это время виновато. Извращенное время в стране, проигравшей войну с капитализмом без боя.
    Большой, нелепый, нежный, грубый... Не мужчина, а 'облако в штанах'. Весь одно огромное сердце. Которое болело, болело, болело. Свинцовая пилюля весом в 7,62 грамма навеки излечила эту боль. Наверное, нельзя слишком долго 'стоять на горле собственной песни'.
    Она вошла, резкая, как 'нате!',
    Муча перчатки замш.
    Сказала:
Знаете, я выхожу замуж...

    Как отделить личное от общественного? Особенно если ты 'глашатай и главарь', если ты 'к штыку приравнял перо'? Вряд ли это возможно. 'Я хочу быть понят моей страной...'
    Однажды Маяковский воскликнул: '...в 1916 году из Петрограда исчезли красивые люди!' И засквозила в его стихах тема одиночества: '...какими Голиафами я зачат — такой большой и такой ненужный', '...вот — я, весь боль и ушиб. Вам завещаю я сад фруктовый моей великой души', '...еще одно убила война — поэта с Большой Пресни!'
    Потом началась литературная поделыцина. 'Нигде кроме, как в Моссельпроме', 'Воду пейте оную только кипяченую'... Была еще гордость за партийные успехи, за Советы. 'Читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза!' Читали. Не завидовали — боялись. 'Будто ожогом рот' кривило таможенникам на западных границах. Вселенная спала, 'положив на лапу с клещами звезд огромное ухо'. Приходила Она. Брала его нервное сердце, играла с ним, 'как девочка с мячиком'. Дул ветер 'в соседнем саду'. Было 'Хорошо'. В деревнях сидели папаши: 'Каждый хитр. Землю попашет, попишет стихи'. Жизнь была 'прекрасна и удивительна'. Поэт был уверен, что 'в Це Ка Ка идущих светлых лет' он вместо пропуска с гордостью поднимет аналог партбилета — 'сто томов моих партийных книжек'.
    Но 'время — вещь необычайно длинная, были времена — прошли былинные. Ни былин, ни эпосов, ни эпопей...'
    Значит, это время виновато. Время, отучившее людей смотреть на звезды и называть 'эти плевочки жемчужиной'.